Cha(ng)rmer

Чанбин недовольно сопит, грозно топая по мокрой от дождя траве и местами вязкой грязи, которая от агрессивного шлёпания по ней в почивших белых кроссовках разлетается в разные стороны, непривыкшая к такому вниманию. Ветра даже не намечается, но ветки горького зелёного цвета покачиваются, то ли засыпая и усыпляя ночную природу, то ли от колеблющего воздух возмущения Со. Небо на редкость чёрное над этим местом, даже блестящие россыпи белых звёзд не пробиваются до видимого. Отсюда видна только луна, её большой оранжевый диск освещает остатки леса и поляну посреди него. Чанбин фыркает: опять эти оборотни сегодня будут буянить до самого рассвета. Уж особенно ему доставлял Джисон, которого частенько хотелось по носу щёлкнуть, и руки давно чесались отрезать ему его дурацкий хвост, которым он беспрестанно размахивает при виде Минхо. Минхо вообще от Чанбина частенько получал за то, что не отвадит своего пса. Ладно показал, где живёт, да ведь нашёл кому: чистокровного притащил! А тот этим и пользуется, что обращается, когда хочет, и чуть ли не каждую ночь его караулит под окном, завывая так, что все кошки Ли сбегают к Со на чердак. Он обещает себе снова подумать о том, чем ещё нечестивого выгнать. Из всех способов, что он знал, серебро и святая вода были недоступны по очевидным причинам (хотя он разок попытался протащить в дом фляжку, так Чонина весь вечер тошнило от одного только предчувствия). Ещё он вычитал о поверьях славян, но отмёл этот вариант сразу: мат не работал, он каждую ночь без устали проверяет. Тропинка наконец кончается, выводя парня на до странного хорошо освещённую поляну, усыпанную покосившимися шипами могильных плит. Романтичненько, ничего не скажешь. Туман подобно пороху поднимается с земли, разбуженный и будто бы потянувшийся за новой порцией человечинки, которой тут дефицит. Только Со коротким движением ладони его опускает, будто бы извещая о присутствии даже не вампира, а колдуна. На кладбище светло и сладкий запах разложения забивается в нос, заставляя нечисть поморщиться, хотя по его данным оно давно заброшено, даже вероятность появления зомби упала до критически низкого раз в тысячу лет. Возможно, дело в ещё питающей его силе похороненного (читать как: заключённого в гробу на трёх сотнях замков) здесь вампира, из информации о котором только легенды о его силе и его имя, которое он и должен найти на одной из плит, или как там хоронят легендарных вредителей. — И кто за этим местом приглядывает? — Со мажет по одной из могил взглядом, не замечая на ней и намёка на затхлость. Он знает, что человеческую душу можно учуять или увидеть, но он не видит и не чует, что означает только то, что даже остатки призраков растаяли, впитались в гробы и развеялись в воздухе. Ничто никуда не исчезает, но время растопило их, и любому охотнику за источником энергии это целый бассейн. — Ну я приглядываю время от времени, — Чанбин вздрагивает от неожиданности, потому что не услышал и шороха. Он оборачивается на обладателя звонкого голоса, в котором слышится улыбка даже без явной на то причины. Шатен болтает ногой в воздухе, присев на крышу небольшого склепа и положив голову на колено согнутой и прижатой к груди второй. Взгляд у него любопытный, а кожа с синими пятнами вен контрастирует с чёрной шёлковой рубашкой и брюками, в которые тот облачён. «Ещё плаща из мультфильмов о Дракуле не хватает», — хмыкает про себя Чанбин. Как вычурно. — И откуда Вы здесь, ясно солнце? — брюнет более, чем уверен, что вампир перед ним раз как минимум в пять старше него. Это видно по серым когтям и спокойному взгляду, а ещё по странноватой позе. Со не психолог, но и не дурак, хоть что-то он за свои 19 запомнил из бесконечных наставлений матери. Например то, что с вампирами с чёрными когтями разговаривать вообще нельзя, потому что те, как правило, если выжили, то персонажи достаточно спорные, часто неприятные и, к сожалению, способные убить тебя всего за долю секунды. — Я здесь всегда, а ты здесь откуда? — парень (Чанбин точно не уверен в том, сколько ему десятков лет) спрыгивает на землю, ловко приземляясь между двух стоящих почти вплотную могил и чудом не задевая ни одну из них. Он коротко извиняется («перед могилами?»), делает ещё пару шагов и возвращает своё внимание к