Wheel of the Year

——

      Чонгук воспитывался в семье, состоящей только из альф: его отца и двух старших братьев. Их папа погиб от неведомой болезни, когда Чонгук только-только научился ходить. Он почти не помнил папу-омегу. Только то, что у него были нежные руки и ласковый голос. Чонгук не смог получить от него тепла и любви в том объеме, в каком получили его старшие братья, но Юнги и Намджун научили его многим важным вещам.       Они часто рассказывали маленькому Чонгуку истории о папе, сказки, которые папа рассказывал им, и пели ему песни. Чонгук впитывал это и мечтал о собственном омеге, который будет сидеть у очага и петь колыбельные его детям.       Постепенно старшие братья оставили дом и создали свои семьи, и Чонгук тоже покинул дом, построив свой собственный. Он долго растил сад вокруг, наполнял дом вещами и делал его уютным для будущей семьи.       Когда ему исполнилось восемнадцать, на очередной летней охоте он не увидел омеги, за которым хотел бы погнаться, и вернулся домой, а на следующий день заметил Сокджина. После этого все его помыслы были посвящены только ему. Его красоте, его силе и его будущему.       Отец учил его, что предназначенный омега обязятельно полюбит Чонгука, ведь так решили боги и сама Природа. Чонгук ждал взросления Сокджина с замиранием юного сердца. Он готовился поймать его на охоте и одарить щенками, сильными и выносливыми, чтобы Сокджин был счастлив растить их вместе с ним.       Чонгук хотел свою семью так сильно, что ни дня не проходило, чтобы он не подумал об этом. Щенки его братьев забавляли его. Намджун был счастливым отцом двойни альф, а Юнги был одарён богами особенно богато — у него были близнецы альфа и омега, что считалось удачей из удач и сулило счастье семье. Оба брата одинаково сильно любили своих детей, поэтому Чонгук, глядя на них, даже не думал о том, чтобы его любовь к детям зависела от их пола. Его дети-альфы станут его наследниками, а дети-омеги продолжат род своих будущих альф. Каждый будет важен, каждый выполнит предназначенную ему богами роль.       Сокджин виделся Чонгуку очень подходящим для деторождения. Высокий, сильный и энергичный. Все альфы в роду Сокджина были выносливыми и крепкими, а значит и его дети будут похожими.       Чонгук ни за что бы не подумал, что им с Сокджином выдастся такая судьба. Что они столкнуться со смертью детей. Чонгук чувствовал свою вину и понимал животное право Сокджина распоряжаться своим потомством, но не мог принять того, что всё это случилось с ними, с его семьёй, о которой он так долго мечтал.       Боги точно были замешаны в этом, и Чонгук начинал сомневаться в них. Они разбили ему сердце, не дав Чонгуку никакого выбора, решив всё за них всех. Чонгук ведь всегда исправно служил богам, почитал традиции, и делал для Сокджина всё, что альфа мог сделать для своего омеги, когда они стали семьёй. Он поступал в точности с тем, как его учили. Почему Сокджин ненавидел его? Почему отказался от их детей? И почему боги не захотели остановить это?       Чонгук не понимал.       Пока он нёс Сокджина домой, тот покорно находился в его руках, тихо дыша, и не проявлял больше никакой агрессии. От него пахло новорождёнными детьми, кровью и лесом. У Чонгука наворачивались слёзы, и он ничего не мог с собой поделать. Он оплакивал своих детей и Сокджина, поступившего так жестоко. Омега не сошёл с ума, просто Чонгук упустил что-то, не заметил его настроения, думая, что тот просто притих перед родами.

