(Наполовину)Человеческая Природа [(Halfway)Human Nature]

2260.98

Дверь за Джимом с шипением закрывается, и он тут же опускается на пол, едва сдерживая стон. Голова болит. Грудная клетка болит. На самом деле, болит всё. Один глаз опух так, что не открывается, а лоб покрыт чем-то влажным, и он совершенно точно не хочет разбираться, чем. Всего лишь какое-то торговое соглашение. Серьёзно. Он на мгновение закрывает глаза, но затем через ванную до него доносится голос Спока. – Капитан? С Вами всё в порядке? Он не отвечает. После целого дня торговых переговоров, которые он только что закончил, он действительно ни с кем не хочет говорить, даже со Споком. – Я знаю, что Вы там, Джим, – говорит Спок, а его голос смягчается. – Я слышал, как закрылась дверь. Он громко вздыхает и поднимается на ноги. Соседи по комнате. Он думал, что избавился от таковых по окончании Академии. Разве весь смысл быть грёбанным капитаном не в том, чтобы время от времени побыть в тишине и покое? – Я норм, Спок, – наконец отвечает он, для устойчивости опираясь на закрытую дверь. – Нет необходимости хмурить свои острые брови по этому поводу, – тот факт, что отношения между ними улучшились, и больше нет неопределённости, и больше нет избегания друг друга в расписании смен, и они снова на пути к тому, чтобы стать друзьями, – это вовсе не означает, что он хочет, чтобы Спок его видел. – Я слышал, что арканианцы не были заинтересованы в продолжении переговоров. Это странно, поскольку в прошлом они вели с нами торговлю. Я полагал, что это должно было быть не более чем формальностью. Джим тихо посмеивается про себя. – Преуменьшение века, блядь. Тебе бы следовало быть там, ты бы это оценил. – Боюсь, я не понимаю, что Вы хотите этим сказать, – говорит Спок. Судя по его голосу, похоже, что он подошёл к своему дверному проёму их общей ванной комнаты. Кирк корчится и садится на край кровати, стараясь не показывать своё лицо стоящему в другом конце помещения Споку. – Знаешь, ты мог бы попытаться поспорить с ними с точки зрения логики, возможно даже проделать этот свой забавный нервный захват на некоторых из них. Ты говоришь, что не принадлежишь к жестокой расе, но я видал, как ты укладывал штабелями других офицеров в… как называется это боевое искусство, которым ты занимаешься? Суус… Ман? Он слышит, как в голосе Спока мелькает полуулыбка. – Suus Mahna, Джим, – отвечает тот, слово без усилий соскальзывает с языка. Но затем его голос становится встревоженным. Если Джим сосредоточится, то сможет практически почувствовать приподнимание брови. – Это… прошло не легко для Вас. Конкретизируйте. Я избежал слухов, поскольку сегодня работал над проектом. Я не осознавал, что обыденный характер переговоров требовал моего присутствия и наблюдения с мостика. Джим вытирает лоб ладонью и морщится, когда видит на ней красные потёки. В какой-то момент ему придётся умыться, почему бы не сейчас? Он наконец поворачивается к Споку, готовясь к полному спектру неудовольствия со стороны своего первого офицера. – Оказывается, арканианцы во много раз сильнее людей. И я, будучи капитаном, принял на себя всю основную тяжесть их неуважительного обхождения. Брови Спока встревоженно сдвигаются, но почти сразу же его лицо возвращается в индифферентное состояние. – Почему Вы не отправились в медицинский отсек? – спрашивает он, а затем: – Почему Вы немедленно не транспортировались назад? Джим пожимает плечами. – Я думал, что смогу всё утрясти. Полагаю, я ошибался. Кроме того, у меня всё в порядке, разве нет? Как бы то ни было, у Боунса достаточно забот с выжившими после крушения «Канарина», которых мы подобрали на прошлой неделе. У меня есть гипоспреи и антисептик, и