Со. Колдун невольно отмечает на редкость приятные черты собеседника: дружелюбная улыбка, столь редкая для представителей его вида (это он решил по Минхо), мягкий голос и подтянутая фигура. В последнем не было ничего удивительного, но он всё равно отметил, неосознанно ассоциируя его с обычным парнем, а не с подозрительным и потенциально сильным незнакомцем с кладбища. — Это Вы могилу того чуда природы охраняете? — Можно и так сказать, — шатен вдруг улыбается, демонстрируя белые ровные клыки и ямочки на бледных щеках. Глаза его скрываются в мешках под глазами, образуя очаровательные полумесяцы, только во всём его выражении читается снисходительное: «а ты забавный». Это Чанбина одновременно и бесит, и наталкивает на немного неприятную мысль, что при жизни он был популярен среди девушек. Красивый и элегантный, в отличие от самого Со, который на взаимную симпатию толком не надеялся, хотя совсем уж неудачником назвать себя не мог (в семь лет первый раз настоящий, эффективный колдовской мешочек сделал, какой уж тут неудачник!). — Сможете дорогу показать? — возможно, нагло, но Чанбин почти уверен, что он — его редкое развлечение. — Смогу, но только когда ты перестанешь ко мне на «Вы» обращаться. Я не такой уж старый, — вампир морщится, подходя ближе к юному ведьмаку. — Тогда как тебя называть? — Со пытается игнорировать в себе желание пошутить про забавную аккуратную походку старшего, снова по очевидным причинам. — А мы в какой стране сейчас? — В Корее, — брюнет удивлённо поднимает бровь. Он, конечно, знает, что такие стражи редко выходят поглядеть мир, но чтоб настолько. — А как твоё имя? — и снова улыбается. Чанбину от этой ухмылки нехорошо («небось, потомок каких-нибудь чистокровных, точно от самого дьявола пошёл, улыбочку его перенял!»), и он никогда не видел дьявола, к слову. — Чанбин, Со Чанбин, — старший молчит с пару мгновений и всё же отвечает: — Я Чан. Просто Чан, — и кланяется, заставляя Со вздрогнуть и на автомате поклониться в ответ. Странно всё это. — Вы… Ты давно к людям не выходил, да? — Чан кивает еле заметно, слушая парня с самым заинтересованным видом, на который способен, и осознание этого приятно отдаётся в эгоистичной душе колдуна. Вампир («опять же!») поклоном просит Чанбина идти за ним, или перед ним, или рядом с ним — он не разбирает, но снова кланяется в ответ быстро, вызывая у шатена усмешку. — Довольно-таки, — Чанбина излишние манеры путают и немного, совсем каплю пугают. — Что это на тебе? — Так сейчас одеваются, — Со делает шаг вперёд, чтобы пройти по узкой дороге и по примеру старшего не задеть бугры могил. Чан оглядывает широкую спину, обтянутую в неясного фасона кофту с капюшоном, какие-то ужасно узкие и грубые брюки с карманами сзади. Бедную обувь уже рассмотреть не представляется возможным. — Это называется худи, на ногах у меня джинсы, а кроссовки когда-то были белыми, я думаю, примерно часа три назад, а теперь их придётся выбросить. — Симпатичненько, — хмыкает вампир, задерживаясь взглядом на синих «джинсах» и делая комплимент совершенно не им. Дорога наконец расходится в ширине, позволяя снова встать рядом, и Чан стирает эту ухмылку с лица, переводя тему. — Ты сюда три часа один пешком шёл? На редкость приятное занятие, несмотря на размеренность, но мне не кажется, что оно пользуется популярностью среди нынешних людей. Особенно молодых. — У меня не было альтернативы. — Разве ведьмы больше не используют для перемещения мётлы там, мелкие транспортные средства? — Во-первых, я не ведьма, я колдун, — Чан на этих словах улыбается снова, и слава дьяволу, что брюнет этого не замечает, — иначе бы обиделся. — Во-вторых, нет, на севере ещё бывает, но здесь слишком людно, я не могу таскаться в автобусе с метлой, как дворник, — и поясняет, заметив ожидающий взгляд. — Это общественный транспорт такой, там много людей вместе ездят. — А, — шатен кивает, не отрывая внимательного взгляда от парня с приятным медовым оттенком кожи и кривой ухмылкой, периодически озаряющей его лицо. Тот болтает мило, но Чан без ошибки догадывается, что его голос часто опускается до комфортного хрипа, и это всё слишком очаровательно. Парень перед ним открытый, простой на первый взгляд, но он знал слишком много тёмных колдунов и слишком много молодых гениев, чтоб поверить в