Cha(ng)rmer

«Ну как?» Дурачок Чани💞, 8:35 Чанбин поглядывает на экран телефона и не может сдержать улыбку, снова обращая внимание на эмоджи. Удивительно, что Мистер Эмоциональность ограничился простым знаком вопроса. Значит, действительно нет времени на разглядывание однообразных жёлтых кружков, не передающих и половины того, что обычно написано на лице у вампира. «Джисон укусил меня за плечо, когда я сказал ему, что на Минхо жизнь не кончается» Дурачок Чани💞, 8:37 «Зато он улыбнулся» Дурачок Чани💞, 8:37 «😖👍😉» Дурачок Чани💞, 8:38 Ну или есть. Чанбин фыркает, давит в себе желание сматериться, потому что «кто этой псине разрешил кусаться?», зато Минхо прерывает долгое молчание задумчивым: — В принципе, я могу проигнорировать, как у тебя хреначит сердце в груди, но мне это дастся с трудом, а ещё я до конца своей очень длинной жизни буду уверен, что ты в данный момент при мне смотришь что-то очень неприличное, — и вскидывает брови для убедительности, сияя своими большими красными глазами. — Вообще-то, я хотел поговорить. Ну, о Джисоне, например. — Валяй. — Как насчёт уже перестать бегать от него и поговорить серьёзно? — Сам разберусь, Со Чанбин. Если ты решил раздавать советы просто потому, что у тебя раньше появились отношения, то… — Да ну тебя. Я не об этом, просто… — трагичная театральная пауза с скашиванием проницательного взгляда. — Хочешь сказать, что забыл, как он ради тебя проколол губу, потому что ты засмотрелся на парня в телеке? — Я не засмотрелся. Я задумался. — Вот именно, Минхо. Ты задумался на две секунды, а я лично целый день ходил и обрабатывал ему прокол, потому что из него крови вытекло больше, чем из меня, когда в меня машина врезалась. — Мне до сих пор интересно: так сложно было вытащить из кармана гребаные мешочки с неудачей до того, как выйти на улицу? — Да я только через дорогу и успел перейти, обратно повернул и вот, — Чанбин дуется, но тут же вспоминает истинную тему разговора. — Хочешь, я тебе немного фортуны на работе намучу, а ты от радости наконец-то поговоришь с Джисоном? — Ты меня пугаешь. За 15 минут я ни разу не услышал от тебя ни одного упоминания его в контексте половой тряпки, дешёвого позера и придурка. — Ты недооцениваешь мою фантазию. Минхо закатывает глаза задумчиво, а через секунду на его лице появляется гримаса крайнего отвращения, и он морщит нос, тряся головой в попытке очнуться. Чанбин от злости и смеха бледнеет, чтобы несдержанно улыбнуться и вызвать сладкую улыбку на губах рыжего. Однако проходит секунда, и в вампира летит чудом оказавшаяся в руках Со подушка; младший знает, что реакция не позволит ей коснуться чужого лица, но всё равно пытается. — Но пирсинг ему правда шёл, — сползающая с упругих щёк ухмылка, пустые, затянутые тучами эмоций глаза в стол, а ошарашенный Чанбин напротив. Минхо ему раскрывается. Прямо сейчас осознанно даёт шанс себя поймать, а Чанбину интересно, сколько ещё он таких даст, поэтому молчит, но не делает вид, что не замечает. — Не спорю. Не поменяю своего мнения, что он заноза в заднице, но смазливый, ничего не скажешь. Улыбка у него милая, особенно когда клыков нет. И глаза сияют, стоит тебе рядом появится. Но он всё равно мудак. Вонючий. И вшивый, — и колдун кивает сам себе, поток слов не разбавляет даже иными жестами, а Минхо хмурится. — Ты точно не заболел? — Сходи с Джисоном на свидание. — Я… — Сходи. — Зачем? — сокрушённо вопрошает Ли, отставляя наконец от себя ступку с чем-то, от запаха чего Чанбина коробит, и он не сильно интересуется. Минхо подчёркивает всё внимание, уделённое полностью Со, быстрым движением облизывает пересохшие губы и усмехается, а путаным взглядом выдаёт сомнение. — Ты же знаешь, что он хочет этого больше всего в жизни. Вибрация телефона в кармане, но Чанбин не реагирует — смотрит Ли в глаза, чем вызывает у того слишком большое доверие. — Я… я не могу. Давай обсудим это позже. — Хён, когда? — Чанбин ещё хочет возразить, но вампир отворачивается, подчёркивая, что разговор окончен, и Со знает его достаточно, чтобы не гнать лошадей. «Как у тебя на фронте?» Дурачок Чани💞, 8:47 «У меня с Джисоном всё нормально» Дурачок Чани💞, 8:48 «😚» Дурачок Чани💞, 8:48 Никто и не сомневался. Минхо улыбается.

