Собака и кролик

      Неделя пролетела так быстро, что Цзян Чэн и не заметил вовсе. Каждый день они с Лань Хуанем проводили вместе: посещали тренировки адептов, где глава Гу Су Лань внимательно наблюдал за тем, как тренируются его адепты вместе с учениками Ордена Юнь Мэн Цзян и брал на заметку новые для себя знания и приёмы, делая при этом время от времени полезные замечания, а порой и лично демонстрировал какие-то движения, сражаясь с Цзян Ваньинем, гуляли по вечерам по пирсу, покупая при этом какие-нибудь местные сладости, которые очень пришлись по вкусу Лань Хуаню, обсуждали дела своих Орденов… Но больше всего обоим главам нравилось каждый вечер приходить в беседку, чтобы по установившейся между ними традиции выпить чаю и полюбоваться сказочным закатом.       Спасли они всё это время вместе, в покоях Цзян Чэна. Тот лично предложил Лань Хуаню переселиться к нему после того, как не мог уснуть ночью. Лишь в объятиях альфы хозяин Пристани Лотоса мог расслабиться и хорошо выспаться. Присутствие альфы, его запах, сильные руки, что обнимали так крепко: всё это успокаивало омегу, избавляло от чувства тревоги, усиливающегося к ночи. Лань Хуань не позволял себе распускать руки, понимая, что Цзян Чэн привыкает к нему, изучает, но уже не как союзника, а как партнёра. Для него это было в новинку. Омега учился доверять, делиться тем, чего раньше не смог бы поведать даже племяннику. Это была тоже учёба. Но иного толка. И пусть Цзян Ваньиню не нужно было разучивать приёмы и читать книги, ему приходилось не легче, чем его юным адептам, которым лишь предстояло в будущем стать заклинателями и проявить себя как следует. Лань Хуань понимал его так хорошо, как никто иной. Не давил, не торопил, не настаивал, не выпрашивал ответных ласк. За это омега был искренне ему благодарен. Да и не только за это, а за то, что Лань Хуань просто есть. Здесь и сейчас. Рядом с ним.       Цзян Чэн позволял альфе себя обнимать, гладить по спине и даже по бедру, нашёптывать всякие глупые нежности (на самом же деле вовсе не глупые, просто омега не мог признаться себе в этом и привыкнуть к такому обращению), называть его маленьким лотосом… Все эти прикосновения словно прошибали его насквозь электрическими разрядами, будоражили, заряжали энергией, доселе неведанной. И, конечно, глава Ордена Юнь Мэн Цзян привязался к Лань Хуаню, стал зависимым от него. Прежде грозный и неугомонный, Цзян Чэн теперь стал спокойнее и мягче. Адепты были, мягко говоря, удивлены в такой перемене в настроении своего учителя. Они уже привыкли к тому, что Цзян Ваньиня может вывести из себя всё, что угодно. А теперь тот лишь ворчал, если узнавал о том, что кто-то набедокурил, но не прописывал лечебное наказание ферулами. Лишь не позволял развлекаться с друзьями и задавал ещё больше домашней работы. Но даже это не сделало его учеников менее радостными и удивлёнными. Вскоре юноши (особенно омеги, которые обожали посплетничать) начали шептаться о том, что причиной изменений их наставника и главы Ордена стал «вон тот красивый альфа из Гу Су Лань, который, похоже, околдовал учителя и никак иначе!».       Что до омеги, так ему было всё равно, что думают его подопечные. Лишь бы радовали высокими результатами тренировок и экзаменов. А результаты значительно улучшились. Так что Цзян Чэн остался удовлетворён. Он не только узнал много нового лично для себя, но теперь мог поделиться познаниями о ведении боя со своими учениками, ведь к каждому совместному занятию Лань Хуань и Цзян Чэн готовились вместе. Их совместными усилиями была повышена заинтересованность юнцов в их учёбе. В общем, никто не проиграл и все остались довольны.       