(Наполовину)Человеческая Природа [(Halfway)Human Nature]

2260.73 II

Он медленно просыпается, с трудом приходя в сознание, а сон растворяется вокруг него. Те несколько дней были просто ужасными для них всех – абсолютное дерьмо-шоу, в котором сперва была Нибиру, потом смерть Пайка и их со Споком ссора. Кирк думает, что это было их самое серьёзное противостояние, даже более масштабное, чем после гибели Вулкана, потому что в этот раз он ни на что не пытался спровоцировать Спока – он просто был зол, расстроен и очень, очень одинок. А Спок пообещал, что не отреагирует, однако всё равно отреагировал. На следующее утро, когда они встречались с Маркусом, Спок даже не упомянул об этом. И почему-то от этого стало ещё хуже. Прежде чем он успел хотя бы моргнуть, Хан уже использовал его в своих целях, и варповый реактор вышел из строя, и он умер. После его оперативного воскрешения Спок едва с ним разговаривает, как будто всё это жалкое мероприятие произошло по его вине. Эти два дня, всего лишь сорок восемь несчастных часов, казалось уничтожили все шансы на дружбу между ним и Споком. Очевидно, не имело значения, что буквальные последние слова Спока Джиму на его буквальном смертном одре были подтверждением этой дружеской связи. Что бы Спок об этом ни говорил, друзья не бросают друзей почти на целый год без предупреждения и безо всякой возможности вступить в контакт. Джим не знает, что именно он сделал не так, но знает, что, должно быть, нечто такое имело место. И это то, что он отчаянно пытается исправить с тех самых пор, как открыл дверь в их трижды проклятую общую ванную комнату. Это работало? Он не уверен. А теперь – поскольку, конечно же, это работает – это дерьмо-шоу, в которое внезапно превратилась его жизнь, становится всё грандиознее и грандиознее. Например, чем это было, почти месяц тому назад, когда он думал о том, чтобы трахнуть Спока. Ладно, не думал. Фантазировал? Он был вынужден признать, что это звучало похотливо даже для него самого. В своё оправдание, я находился под давлением. Но не мысль о трахе была реальной проблемой. Он не хочет думать о реальной проблеме. Джим лежит в кровати и вздыхает. С душераздирающей уверенностью человека, который часто бывает измучен, он знает, что сон этой ночью будет для него неуловим. Раздражённый как на себя самого, так и на Спока, он встаёт с кровати и тихонько направляется в тёмную ванную, чтобы плеснуть себе в лицо холодной водой. Спок. Боже. Он трясёт головой, капли воды разлетаются в стороны. Спок – это тот, с кем он хочет иметь дело в последнюю очередь после ночного кошмара и в преддверии ещё одной бессонной ночи. Кирк надеется, что тот не проснётся… – Джим? – внезапно окликает Спок, бестелесный голос, доносящийся из темноты. Кирк от неожиданности дёргается, едва не вписавшись головой в шкафчик над умывальником. – Господи, ты меня напугал. Я не хотел тебя будить. Голос Спока такой же мягкий и бесстрастный, как и всегда. – Вы не разбудили меня, я просто медитировал. Всё хорошо? Вы обычно не бодрствуете в такое время. – Ага, – говорит Джим, – мне только что приснился странный сон. – Он собирается оставить всё как есть и вернуться в постель – не ссорься с ним, вы наконец-то справляетесь с этим, не поднимай эту тему, если ты можешь об этом забыть, может быть, всё будет в порядке – но его усталый рот начинает говорить раньше, чем мозг успевает его догнать. – Ты помнишь ту ссору между нами сразу после смерти Пайка? Когда ты явился ко мне домой и пообещал не сердиться, а потом ужасно рассердился и ушёл? Спок молчит так долго, что Джим мысленно проклинает себя за то, что вообще упомянул об этом. Ну вот, как всегда, опять всё портишь. И только он собирается забить на это безнадёжное дело и вернуться в свою каюту, как Спок появляется в дверном проёме ванной. Он одет в удобную на вид гражданскую одежду и босиком. Это зрелище по какой-то неизвестной причине ошеломляет Джима. – Правда в том, что я ушёл не из-за гнева на Вас, но из-за гнева на себя самого, – он осторожно опирается рукой на дверной косяк, из-за чего эта поза у двери кажется несправедливо профессиональной и собранной. – В ту ночь Вы сказали, что я не позволял себя узнать. Это до сих пор так? Что-то в его голосе на секунду меняется, но Джим не может сказать точно, как именно и что это могло бы означать. Он на мгновение задумывается, скрестив руки на груди и упираясь бедром в тумбочку. – Думаю, теперь я знаю тебя лучше, – говорит он в конце концов. – Но по большей части это связано с тем, что Звёздный флот где-то протупил с планировкой, и теперь у нас общая ванная комната. Если бы этого не произошло, то я даже не знаю, кем бы мы были друг для друга. – Если не принимать во внимание ошибки планировки, – говорит Спок, а на его лице на секунду появляется полуулыбка. – Я благодарен за то, что мы друзья. Кирк недовольно хмурится. Совершенно неудивительно. Спок, как это часто бывало, задел своими словами по больному. Ладно, сейчас или никогда. Наверное. Он глубоко вдыхает и думает: не налажай с этим. – Это не меняет того факта, что после