***

Яркое утро настигает неожиданно, и Чанбина ощутимо клонит в сон, но он слишком засматривается на лирические отступления фантазии, разбуженной чтением очередного детектива, страсть к которым была обнаружена так же случайно и неминуемо, как солнечный луч на стене рядом. Бан краем глаза замечает, как брюнет отвлекается от небольшой книжки в руках. — Чан, ты не думаешь о возвращении? — колдун пользуется минуткой уединения с возлюбленным. Знает, что давит несильно, и жмётся вампиру под бок, точно так же, как коты Минхо каждое утро к нему. Длины свитера не хватает, чтобы спасти ноги юноши от холода. — Если ты хочешь расстаться, то спасибо, что предупредил, — шутливо отвечает, уверенный в искренности юного шарлатана, а тот фыркает, прежде чем зарыться носом в холод чужой шеи. — Придурок, я бы просто тебе запретил в дом заходить. Ты бы и порога не переступил тогда, — хмыкает, а сам в слабых объятиях его сжимает, боясь перестараться, будто доказывая, что никуда не отпустит. — Я о том, не хочешь вернуться, ну, в… в нечесть? — Ты себя нечестью назвал? — Придурок. Я хотел сказать «в люди», но в люди тебе нельзя. — Перестань обзываться. Чанбин думает, что ответить, но так ничего уместного и не находит, когда Бан его щипает через тонкую футболку, потому что сил на рассуждения нет. — Ты понимаешь, о чём я, — старший молчит несколько секунд, прежде чем ответить, и чувствует на себе нечитаемый взволнованный взгляд. — Понимаю. Ты ведь знаешь, сила накладывает ответственность. Была бы моя воля, я бы провёл остаток жизни в твоей кровати. И я даже не про секс. — Ты про секс. И ты бессмертный. — Заткнись. — Ты всё равно бессмертный, даже не спорь с этим. А я нет, — Со недовольно кривится, переплетая их пальцы, чем вызывает у Чана смешок. — С твоими способностями ты точно найдёшь зелье бессмертия. — Да. Лет в 60. И навсегда останусь 60-летним. Какой кошмар. — Я буду с тобой до твоих 60. — Спасибо, — Чанбин морщится, желая побольнее ткнуть вампиру в бок, но объятия не хочет разрывать сильнее. — Почему твоя семья погибла? — Это то, что ты хотел выяснить? — Просто ответь. — Ты думаешь, что я правда мог их убить? Они захотели уйти, поняв, что в новом мире не могут найти себе места. Я был уже слишком взрослым. По их мнению, конечно. Ты, например, тоже каждую неделю хочешь перестать существовать. — Я думал, именитые вампиры умирают только от крови трупов каких-нибудь. Как от отравления. — Знаешь, сколько бы вампиров сейчас было, если бы они своевременно не уходили? — То есть, ты не убивал свою семью. Я так и думал. — Ты решил это выяснить уже после того, как влюбил меня в себя? А если у меня тяга убивать близких? — Чан хихикает, и он думает, что со стороны это всё выглядит как-то глупо. Со нежится в холодных объятиях, кутается сильнее в кофту, борясь с насморком и стучащими зубами. Иногда Бан до странного легкомысленный. — Я надеялся, что стану исключением. Чанбин гнёт линию пухлых губ, когда по бокам от холодных ладошек пробегают колючие мурашки, но не отталкивает рук вампира, что когтями скребёт по плоти, заставляя Со сжаться в его руках от приятной щекотки. — Ты знал, что у демонов по два сердца? — книга мгновенно прикрывается шустрыми ладонями, буквы слишком размазываются и сливаются в глазах. — Конечно. — А знал, что у ангелов их вообще нет? — Иронично. Один ангел мне как-то нос чуть не сломал, — Чан улыбается светло, с привычной деликатной мягкостью понимания. — Ты видел ангелов? Они кудрявые, как купидоны? А крылья у них есть? — в глазах Со смущённый восторг, который он не может показать явно, потому что контекст их упоминания мутит предоставление в голове. — Разные все. Только глаза у них белые. А крылья есть. Тяжёлые такие, может быть, из-за воды. — Почему они мокрые? — вампир прикусывает себе язык, заглядывая младшему в глаза с явным сомнением, не зная, говорить ли ему о том, что солёные борозды за их крыльями выедают всякий материал, а шершавые перья никогда не высыхают. — Потому что они скользкие, мерзкие типы, — улыбка. — Расскажу как-нибудь в следующий раз. Со дует губы, желая узнать сейчас, но Кристофер не реагирует на его мольбы, переводя тему, а горечь жизни успеет коснуться Чанбина. Чан знает, что магу придётся пережить больше, чем он может себе представить, и не хочет первым царапать внутренний юношеский свет. Только лишь упиваться им, всасывая через пухлые губы, как сейчас, чтобы заткнуть младшего скорее. — Ты знал, что вампиры влюбляются раз и навсегда? — вечер утро познавательных фактов. — Как пингвины? — Кто такие пингвины? — Со смеётся, отвыкший от забавного вида усердно размышляющего хёна. Отвечает лаконично, не желая вдаваться в подробности. Как-нибудь в следующий раз. — Мы с тобой. Но ты больше пингвин. — Почему? — Они на яйцах сидят. Нестихающий смех как саундтрек трагедии на бескровном, но зеленеющем лице вампира и лай собак за открытым окном — рассвет. Чанбин восхищается собственной шутке, заливается смехом ещё сильнее, глядя на невозмутимую, выдающую крайнюю степень отрицания мину старшего. Толчок в плечо приходится, но Бан никак не реагирует, бесцветно повторяя уже с явной грустью: «Раз и навсегда».