Что же до самого Лань Хуаня, то он был окрылён новыми ощущениями. Эти отношения и сама смена обстановки подействовали на него оживляюще. Альфа, и без того мечтательный, теперь и вовсе мог улететь из реальности на неопределённое время. Он уже нарисовал в голове огромное количество прекрасных картин, среди которых были и весьма откровенные. Но глава Ордена Гу Су Лань не спешил. Он довольствовался тем, что имел и был рад этому. Возможно, сказывалось суровое воспитание в Облачных Глубинах, а, возможно, дело было не в этом вовсе, а в характере Лань Хуаня. Как бы там ни было, заклинатель чуть ли не урчал от удовольствия, когда они с Цзян Чэном уходили на высокий холм и садились под старое дерево вишни. Вернее, садился Цзян Ваньинь, а уж он сам укладывал голову на колени своего маленького лотоса и закрывал глаза, наслаждаясь касанием тонких, по-омежьему изящных пальцев, которые оставались нежными несмотря на то, что так часто удерживали Цзыдянь и меч.       В ночь перед отъездом Лань Хуаня и Лань Сычжуя с племянником (те решили остаться и погостить недельку в Пристани Лотоса), Цзян Чэн и Лань Хуань вновь пришли на их особое место и приняли то же самое положение, что и всегда. Омега привычно гладил по волосам заклинателя, чуть прикрыв глаза, а тот лежал, расслабившись и не двигаясь. О, как не хотел отпускать его Цзян Чэн в такую даль снова… Как не хотел оставаться один. Одна лишь мысль о скорой разлуке заставляла его сердце болезненно сжиматься. Цзян Ваньинь посмотрел на колокольчик, подаренный им Лань Хуаню. тот закрепил его на своём поясе и носил его с гордостью, даже не стесняясь показать, что теперь они уже гораздо больше, чем друзья и коллеги, и едва заметно улыбнулся. Он и сам носил ленту Лань Хуаня, вплетая в свои косы, что уходили в пучок. Смотрелось необычно, но омега не собирался прекращать носить подарок своего возлюбленного. Да, теперь он не боялся называть альфу этим словом. Глупо было бы отрицать, что он любит этого человека, раз уж не хочет вот так отпускать… Цзян Чэн какое-то время молчал, после чего всё же нарушил тишину первым:       — Я тут подумал… — Протянул Цзян Ваньинь, перебирая прядь волос Лань Хуаня. — Подумал, что раз уж ты дал мне… Эм… Прозвище, то и я тебе должен дать какое-то. И я решил, что буду называть тебя… Тигром.       — Тигром?.. — Лань Хуань удивился и даже открыл глаза. Он запрокинул голову и посмотрел на Цзян Чэна. Затем улыбнулся. — Почему именно тигром?       — Тигры очень красивые и грациозные животные, — Начал объяснять омега, подняв взгляд на ночное небо, усыпанное звёздами. — Они большие, величественные, гордые. Но в то же время, несмотря на красивый вид, могут обнажить когти и показать клыки, вступиться за тех, кого любят и разорвать обидчика так, что от него и костей не останется, — Пояснил Цзян Чэн. — К тому же, у тебя глаза какие-то кошачьи… Хитрые. Ты выглядишь расслабленным и беззаботным, добрым ко всем, но на самом деле не теряешь бдительности и имеешь твёрдый стержень. Это очевидно, — Ухмыльнулся он.       — Ах, вот оно, что… Знаешь, мне нравится. Тигр, так тигр, — Лань Хуань погладил по руке омегу, который так бережно и осторожно касался его волос, словно опасался навредить или испортить идеальный пучок. — Буду защищать тебя от невзгод и печалей подобно тому, как тигры охраняют покой своих котят.       — Лань Хуань… — Вдруг серьёзно начал Цзян Чэн. — Пожалуйста, будь осторожен. Когда прибудешь домой, напиши мне письмо. Понял?       — Понял, мой маленький лотос. Уверяю, я не дам тебе ни малейшего повода для беспокойства, — Пообещал альфа. Его ужасно умиляла вот такая забота со стороны Цзян Ваньиня. Лань Хуань любил то, как выражает свою любовь Цзян Ваньинь: коротко и ясно. Редко омега говорил много. Лишь то, что думал, порой немного резко и грубовато, но заклинатель всё понимал и давно научился расшифровывать слова своего ненаглядного. Он знал: Цзян Чэн предпочитает выражать любовь действиями, а не разговорами. Так, что могло показаться, что он совершает обыденные обыденные действия и говорит обычные вещи: проверяет, по погоде ли одет тот, кто ему дорог, вкусно ли и достаточно ли поел, не заболел ли, не забыл ли принять ванну, отдохнуть после тяжёлого дня, ругался, когда его не слушались и ворчал, если всё же его опасения подтверждались. За эти дни Лань Хуань узнал об омеге так много, сколько не смог узреть и услышать за все годы их знакомства. Он видел гораздо больше, чем мог бы предположить Цзян Чэн и потому мог предугадать некоторые его слова или поступки. Но не всегда. Порой и омега выкидывал нечто такое, что вызывало у Лань Хуаня диссонанс.       