я совершенно уверен, что у меня нет сотрясения. Я оставлю запись об этом в Журнале Капитана. Но Спок уже вовсю роется в шкафчиках их ванной комнаты, а мгновением позже подходит с аптечкой, которая была спрятана в дальнем углу. – Идите сюда, капитан, – произносит он голосом, не допускающим возражений. Джим вздыхает. Именно поэтому он и не хотел разговаривать со Споком. – Я сам справлюсь с этим, спасибо, – говорит он. – Мне не было известно, что я предоставил Вам выбор, Джим, – всё так же непоколебимо заявляет Спок. – Я не думаю, что ты можешь мне приказывать, – огрызается Джим, но всё равно идёт к нему, по пути сбрасывая ботинки. Он пытается улыбнуться, но улыбка превращается в болезненную гримасу. – По крайней мере, мы сегодня не спорим, так что ты не уйдёшь до того, как успеешь меня подлатать. Или не прямо сейчас, по крайней мере, – последняя фраза была акцентирована шутливым тоном, и он почти обмякает от облегчения, когда Спок сразу же не напрягается. Вместо этого Спок приподнимает бровь, одаривая его одним из тех взглядов, которые говорят: Вы не настолько забавный, каким себя считаете. Но затем его глаза становятся серьёзными. – В таком случае, называйте это извинением за все те разы, когда я должен был остаться и позаботиться о Вас, но не сделал этого. – Ты уже извинился, – говорит Джим и каким-то образом понимает, что именно это и имел в виду. – И мне не нравится ссориться. При этом Спок фыркает в своеобразном подобии смешка. – Ваш синяк под глазом утверждает обратное. И я слышал много историй от лейтенанта Ухуры. Он ничего не может с собой поделать и смеётся, а затем подавляет болезненный стон, когда его рёбра охватывает боль. – Я имел в виду – ссориться с тобой. Встревоженный взгляд Спока вновь превращается в нечто нечитаемое, но, по крайней мере, напряжение исчезает. – Я вынужден согласиться. И я благодарен за Вас и за нашу дружбу. Однако я был бы намного более благодарен, если бы Вы перестали попадать в подобные ситуации, – в его голосе очевидна саркастическая усмешка, и это заставляет Джима улыбнуться в ответ. – Расскажи это Боунсу, он видит меня по уши в этом дерьме гораздо дольше, чем ты. Он видит себя в зеркале лишь на мгновение, и, боже мой, он хреново выглядит, прежде чем Спок жестом предлагает ему сесть на тумбочку. В ином другом случае он бы так не поступил, но Спок размахивает гипоспреем почти так же угрожающе, как Боунс, и, честно говоря, он слишком устал, чтобы возражать. Поэтому осторожно садится, чтобы не давить на рёбра ещё сильнее. Рот Спока сжат в тонкую линию, и он осторожно приподнимает голову Кирка, поддерживая рукой за подбородок, и поворачивает её слева направо, внимательно рассматривая повреждения. Что бы он там ни увидел, его лицо при этом омрачается. – Позволите говорить откровенно, капитан? – жёстко спрашивает он сдержанным голосом. Кирк фыркает. – Мы в своих чёртовых каютах, Спок. Спок склоняет голову в знак согласия, поднимая глаза от подбородка Кирка вверх. Его тёмный взгляд крайне серьёзен, когда встречается со взглядом Кирка. – Зная то, что я знаю теперь, я был бы более чем счастлив попрактиковаться в Suus Mahna на некоторых арканианцах, – говорит он. Одним внезапным и удивительно плавным движением он устраивается между ног Кирка, прижимая мокрую тряпку к его лбу. Кирк прикрывает глаза, пытаясь облокотиться на зеркало, но Спок ловит его за плечо железной хваткой. – Сядьте ровно, капитан, – указывает он с кривой, едва заметной усмешкой на губах, – или я буду вынужден ввести Вам успокоительное. – И окажешься на ближайшей планете L-класса, – огрызается Джим, но реальной угрозы в его словах нет. В глазах Спока искра веселья, когда он