первое впечатление. — Так зачем ты пришёл? — У моей сестры, если можно так сказать, небольшая тёмная лавочка. Ингредиенты для обрядов, мешочков и всякого такого. Она, как только узнала, что я поселился в таком месте, сразу отправила за травой с могилы того-самого-вампира, о котором даже стыдно не знать. Я всё детство о нём сказки слушал. — Но не выглядишь впечатлённым, — Чан осторожно, но привычно спокойно отталкивается от земли, зависая в воздухе, чтобы через долю секунды оказаться на несколько шагов впереди, ровно у невысокого забора, замок на котором щёлкает и открывается от одного его касания. Он оглядывается на Со, как бы подтверждая, что слушает, и пропускает его вперёд, толкнув проржавевшие ворота. Тот благодарно кивает, едва поклоняясь. — Именно поэтому. Он будто уже для меня персонаж, а не человек. Ну, то есть… — Я понял, — и снова догоняет, не желая отходить дальше нескольких сантиметров. — Вообще, моя сестра сказала, что здесь вряд ли кто-то будет. Сама могила за забором, который не так-то уж просто открыть даже очень опытной нечисти, — он снова оглядывается на вампира, но тот только улыбается, пожимая плечами и даже не меняясь в лице, — но, похоже, ты — исключение. Поэтому защиты тут предостаточно, но попробовать стоило. — Ты ведь не думаешь, что на этом она кончилась? — Чан хитрит, Со это видит, но и не думает напрягаться по этому поводу, очарованный таким вниманием к своей персоне. — Нет, но ведь ты всё ещё со мной, — Чанбин редкостный дурак и гений в одном лице по мнению Чана, и он не может сопротивляться трепетному позыву в груди. — Ты ужасен, — усмехается старший, вызывая в Со такую же ухмылку. — Так тебе совсем не страшно? Знаешь ли, о нём много слухов ходило, мало ли как его дух отреагирует на таких гостей. Он всё-таки спит, а не умер. — Да, я слышал эту историю о том, как его заточили. Мол, он убил всю свою семью, единственный наследник и представитель, чтобы остаться сильнейшим из сильнейших. И самая могущественная нечисть мира объединила силы, чтоб спрятать его, заточить безумца и защитить от него остальных, — Чан хмыкает снова, уже насмешливо-горько, не так, как раньше. — А ты что, не веришь? — Со оглядывается на Чана, как будто бы тот сказал какую-то несусветную глупость, приковывая ещё больше внимания к себе. — Не знаю я. Не хочу в это верить. С чего бы ему убивать свою семью, если он уже был самым сильным и талантливым? К тому же, они были известны тем, что очень любили друг друга. Кто же может точно сказать, что произошло, кроме него самого? На публику даже не вынесли, как они умерли, — умерли, и всё на этом! Разве ж можно так судить? А он сам ни слова не сказал. В общем, я в такие мутные истории не верю. — Вообще-то, сказал, — Чан опускает взгляд, замедляя шаг. — Что сказал? — Что он не виноват, — и снова оглядывается на младшего, на его реакцию. — Тем более! Был бы он безумцем, так сознался бы. Ведь ему какая разница, раз он самым сильным себя считал, — и Чан улыбается, потому что Со эмоционально размахивает в густом воздухе руками, что-то доказывая тому, кто с ним согласен. Он вообще все эти полчаса не может рот закрыть от очарования молодого чародея. А тот не замечает, останавливаясь уже перед новым препятствием — тонкой серебряной нитью, обвитой вокруг и соединяющей несколько кольев, вбитых в землю. Нить расположена низко, где-то в районе голени, и переступить её нет никакой сложности, но Чанбин не настолько дурак. — Я бы не советовал идти дальше. Будет больно, — Чан замечает заторможенность нового знакомого, подходя ближе. Подобие забора ограждает небольшой участок земли, всего метр на метр площадью и без намёка на могилу ниже. — Да, я заметил, что это какая-то ловушка. Не больно-то защищённо выглядит. Да и как понять, что он именно здесь? — Попробуешь? — вампир усмехается, а Чанбин смотрит на него слишком долго, заворожённо улыбается, протягивая ладонь. Ровно через мгновение Чан перехватывает тёплое запястье, испуганно отдёргивая от невидимой стены и сжимая сильнее, чем стоило. Длинные ногти впиваются в мягкую кожу, и тонкие пальцы почти металлом холодят. — Ты чего? — Я тебе поверил, — так просто и искренне, что у Чана сердце ухает где-то в ноги. Чанбин не вырывает руку из его ладони, и это пьянит. — Тебя бы сейчас инсульт