Они просидели под деревом вишни до самого рассвета, говоря о разном. Цзян Чэн хотел провести как можно больше времени с заклинателем до того, как тот будет вынужден отправиться обратно в Облачные Глубины. Лань Хуань разделил с ним это желание.       А уже на рассвете Цзян Чэн стоял в порту и наблюдал за тем, как на лодку загружают сувениры и гостинцы из Пристани Лотоса для многочисленных адептов Ордена Гу Су Лань. Омега держался, как обычно: выпрямив спину, расправив плечи, взгляд его не выражал ни страха, ни беспокойства. Цзян Ваньинь смотрел, как Лань Хуань прощается с адептами, которые должны были остаться на ног в Пристани Лотоса для обучения. Те окружили его, как цыплята, и совершенно не хотели расставаться. Похоже, подрастающее поколение очень любило и уважало Лань Хуаня. Омега даже улыбнулся. Очаровательная картина.       Когда же юнцы отошли в сторонку и пропустили вперёд Цзян Чэна, поклонившись ему при этом, омега подошёл к Лань Хуаню вплотную, поджав губы. После же, не говоря ни слова, впился в его губы жадным, властным поцелуем, давая понять, что так просто отпускать альфу не собирается. И заклинатель ответил на поцелуй, наслаждаясь этой доминантной стороной своего маленького лотоса. О, да, он был просто без ума от привычки Цзян Чэна главенствовать всегда и везде. Вот и сейчас Лань Сичэнь позволял омеге проявить инициативу, чувствуя, как его язык скользит по его собственному нёбу. Альфа прижал к себе Цзян Ваньиня покрепче. Казалось, что это поцелуй длился целую вечность. Было так приятно, так горячо… К своему удивлению, Лань Хуань ощутил нотки сливового вина у себя на языке. Неужели омега выпил перед тем, как проводить его? Возможно. Пусть он и выпил мало, видимо, предстоящая разлука огорчила Цзян Ваньиня.       Они целовались долго, не обращая внимания на смущённый писк адептов-омег и хихиканье со стороны учеников-альф, которым такое зрелище, напротив, было ну очень интересно и, похоже, не очень-то смущало.       Наконец, они смогли оторваться друг от друга. Оба тяжело дышали. В глазах Цзян Чэна плясали странные, печальные огоньки. А вот у Лань Хуаня после такого поцелуя глаза ненадолго покрылись дымкой дурмана.       — Письмо, — Коротко напомнил Цзян Ваньинь, отдышавшись. — Напиши. Сразу по прибытию.       — Помню, — Кивнул, улыбнувшись, Лань Хуань. Затем поцеловал омегу в лоб и погладил по щеке. — Не печалься, мой маленький лотос. Мы обязательно встретимся. И не раз…       — Я не печалюсь, — Поджал губы Цзян Чэн, отведя в сторону взгляд. Он едва заметно покрылся румянцем, получив такой знак внимания. — И будь осторожен.       — Буду, — Кивнул заклинатель, после чего погладил омегу по голове и ступил на лодку.       Омега долго стоял на берегу реки, провожая взглядом удаляющуюся лодку. Он невольно вспомнил, как когда-то их с Вэй У Сянем провожала мать, когда на Пристань Лотоса напал клан Цишань Вэнь. Та не уходила до последнего. Сейчас Цзян Чэн понимал её чувства, как никто другой. Глава Ордена Юнь Мэн Цзян не сразу вернулся в дом. Ему не хотелось уходить: сперва он проводил Лань Хуаня, а сразу же после него и Цзинь Лина с Лань Сычжуем. Погода сегодня стояла неважная: было пасмурно, должен был вот-вот пойти дождь. Но он стоял, не двигаясь, пока обе лодки не скрылись из виду. Лишь после этого он в полном одиночестве направился в дом. Теперь там не было никого, кроме слуг. Пустота и тоска встретили его и впустили в свои объятия. Вязкие и крепкие.       Цзян Чэн удалился в свои покои, чтобы погрузиться с головой в работу. Как и делал это всегда.