***

— Похоже… — Ты к нему неравнодушен, — Чанбин подсказывает единственную формулировку, не задевающую гордыни Ли. Чародей угадывает причину встречи в комнате вампира без всяких колебаний, поэтому расслабленно падает в пустующее кресло. — Можно и так сказать, — в глаза не смотрит, хороший сигнал. Со не зря был тем, кому Минхо мог доверить всё. Например, это: — Я боюсь. Боюсь, что это зашло слишком далеко. — Что ты имеешь в виду? — Вдруг… Вдруг это лишь шутки? Он такой несерьёзный, что запросто может флиртовать шутя, — каждое новое слово даётся легче: Чанбин читает по губам, что Минхо давно крутил это в голове. — Вот это да, вы определённо чем-то похожи, — улыбка Со расслабляет, хотя вдарить ему хочется посильнее. — Лучше посоветуй что-нибудь, всезнайка. — Чем он тебя завоевал всё-таки? Минхо молчит, сминает клыками мягкие губы в размышлениях, и коротко отвечает, слыша воздушные шаги по лестнице: — Преданностью. Холодок пробегает по приоткрытым губам, которые Ли поджимает, лёгкий вдох щекочет слух Хана, но он не обращает внимания. Чанбин усмехается, ведь взгляд алых глаз заметно дёргается и убегает от оборотня, который намеренно его ищет. — Джисон, — ладонью по горячему плечу, и Со так непривычно касаться кого-то тёплого, что это пугает. — Пойдем проветримся. С рассветом Минхо плотно задвигает шторы, закрывается в своей комнате с неясной целью, которую маг прекрасно читает по неуверенности жестов. С Джисоном он выбирается на узкий балкон, чтобы закурить украденную у Феликса сигарету, хотя Хан куксится от запаха. Улыбка Чанбина не предвещает ничего хорошего, а полупустой шёпот не мешает Джисону понять суть предложения.

***

Не то чтобы Джисон был неудачником. Не сказать, что был непривлекателен. Вроде и харизмы ему хватало, но в том, что Минхо — первый, кто ему нравился взаимно, Со мог бы поклясться собственной семьёй. Поэтому он напыщенно улыбается, занимая место рядом с Ханом на диване, якобы игнорируя увлечённого телевизором Минхо. — Выглядишь уже лучше, чем дворовой пёс, — Чанбин не улыбается, вызывая у Джисона лёгкое недоумение и мгновенную реакцию: — Это комплимент? — Может быть, — ухмылкой Хан демонстрирует один из передних клыков, обращая на хёна внимание. Со закидывает ногу на ногу, в свою очередь поглядывая на Минхо. — Хочешь, буду твоим пёсиком? — Со не замечает, как останавливается собственное сердце, а Минхо переносит услышанное с каменным выражением. Неловкая улыбка на лице чародея и лёгкий мах ладонью — жест, что Джисон перебарщивает. А оборотень концентрируется на лице Чанбина, и в светящихся глазах тлеет уголь забавы, который Со не может понять. Анализу ситуация не поддаётся. — Ну… — Давай же, — оборотень щекотно сжимает бедро мага, а испуг заставляет его вздрогнуть, когда Хан подаётся вперёд, соприкасаясь с хёном носами. На автомате отстраниться хочется, но смешок Ли за спиной отрезвляет. Пары секунд, что Со пялится на широкую лыбу Джисона, хватает для осознания. — Вот так значит. Вы уже встречаетесь? — напряжение сменяется вселенной печалью и смущением в карих глазах. Пара придурков кивают синхронно, а маг отпихивает друга посильнее в отместку. — Давно? — Уже неделю, — довольный ситуацией вампир впервые отвечает на взгляд младшего. Ему даже немного жаль. — Мог сразу сказать? — Ни в коем случае, великий и ужасный. Мошенник. Чанбин уходит молча.