——

      Оказавшись в доме, Сокджин не стал долго лежать в постели, и, как только Чонгук отлучился на задний двор, сбежал. Он угнал коня Чонгука, отправившись на нём в путь даже без седла, держась только бёдрами.       Он испытывал боли и слабость от родов, но не мог больше находиться в чужом ему доме. Если боги раз за разом предавали его, он не хотел соблюдать их заветов. Он хотел оказаться там, где мог получить защиту. Так он очутился перед отчим домом. Послав коня домой, он просочился во двор. Входную дверь дома ему открыл Тэхён. С удивлением на лице он пропустил кутающегося в плащ Сокджина внутрь.       Папа-омега вышел из спальни и замер, когда понял, что от Сокджина пахло родами. Однако никаких детей в руках Сокджина не было.       — Что ты сделал? — прямо спросил он.       — То, что должен был, — ответил Сокджин.       Конечно, папа видел на нём кровь и чуял её запах.       — Почему ты такой?       В голосе папы звучало только сочувствие, но Сокджин не знал ответа. Действительно, почему? Сколько он себя помнил, он никогда не хотел себе альфу и детей. Это было противно его существу. Он хотел сам править своей судьбой, делать только то, что хотелось ему самому. Его привлекали другие учения и другие боги, которых так хотели уничтожить альфы. Он верил, что существует другая жизнь, где ему не пришлось бы заниматься только домом и детьми. Он мог бы стать кем угодно: охотником, путешественником, воином. Но ему, омеге, в этом мире не позволено было делать выбор. Жестокие боги хотели от него лишь продолжения рода избранного для него альфы. Сокджин же продолжать чужой род не хотел.       Никто никогда не слушал его всерьёз. Один только Тэхён прислушивался к словам Сокджина и сочувствовал ему, но что он мог сделать? Юный альфа не имел никакой власти над божественным замыслом. Ему тоже придётся вскоре участвовать в охоте и стать продолжением многовековой традиции пополнения рода. И поэтому Сокджин в какой-то момент перестал говорить с ним на темы, связанные со свободой, отдалился и закрылся в себе. Он не хотел портить Тэхёну жизнь. Достаточно было того, что Тэхён был не самым дерьмовым альфой в их окружении, и он по крайней мере будет вести себя достойно со своим будущим омегой.       С Чонгуком было сложнее. Он оказался лучше, чем Сокджин себе представлял. Если не считать охоты, во время которой Чонгук показал своего внутреннего зверя, он не причинял Сокджину страданий. Однако близости к нему Сокджин всё равно не испытывал. И не мог он ничего чувствовать к зверю, который не видит дальше собственного носа. Сокджину было мало комфортной жизни и следования традициям. Он желал иного.       Чужая, не своя жизнь довела его до критического состояния, и напрасно он понадеялся, что его примут обратно домой.       — Почему ты сделал это? — снова спросил его папа. — Какой злой дух в тебя вселился?       — Никто в меня не вселился, — огрызнулся Сокджин и осторожно сел в кресло у очага.       — Ты ведь знаешь, что не можешь остаться. Боги накажут нас, если мы примем тебя обратно, — предупредил папа. — Даже если я очень этого хочу, я не могу позволить тебе вернуться.       — Я понимаю, — совсем тихо ответил Сокджин.       Конечно, он понимал. Но то, что он увидел папу, немного утешило его. Внезапно он сжался, склонившись от боли. Внутри было странное ощущение, очень странное, так что он сполз с кресла и лёг на полу у очага. Папа тут же оказался рядом, положив ладонь сыну на живот. Он в удивлении распахнул глаза.       — Выйди из комнаты! — приказал он Тэхёну, всё это время молча наблюдавшему за омегами, и альфа тут же скрылся с глаз, поняв, что происходит что-то не предназначенное для его глаз.       — У тебя ещё один, мой милый, — шепнул папа. — Который он по счёту?       — Третий, — сквозь зубы прошипел Сокджин и затрясся от новых спазмов.       — Немного припозднился, — заключил папа-омега. — Такое бывало в нашем роду.       Сокджин вымученно застонал, но принялся тужиться, чтобы окончательно разобраться с родами. Много усилий ему не понадобилось. Разродившись и на мгновение потеряв рассудок от боли, он рыком отогнал папу и сам освободил щенка от околоплодного пузыря. Третий ребёнок оказался омегой.       — Только не делай глупостей, Сокджин, не надо, — попросил папа, сохраняя расстояние между ними.       Сокджин хмуро глянул на него, но не стал убивать щенка. Вместо этого он взял его на руки и приступил к вылизыванию. Этот щенок был похож на него, и его запах понравился Сокджину намного больше.       Папа тихо позвал Тэхёна со двора, и тот, ёжась от мороза, в изумлении раскрыл рот.       — Ещё один, — прошептал он.       — Да, — так же тихо подтвердил папа.       Этого ребёнка Сокджин приложил к груди, удобно устроившись в кресле, пока папа прибирал за ним, подтирая пол, и подносил ему свежую одежду. Щенок активно чмокал и давил ручками на грудь, чтобы высосать как можно больше вкусного омежьего молока.       Сокджин вместе с ребёнком уснул, когда в дом вернулся отец. Тот от изумления и негодования почти зарычал, но папа выгнал его в их комнату, чтобы он не мешался, и то же самое пришлось сделать с Тэхёном. Ситуация была сложной, и омега уже не боялся ни гнева мужа, ни гнева сына, ни гнева богов. Сокджин был ему дорог настолько, что защитить его вопреки принятым устоям виделось папе-омеге истинно верным. Боги могли понять его, ведь он верно служил им всю свою жизнь.       Лелея эти мысли, омега остался вместе со старшим сыном у очага и уселся в кресло напротив, следя за огнём. Он знал, что вскоре сюда нагрянет Чонгук.       Оставалось только ждать.