***

      Лань Хуань сдержал своё обещание: он написал письмо в тот же день, что и прибыл, рассказав о том, что в пути ничего не случилось и доплыл он спокойно и без происшествий. Омега улыбнулся, читая это письмо. Он написал короткий ответ, выразив свою радость и удовлетворение от того, что с альфой всё хорошо и он не забыл написать то самое письмо.       Первые дни без альфы оказались тяжёлыми. Некому больше было его обнимать по ночам, никто не шептал ему нежности и комплименты на ухо, никто не напоминал почти без остановки о том, какой он замечательный и как хорошо быть с ним рядом. Никто не пил с ним чай в беседке. Никто не выслушивал его волнения и идеи по поводу обучения адептов. Никто не держал его под руку во время вечерних прогулок по Пристани Лотоса.       Письма из Гу Су Лань приходили с завидной регулярностью. Омега читал каждое из них, перечитывал по сотне раз перед тем, как лечь спать, пытаясь уловить аромат горного источника на бумаге. Цзян Чэн пытался убедить себя в том, что легко сможет пережить эти дни без Лань Хуаня. Как же он ошибался. Почему никто не сказал ему о том, что расставаться с тем, кто тебе дорог, так трудно? Почему никто не предупредил его об этом?.. Если бы только Лань Хуань знал, как хотел омега увидеть его снова, услышать его голос, почувствовать его губы, услышать это дурацкое: «мой маленький лотос», которое звучало так нежно из уст главы Ордена Гу Су Лань… Омега также пытался заставить себя поверить в то, что дальше будет легче, ведь они скоро встретятся вновь.       Но лучше не стало.       Спустя три недели активной переписки с Лань Хуанем, омега получил очередное письмо от него и, прочитав, застыл в ужасе. Нет, с альфой ничего ужасного не случилось. Он был абсолютно здоров. В его Ордене всё тоже было спокойно. Но навалилось очень много дел: предстояло посетить огромное количество приёмов в разных Орденах и все встречи были расписаны на полгода вперёд. Но Лань Хуань обещал, что постарается управиться со всем как можно скорее и навестить его. Омега сглотнул, но написал в ответ, что очень ждёт их встречи и попросил Лань Хуаня не забывать об отдыхе, пригрозив переломать ему ноги и всыпать Цзыдянем, если тот позабудет позаботиться о себе.       Так и пролетело лето, наступила осень, которую сменила ледяная зима. Цзян Чэн за эти месяцы изменился настолько, что слугам и редким гостям становилось не по себе от одного внешнего вида главы Ордена: Цзян Чэн стал бледным, похудел и обзавёлся чёрными кругами под глазами, которые были настолько глубокими, что в них можно было хранить магические предметы и прочие вещи. Омега почти не ел, потеряв с тоски аппетит. Он приезжал таким на свадьбу к племяннику, ужаснув его не меньше, посещал праздник по слушаю первого дня рождения сына Вэй У Сяня и его супруга, но не застал там Лань Хуаня, который находился в разъездах. Надо ли говорить, что Цзинь Лин и Вэй У Сянь были в шоке от того, как изменился омега? Впрочем, он ненадолго расцветал, оказавшись в обществе Цзинь Лина и Лань Сычжуя, а затем и своего старшего брата. Но именно ненадолго. Потому что после возвращения в Пристань Лотоса после последней поездки в Пристань Лотоса, Цзян Чэн слёг окончательно. В прямом смысле. Одним зимним днём он попросту не нашёл сил встать с постели и не смог провести занятие со своими учениками впервые за всё это время.       Наверное, первый раз в своей жизни Цзян Чэн так сильно заболел. Его личный целитель, осмотрев главу Ордена, заключил, что это сильная простуда и, как он выразился: «Хандра, вызванная тоской». Омега не мог не согласиться. Он всё ждал, когда же приедет Лань Хуань, когда напомнит о себе снова, перечитывал все старые письма в ожидании нового, а когда получал новое, читал его ещё более жадно и засыпал, прижимая к своей груди. Цзян Чэн снова начал плохо спать и видеть ночные кошмары. Ему снились самые ужасные картины из прошлого: смерть родителей, сестры и Вэй У Сяня. Но теперь прибавились и новые: заклинателю снилось, что он тонул в ледяной воде посреди реки, что он не мог добежать до Лань Хуаня, потому что тот исчезал, стоило ему приблизиться, он также видел многочисленные сны, как Лань Хуань погибает от рук завистников самыми разными способами. Омега вскакивал в постели с криками настолько пугающими, что все слуги просыпались и тут же сбегались проверить, что произошло. И, конечно, приходили целители, которые давали главе специальный отвар для того, чтобы тот смог спать крепче.       Главный целитель, понимая, что продолжаться так больше не может, написал по письму. Одно из них было адресовано Лань Хуаню, а второе — Вэй У Сяню, как и договорились ранее Цзян Чэн и лекарь. Нужно было что-то делать, ведь состояние главы Ордена по каким-то неведомым причинам не улучшалось. И целитель уже начал предполагать, в чём могло быть дело. И вопрос этот требовалось решить как можно скорее. Разослав письма, целитель, вздохнув, удалился проверять Цзян Ваньиня снова, надеясь, что тому стало лучше.