***

— Они встречаются уже неделю, понимаешь? Почему я не узнал об этом раньше, этот придурок только издевался надо мной, прося совета. — Мне так тебя жаль, — в голосе Бана понимания не звучит, и Со опускает уголки губ недовольно, складывая руки на груди от обиды. — Спасибо за поддержку. Слушай, ты уверен? — Блять, ты спрашиваешь меня, уверен ли я, во время раскапывания своей могилы? — Чан от возмущения хочет задохнуться, но не умеет, и Со смеётся про себя. Он на снегу сидит, ногами перебирая от скуки, и тёплые штаны его давно почернели от влаги. Чанбин носом шмыгает, закрывая уши руками, чтобы согреться, интересуясь: — Много ещё копать? — Нет, — и Чанбин встаёт на корточки, чтобы заглянуть в свежую яму, услышав звон столкновения металлов. Ничего ещё не видно, блестит только серебристое пятнышко под лопатой. — Не ржавеет? — Магия, — шутит и абсолютно серьёзно парирует вампир, поправляя на себе худи. Он садится на корточки, ладонью откапывает края, нащупывая замки, а голубой туман льётся к его ногам, заполняет яму, чтобы Бан вскоре подал голос снова. — Малыш, спустись сюда. — Ты нормальный? — Со вскидывает брови, красными от холода пальцами потирая заложенный нос. — Я не вижу ничего. Замки мне ожоги оставят, мне нельзя их задеть. И Со ворчит, бубнит что-то, опуская слезящиеся глаза на гроб, свешивает в яму ноги, крепко цепляясь за чановы плечи. Скользкая смесь снега и травы не даст шанса выбраться обратно самому и спасти позже вещи на нём. Придаёт антуража. Внизу ещё холоднее, колдун активнее шмыгает носом, а свет фонаря на земле почти не достигает дна. Чанбин послушно касается почвы, не сразу замечая, что Кристофер не отпускает его локтя. Более того, Бан наклоняется рядом, прихватывая его запястье, чем неплохо мешает, но «без моей силы тебя просто убьёт» и «я что-то вроде изолятора», а в ответ смешливое «нет, ты презик» и «с каких пор ты разбираешься в электрике?», и Чан остро ощущает разницу в их возрасте. Он сокрушённо мотает головой: его устраивает даже это. — Мне жаль, что я вытащил тебя на улицу в твоём состоянии, — потому что на красные глаза Со смотреть больно, и вампиру стыдно за это, хотя Чанбин сам настоял, что должен лечиться сам, пока иммунитет способен. — У тебя не было альтернативы, перестань, — пальцы Чанбина что-то колет, и он от неожиданности дёргается. — Так ты, говоришь, самый могущественный вампир был? — Не самый, но и не из последних. — Самый, — настаивает Со, поднимаясь на ноги. — У меня голова кружится от избытка энергии. Готово. Мурашки кусают и играют с нервами юноши, потому что, чёрт возьми, он встречается с тем, кого остановить стоит невиданных ему сил. Не тех, что он может себе хотя бы представить. И это самое существо смотрит на него с таким человеческим обожанием и обеспокоенностью во взгляде, что у Чанбина колени трясутся. У него правда не было шанса не влюбиться. — Напомни, зачем я ползаю по твоему гробу, если не могу его открыть? — Мы разрежем ленту у могилы, и энергия, запечанная в замки и в гроб, выплеснется наружу. Лишь бы не под землю, отравит ведь ближайшие километры. А так радиус поражения меньше в тысячу раз примерно. — Класс. Теперь помоги мне вылезти, — совершенно безынициативно, наигранно бодро заявляет брюнет, пока Чан заключает его в объятия. Спиной к холодному телу, а ноги по самые колени в цветной дымке, и Чанбин, кажется, вообще не верит, что раньше ради кого-то смог бы коротать зимнюю ночь под морозным ясным небом. Вампир прижимается к его виску своим, щекой к щеке и быстрее, чем Со успевает заметить, валится на спину, в сырую землю, утягивая младшего за собой. Синий воздух пламенем вздымается выше, разбуженный и напуганный, но привычная тишина заставляет его осесть обратно, окутать их тела и взгляды помутившиеся. Чанбин не возмущается, раскидывает руки в стороны, лёжа на вампире, последний раз шмыгает носом: — Не хотел умереть от пневмонии, да ладно уж теперь. Я почему-то всё ещё был уверен, что ты не хочешь меня убить. — Настолько замёрз? — Нет. С тобой теплее, — минутная тишина, руки на его животе и греющее из самой груди осознание: навсегда. Мистер Пак в привычной позе у одной из плит сидит, и он последний из тех, кто знает, как дался Кристоферу престол. Чанбину знать не обязательно. Может быть, однажды…