Хана ты игнорировал меня целый год. Я не буду лгать и признаю, что был несколько удивлён, когда ты снова появился на собрании перед миссией, – он барабанит пальцами по столешнице, избегая взгляда Спока. – Я не думал, что ты вернёшься, – это то, что ему хотелось сказать в течение многих месяцев. – Я тоже не думал, что вернусь, – очень тихо отвечает Спок. Это даёт ему время на размышления. – Что ты имеешь в виду? – Компьютер, свет на двадцать процентов, – говорит Спок. Они пялятся друг на друга, моргая какое-то время после того, как компьютер выполняет приказ. Если бы Джим был ещё более уставшим, он бы сказал, что Спок выглядит почти… нервным, стоя в дверном проёме. Он глубоко вдыхает, похоже, в попытке успокоиться. – Когда я отправился на Новый Вулкан после Вашей выписки из больницы… Я был намерен уйти в отставку. Я уехал, чтобы повидаться с отцом и пройти Колинар. Джим резко втягивает воздух, и Спок приподнимает бровь. – Я полагаю, судя по данной реакции, что Вы знаете, что собой представляет данный ритуал? Он потрясён. Он слегка встряхивает головой, чувствуя так много всего, чему не может дать названия, и две вещи, которые он может назвать: гнев и разочарование. – Ты отправился на Новый Вулкан, чтобы избавиться от эмоций. Стать полностью вулканцем и уйти из Звёздного флота. И ты никому не сказал? Даже при том, что знал, что больше никогда нас не увидишь? – Волна раскалённого докрасна негодования угрожает затопить его желудок, но он подавляет это, заставляя свой голос успокоиться. – Почему? Спок не имеет право выглядеть таким встревоженным. – Сказать, что я не желал возвращаться, было бы неправдой, но мои поступки выдают меня, – он сводит брови к переносице и сжимает рот в тонкую линию. – Я пытался пройти Колинар, но не смог. Мне не хватило контроля. – Это не ответ на мой вопрос, – говорит Кирк. Он проводит рукой по лицу, пытаясь подобрать слова. – В ту ночь, когда мы поссорились, ты сказал мне, что если я думаю, что безразличен тебе, то я совсем тебя не знаю. Выходит, я тебя всё же не знаю. Ведь если мы были тебе небезразличны, то почему ты хотел нас покинуть? – Почему ты хотел бросить меня? Эти слова бурлят в его горле, но он сдерживает их изо всех сил. – Я просто не понимаю. – Я тоже не понимаю, – тихо отвечает Спок. – Это отмазка, и ты это знаешь. Спок поднимает бровь, но в его взгляде не так много силы, как обычно. – Я не знаю, что Вы хотите, чтобы я Вам сказал. – Как насчёт правды? – кричит Джим, но весь гнев, который он пытался вложить в свой голос, заставляет его звучать жалобно. – Ты говоришь мне, что мы друзья; ты говоришь мне, что я тебе небезразличен; ты говоришь мне, что хочешь быть здесь; но как я могу в это поверить, когда выясняю, что ты собирался уйти? Что ты хочешь уйти? Ты бросил нас на целый год, Спок, а потом вернулся и притворился, что этого никогда не происходило? Что мы каким-то образом успокоимся и сможем об этом забыть? Потому что, знаешь ли, я не забыл об этом. Он вздыхает и отворачивается. Ему невыносимо смотреть Споку в глаза и задаваться вопросом, не прячется ли в этом взгляде печаль, неодобрение или гнев. Решил уйти. Как и все остальные важные люди в его жизни. Он надеялся, что Спок будет лучше, но эта надежда была порождением юности и наивности, и умерла вместе с ним. Он пытался обрести эту надежду вновь, с тех самых пор, как открыл дверь в ванную, но это, похоже, бессмысленно. Наконец он находит слова, но голос, который звучит, слишком тихий и уверенный, чтобы быть его собственным. – Если ты хочешь уйти, то просто уходи. Я одобрю перевод или выделю тебе шаттл – всё, что тебе угодно. Я не буду тебя останавливать. Я даже не буду возражать, если ты никогда больше не захочешь разговаривать ни с кем из нас. Но я буду возражать, если ты назовёшь меня другом, а потом отвернёшься от меня без предупреждения. – Это не то, чего я желаю. – Так чего же ты хочешь? И не лги мне, – он устал от этого разговора. Он устал от Спока. Он устал и точка. – Капитан, Вы знаете, что вулканцы не могут лгать. – Тогда не уклоняйся от меня. – Вулканского чая с пряностями, – произносит Спок после мучительно долгой паузы. Джим всё ещё не смотрит на него. – Не реплицированного, а настоящего чая с пряностями из мира, которого больше не существует. И снова почувствовать себя по-настоящему согревшимся, хотя я и нахожусь в нескольких световых годах от любой пустыни. И множество других вещей, о которых я не могу рассказать даже Вам. – Я буду иметь это в виду, – разочарованно отвечает он. – Спокойной ночи. И хотя Спок начинает что-то говорить, Джим закрывает дверь ванной и приказывает компьютеру заблокировать её, прежде чем успевает услышать эти слова. Когда он возвращается в постель и не может заснуть, он позволяет себе роскошь подумать об этом. О реальной проблеме. Он так долго убегал от неё, но, кажется, это неизбежно. Я влюблён в него. Как только эта мысль оформляется в его сознании, наступает абсолютный покой. Я влюблён в него, и ни черта для него не значу. Он такой же, как и все, кого я когда-либо любил. И когда я поумнею?