хватил, твоё тело не вынесло бы. Ты же ещё слишком… — Так разве не благодаря тебе я сюда дошёл? Я бы заплутал ещё до забора, но ты позволил мне прийти сюда. Я не подумал, что ты дашь мне умереть. — Да, я заметил, что думать не в твоём стиле, — Чан закатывает глаза, ведёт себя слишком по-живому для того, кем является. Со улыбается в ответ. Вампир протягивает собственную ладонь, в воздухе расходятся голубоватые вертикальные волны, напоминающие свечение душ. С его прикосновением на земле растекается нечто, напоминающее смешанную с блёстками кровь. Жидкость выделяется из почвы, складывая пятнами витиеватое, на старый манер: «Кристофер Бан». — Как отвратительно и эпатажно, — заключает Со, оглядываясь на старшего. — У кого-то совершенно нет вкуса. И что делать? — Защитой служат души. Не все, то есть, частички душ, которые не могут упокоиться, поддерживают своё существование за счёт его силы. Взамен они защищают его могилу. Не думаю, что тебе стоит объяснять, какой силой обладает человеческая душа. — Ещё более отвратительно и эпатажно. Но ужасно эффективно, признаю. У тебя, может, вкуса и нет, но смекалки хватает, — в чёрных омутах сквозит восторг от гостя, кажется, даже достигает своего максимума, но Чанбин даже не меняется в лице. — Так ты знал? — А кому ещё нужно тусоваться здесь столько, чтоб не знать, территория какой страны это теперь? А ещё у тебя ногти почернели, когда ты испугался. Не знал, что вампиры умеют скрывать свой возраст. — Не умеют, только я. Научился, у меня было предостаточно времени, — и оглядывается на собственную руку, опуская наконец чужое запястье. Он и не помнил, когда последний раз волновался настолько, чтоб перестать себя контролировать. — Мне просто интересно, это твой призрак или голограмма какая? — Со очень фигурально обводит его силуэт в воздухе, вызывая в старшем даже волну какого-то возмущения, которое отражается на его красивом лице. — Это я, самый настоящий. И хватит обзываться. — А почему ты не там? — и так же запутанно обводит «могилу» пальцем. Чан не сдерживается, хлопая Со по руке за это. Тот обиженно отдёргивает руку, прижимая к груди и поглаживая второй ладонью. — Не хочу. Знаешь, как там душно? И скучно, намного скучнее, чем ты можешь себе представить. Ну я и вылез, хотя я, безусловно, ценю усилия тех, кто сделал эти триста замков. Почти вышло. — А что по поводу той истории? — Я обязательно расскажу тебе позднее, но сейчас у меня нет настроения на серьезные мысли. Ты ведь пришёл за этой травой, да? — Со следит, как Чан опускается на корточки, тянется к могиле и срывает несколько травинок, которые прямо у колдуна на глазах отрастают до прежней длины. — Да, — Кристофер поднимает глаза на младшего и смотрит внимательно, а ещё слишком довольно, так, что Чанбин думает, что готов отказаться от своих слов, что он не безумен. — Я тебе сорву, сколько хочешь, хоть трижды в день приходи. Как видишь, у меня нет причин жадничать, — Бан поднимается, а ещё тут же протягивает руку, чтобы выкинуть сорванную траву обратно на землю. — И что я буду должен? — Со снова встречается взглядом с надменным шатеном. А тот ухмыляется, поднимая руку, втягивая побелевшие когти до нормальной длины и касаясь указательным пальцем нижней губы. — Один поцелуй. Не так дорого, правда? — и колдун едва удивлённо вскидывает брови, тоже усмехаясь. — С чего бы это? Уж не слышал о том, что великий Кристофер Бан был мужеложцем. — Мерзкое слово. Я и не был. Просто за столько лет, сколько я прожил, тяжело оставаться консервативным, а ещё тяжело отказывать себе в редких радостях. Так как тебе предложение, малыш? Чанбин фыркает, отводя взгляд и недовольно складывая руки на груди всего на мгновение, чтобы через секунду притянуть ими старшего за шею.

***

Сидящий на крыльце Джисон даже не удостаивается лёгкого пинка, поэтому удивлённым взглядом провожает Чанбина до двери. Минхо, к счастью, по дороге на чердак не встречается, а Чонин хочет что-то спросить, но тут же закрывает рот. Сынмин с улыбкой спрашивает, где старший был, рассматривая фиолетовые засосы на шее и почти захлёбывается собственным смехом, получив в ответ ёмкое: «На кладбище». В посылке сестре вместе со связками негниющей травы Со отправляет письмо с таким же ёмким: «Я заплатил цену больше, чем вся твоя лавка стоит».