проводит тряпкой по порезу на лбу Джима. Нежно и так мягко Спок завершает свой заботливый труд на лбу Джима, накладывая мазь с антибиотиком и небольшую повязку на порез. Нежно и так мягко он ощупывает синяк под глазом Джима и ушибленную щёку, нанося на них обезболивающий крем. Нежно и так мягко он стирает засохшую кровь с разбитой губы Джима. Они так близко друг к другу. Джим уверен, что только из-за болезненной пульсации в голове и измождения у него уходит так много времени, чтобы осознать, насколько близко. Он сам сидит на тумбочке в ванной, широко расставив ноги и вцепившись руками в край, словно от этого зависит его жизнь. А Спок стоит между его ног, одной рукой придерживая Джима за плечо, а другой обхватывая его подбородок. Как будто весь мир спотыкается, и время движется рывками, а не течёт, как тихая река. Большой палец случайно касается его губы и замирает в уголке его рта. Спок поднимает взгляд, прерывая своё скрупулёзное изучение. И отводит глаза снова почти так же быстро. Время измеряется в отдельных, рваных мгновениях, обозначенных лишь его учащающимся сердцебиением. Когда он вдыхает, совсем легонько, то запах Спока, этот лёгкий и чужеродный аромат благовоний, наполняет его нос. Когда он выдыхает, совсем легонько, то неизменная чёлка Спока взлохмачивается от краткого порыва воздуха. Он так устал. И он видит причину происходящего в этом и в своём стремительно утекающем контроле над импульсами, когда опускает голову на плечо Спока. Они не ссорятся. Спок не презирает его, а он не презирает Спока, и за последние двадцать с лишним странных дней они восстановили некоторое ощущение их прежнего состояния равновесия. Но кое-что изменилось. Он не знает, что именно, и изменилось ли это к лучшему или к худшему, но это произошло. Возможно, поэтому он и поступает вот так, в надежде, что всё изменилось в правильном направлении. Возможно, он ошибается и прыгает в бездну, на дне которой разбитое сердце. Но прямо сейчас он просто устал и не в состоянии предотвратить падение. Уткнувшись носом в серый нерегламентированный свитер Спока, он просто дышит, позволяя запахам их комнат омывать себя. Это маленький дом, здесь, среди звёзд. – Сегодня было полное дерьмо, – говорит он, а голос приглушён набившимся в рот свитером. – Мерзкое, вонючее дерьмо, – несвязно, спутанно. Он словно парит в невесомости, а время движется рывками, и от усталости его мозг превращается в тесто. Лишённый разумных мыслей или сознательности, он разжимает руки, которыми крепко хватался за край тумбочики, и слабо обхватывает торс Спока. Это не столько объятие, сколько попытка обернуться вокруг него, и пальцы Джима, наконец, находят пристанище на талии Спока. Спок ничего не говорит, лишь делает лёгкий выдох, который Джим даже и не заметил бы, не будь тот дрожащим и не будь они прижаты друг к другу, эмоционально и физически, сотнями крошечных способов. Рука на его плече медленно соскальзывает на спину, сжимая его окровавленную форменную рубашку. Другая рука Спока тоже обивается вокруг него, пока это не превращается в объятие при свете флуоресцентных ламп их ванной комнаты. Джим закрывает глаза. – Мне следовало быть там, – тихо говорит Спок после долгого молчания. Его голос отзывается в ухе Джима, прижатом к его груди. – Если бы я был там, они бы Вас не тронули. – Если бы ты был там, – улыбается Джим, – мы бы всё-таки заключили бы это торговое соглашение. Никто не может устоять перед вулканцем. – Вы можете, – шепчет Спок. Его руки на спине Кирка обжигающе горячие. Аромат благовоний и сухих пустынных трав, которые Джиму незнакомы, – это всё, что он ощущает. – Всё меньше и меньше, – бормочет он наконец. – Всё меньше и меньше.