(Наполовину)Человеческая Природа [(Halfway)Human Nature]

2260.105 V

Где-то ближе к концу альфа-смены на корабле становится тихо, и по всем палубам разносится объявление Сулу о том, что корабль припарковался на ночь на границе исследованной зоны. Они связываются с Сареком, лицо которого приобретает почти что лиловый оттенок, а затем уже тот выходит на связь с Командованием Звёздного флота, и им обоим приходится побеседовать с Комаком второй раз за день и разобраться с последствиями дел, которые они наворотили. Комак также брызжет слюной, как только узнаёт обо всём, но, как он заявляет Сареку, которому каким-то образом удаётся стать ещё более лиловым, это не противоречит регламентам. Спок и Кирк, само собой, уже всё это знают, но кивают просто потому что. В разгар всего этого коммуникатор Кирка пищит. Это личное сообщение от самого Комака, который замолчал, чтобы позволить Сареку продолжить ещё одну очень спокойную вулканскую тираду. (Вероятно, это больше никому не кажется тирадой, но Кирк находился рядом со Споком уже достаточно долго, чтобы понимать, когда вулканцы вне себя, а Сарек просто в ярости.) В сообщении говорится: Должно быть, ты реально глубоко увяз в этом. Никогда в жизни не видел, чтобы ты цитировал столько правил, даже на том слушании против тебя в Академии. Так и есть, сэр. Это всё, что он может сказать. Его коммуникатор пищит снова. Покойный Пайк принимал ставки на то, сколько времени это займёт. Кирк едва не давится воздухом, с трудом сохраняя невозмутимое выражение лица, стремительно превращающееся в ошеломлённое. Он уже было собирается напечатать что-то в ответ, когда Сарек заявляет: – Ты должен быть со своим народом, Спок. Легкомысленность мгновенно испаряется. На мгновение Кирк напуган, ужасно напуган, но он чувствует – не печаль, не сожаление – а нахлынувшую на него внезапную волну гнева от находящегося рядом Спока. – Мой народ, – произносит Спок напряжённым голосом, – довёл до моего сведения, что меня следовало отбраковать при рождении. Мой народ никогда меня не уважал. Никогда не хотел меня. Вы с мамой хотели меня, и у меня нет ничего, кроме благодарности, за то, что вы привели меня в эту вселенную. Но мой народ никогда не выказывал мне ничего, кроме неуважения и жалости. Это твой народ, отец. Я буду вулканцем. Я являюсь вулканцем. Я не принадлежу Земле, и я буду рад оказать помощь Новому Вулкану по мере своих сил и возможностей, когда вернусь в следующий раз. Но моё место здесь. Эти люди, на этом корабле, – это мой народ. Я выбрал их. Они выбрали меня. – Ты настолько уверен в этом, – говорит Сарек. Он, кажется, не в состоянии это понять. – Я был уверен в этом очень давно. Ты просто никогда этого не видел. Помни, отец, что тебя не было бы в живых, если бы я не выбрал Звёздный флот. Мы с тобой погибли бы в нашем мире. Мой выбор – это причина, по которой мы оба выжили. Осторожно убедившись, что он вне поля зрения камеры, Кирк берёт Спока за руку. Он не уверен, что ему это позволено, но плечи Спока вздрагивают, совсем капельку. Вспышка благодарности проносится по его телу из той точки, где соприкасаются их пальцы. Затем Сарек молчит довольно долгое время. Его лицо будто окаменело. Наступает такая затянувшаяся и неловкая тишина, что Комак выглядит готовым сказать что угодно, лишь бы только снять это напряжение, но затем Сарек глубоко вздыхает. Когда он начинает говорить, его голос исполнен эмоций, которых Кирк никогда не слышал во время своих взаимодействий с ним, даже после гибели Вулкана. – Твоя мать гордилась бы тобой, – говорит он. А затем, после паузы: – Как и я. – Он моргает один раз, дважды; эта нерушимая маска ещё чуть-чуть и треснет. – Я даю тебе свое благословение. Оставайся на «Энтерпрайз». – Благодарю тебя, отец, – отвечает Спок, склоняя голову. – Живи долго и процветай. Сарек кивает ему, и экран гаснет. Комак остаётся на связи, приподняв брови. – Ладно, – говорит он через секунду. – После этого… интереснейшего обмена мнениями, я думаю, вопрос решён. С нашей стороны всё улажено. Мы попросим кого-нибудь обновить ваши… мм… статусы. Для будущих назначений, – он пристально разглядывает их сверху вниз, но затем его глаза становятся капельку добрее. – Пайк гордился бы вами обоими, вы это знаете? Флоту с вами повезло. Спок и Кирк кивают в знак благодарности, а Комак хлопает в ладоши. – Думаю, всё, что осталось теперь сказать, это: удачи, – а потом он внезапно усмехается им, и в этом проскальзывает лёгкий юмор. – Не облажайтесь. Экран становится чёрным, и Кирк с облегчением выдыхает. Когда он бросает взгляд на стоящего рядом Спока, чья спина по-прежнему прямая, как у идеального солдата, лицо того выглядит чуть более расслабленным. Его рука подрагивает в хватке Кирка. – Ты в порядке? – спрашивает Кирк. Спок на секунду задумывается, всё ещё пялясь в чёрный экран. И наконец, наконец, он поворачивается к Джиму. – Да, – отвечает он, а его голос звучит удивлённо. – Полагаю, что да. Полагаю, что я действительно в порядке. Кирк ухмыляется ему в ответ. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Радость от этого осознания могла бы поглотить его целиком. – Лучше бы тебе быть в порядке. Нам предстоит много работы. ***** Той ночью Кирк просыпается посреди гамма-смены. Это один из тех снов без сновидений, погружение в которые он даже не в состоянии вспомнить до того, как обнаруживает себя проснувшимся. Фактически, он не помнит даже как возвращался в свою каюту и ложился в кровать. Свет выключен, только аварийные огоньки по углам комнаты уютно мигают знакомым красным цветом. А рядом с ним слышится ровное дыхание. Это настолько очевидно комната Спока, что он мгновенно понимает, где находится, ведь она вся пропитана слабым ароматом благовоний. Крохотные вулканские колокольчики на комоде Спока издают тихий перезвон, когда кто-то проходит мимо снаружи и стук шагов отражается от пола. Теперь он вспоминает. Они разговаривали и любовались звёздами, а затем Кирк плюхнулся в кровать, собираясь через минуточку уйти к себе и намереваясь таким образом проявить уважение к тому, кем друг для друга они являлись, но затем накопившаяся за день усталость одержала над ним победу. И Спок был с ним. Позволил ему остаться. Несколько секунд необходимы ему для осознания, что лишь прошлым утром он впервые проснулся в постели Спока. А накануне вечером были бар, танец и сигарета. А ещё раньше был чай. Он тихонько улыбается про себя. Прошло меньше двенадцати часов с тех пор, как он врезал тому вулканцу. Это было так недавно и в то же время так давно. За столь короткое время весь его мир перевернулся с ног на голову. Но, думает он, поворачиваясь взглянуть на очертания тела Спока рядом в темноте, мир постоянно переворачивался и раньше. Он знал это с самого начала: они связаны друг с другом в каждой существующей вселенной. В любое время, в каком угодно мире они найдут друг друга. Не существует иного пути, кроме этого, и нет другого места, где он хотел бы оказаться, кроме этого. Нечто в его теле, в его душе – пребывает в покое, как будто это конец долгого путешествия, словно это возвращение домой, которого он никогда не ожидал, и теперь, наконец, он может обрести покой. Он думает о сообщении Комака. Пайк принимал на вас ставки. Он думает о своём отце. Милая, ты меня слышишь? Он думает о Боунсе и о медицинском журнале, который он прослушал. Уже прошло два года с момента их встречи, а они до сих пор ничего не поняли. Он думает о Сареке. Твоя мать гордилась бы тобой. Он думает о Споке, вцепившемся в его руку под камерой, как будто она была единственным якорем, привязывающим его к земле. Как будто гравитационные системы перестали работать. Это мой народ. Он думает о мальчике, несущемся в красном Корвете к скале и мечтающем обрести семью. Просвети меня ещё разок. Нет другого места, где он мог бы оказаться, кроме этого. – Ты думаешь слишком громко, – ворчит Спок, лёжа рядом с ним и наполовину уткнувшись лицом в подушку. Человек и вулканец одновременно, и это так правильно, верно от и до. Потому что, разумеется, Спок здесь – здесь и нигде больше. Что-то в его груди выходит из-под контроля – это чувство завершённости, которое ранее он испытывал лишь дважды: при встрече с Боунсом и впервые усевшись в капитанское кресло. Как вышло так, что ему настолько повезло? – Верить в везение – значит заблуждаться, – бормочет Спок. – Мы с тобой боролись и многим жертвовали, чтобы оказаться здесь. А теперь, я прошу тебя, перестань думать, или завтра во время альфа-смены ты будешь функционировать неоптимально. Поскольку мы собираемся направиться в неизвестность, было бы разумно, чтобы капитан был в своей лучшей форме на случай любых трудностей, с которыми мы можем столкнуться. – Рука обвивает его в сонном движении. – Теперь, чтобы заставить тебя послушаться, я могу воспользоваться инструментами, которые не мог применять раньше, когда был просто первым офицером. – Рука обнимает его крепче. Кирк насмешливо фыркает. Он пока не знает, кем именно они являются, и как это делать, или даже что с этим делать, но впервые за долгое время его шаги легки, его плечи расправлены, и он с нетерпением желает обо всём узнать. Мой народ, как назвал их Спок. Это и его народ. Его корабль в глубоком космосе. Наконец, наконец, он это нашёл. Нашёл Спока. Что нашёл, то моё, думает он с весёлым удивлением, а рука Спока снова обнимает его покрепче. В комнате тихо, темно и спокойно. Когда он засыпает, ему снятся звёзды.