Узники Азкабана

*** Стоя посреди коридора своей тюрьмы, Осаму в кои-то веки был по-настоящему рад тому, что имел. Прав тот человек, сказавший о нашей неспособности ценить, что имеем, После многодневного заточения в четырёх стенах, за чугунной решёткой, выход в пространство меж серых анфилад был для Дазая подобен глотку воздуха на планете, лишённой атмосферы. Если бы не его физическое истощение, перешедшее все мыслимые и немыслимые границы за эти дни, японец бы в самом деле запрыгал от счастья. Однако, чувствуя себя совершенно вымотанным, Дазай смог лишь вымученно улыбнуться: из всей работы было сделано меньше половины, а ему ещё каким-то образом нужно подготовить освобождение коллег, сохраняя видимость своего заключения… И Том. Том был везде, и Осаму всё ещё был его должником. Камеру Лорда нужно было найти в первую очередь. Воззвав ко всем богам, одарённый двинулся вдоль каменных стен, надеясь, что никакой надсмотрщик из авроров или кого-то похуже не заметит «преступника», разгуливающего на свободе. — Сенсей? — окликнул его удивленно радостный голос, но радости в нём было, как в Дазае сил после всех его трудов. — Рю… Сердце учителя сжалось при виде ученика, закованного в цепи. Магия Акутагавы, обычно благоухающая вереском и карамелью, отдалённо напоминающей соль свежей крови, почти потеряла свой цвет и свой запах. «Клеймо», — догадался мужчина, ведь только его способность могла уничтожить любую магию, творившуюся рядом с ним. Приблизившись к чугунной ограде и с трудом сдерживая восклицание беспокойства за младшего, Осаму просунул руку меж железных прутьев. Рюноске подполз к нему, как жмётся побитая собака, устало виляющая хвостом, к своему хозяину, которому она рада будет и при смерти. Ещё по их совместному прошлому Дазай знал, сколько вреда приносит ученику сдерживание Расёмона. Своих демонов можно контролировать, с ними можно идти на компромиссы, но никогда и ни в чём им не следует отказывать: в противном случае они могут тебя просто сожрать. — Всё будет хорошо, Акутагава, — шепчет Осаму, взъерошивая волосы потрепанного мальчишки, сохраняющего жалкое подобие сознания из одного лишь упрямства. Словно крыльями бабочками, трепетно касающимися водной глади, эспер проводит кончиками пальцев по клейму Рюноске, и лишь тогда, когда дыхание младшего становится спокойней и размеренней, а сам молодой мафиози погружается в такой необходимый для него целебный сон, Осаму позволяет себе отстраниться от парня, стараясь не думать ни о Чуе, с его наверняка взбешенным Арахабаки, ни о ком-либо другом. Целью его небольшой вылазки всё так же продолжает оставаться Том Реддл, и Осаму в шаге от того, чтобы найти камеру своего единственного и незаменимого собеседника на эти дни заключения и скуки. *** Уже знакомый шелест чёрных одежд настиг Осаму на подходе к месту заключения Волдеморта. На этот раз не кричал никто, и дело было не в неожиданно открывшихся у исчадия ада склонностях пацифиста. Дементор пришел за ним. Осаму слегка усмехнулся, смотря в упор на дитя мрака и тьмы, само живое воплощение смерти, которой он не только не боялся, но и вожделел её прихода. И хотя эспер на самом деле знал, что дементор ничего ему причинить не может, да и убивать по сути своей не умеет, наблюдал он за ним с некоторой долей восторга и приятного ужаса. — Bene, salve, mortem*, — низким шёпотом произнёс он это так, как признаются в любви прекрасной даме, стоя при свете луны в тени ветвистой ивы; латынь почему-то показалась Дазаю единственно правильным языком, на каком следует говорить со смертью: мёртвый язык для мёртвого, что ли? — Facere sacrificium deo**… — он слегка задумался, разглядывая серую гранитную глыбу: — Не так ли, Том? — почти радостно воскликнул Осаму, оборачиваясь. На него смотрел тощий парень лет двадцати, хотя в действительности ему было намного больше. Глаза, как два океана, наполненные горечью и болью, пылали алым пламенем желания, увы недоступного для Осаму: выжить любой ценой! — Deus vult mortem? *** — слегка приподняв бровь, вежливо вопросил Марволо на латыни у Осаму. Тот лишь рассмеялся в ответ: — Pro gloria Dei****, — улыбнулся японец, изображая шутовской поклон, и словно по мановению божественной длани с тюремной решетки Реддла пали древние руны. — Не буду спрашивать тебя, как ты это сделал, — почти недовольно проворчал Марволо, в ответ на что смех Дазая стал лишь ещё звонче. Когда их ладони соприкоснулись, и Осаму, образно выражаясь, вывел падшего Лорда на свет божий, что-то между ними пробежало, подобное искре готового зажечься пламени или же мимолётной тени узнавания. Нет, они не были знакомы вплоть до этого момента, но теперь им почему-то казалось, что они были знакомы всю их жизнь. — Том Марволо Реддл, непризнанный лорд Слизерин-Гонт, падший, но готовый восстать в любой момент Темный Лорд Волдеморт, — протянул японцу руку Реддл, согласовываясь со всеми правилами официального знакомства, — можно просто Марволо, — добавил колдун. Эспер лишь усмехнулся, поражаясь такому напыщенному эго англичанина. — Неимоверно рад нашему знакомству, Том. Дазай Осаму… Можно… просто Дазай, — улыбка японца вышла особенно ядовитой, что не могло не восхитить мага. — Взаимно, Осаму-кун, — подчеркнув незрелость в плане возраста одарённого, улыбнулся в ответ Реддл. Эта странная, не поддающаяся логическим описаниям связь уже выглядела многообещающе. Осаму всё ещё не свёл татуировку с шеи Марволо.