дикая клубника

Тэхён попадает в его тарелку пряником, когда на всю округу раздаётся гневный рык. Юнги непривередливый, хмыкает себе под нос, зачерпывая ложкой суп, а заодно и пряник, чтобы тут же сунуть в рот. Мальчишка заходится смехом, а потом замирает, как и Юнги. По спине последнего пробегают мурашки, а еда становится поперёк горла. — Не бойся, так иногда бывает, — закатывает глаза Тэхён, оживляясь. Юнги не то что бы боится, но когда к одному рыку присоединяется другой — отчаянно хочет забраться под стол. Что он, в принципе, и делает. — Да ну! Что ты делаешь?! Выбирайся оттуда! Тэхён тоже приподнимает скатерть и суётся к нему, подталкивая плечом. Он хоть и мельче, младше, но уже выглядит крепче, чем когда-либо будет Юнги. — Я тоже скоро так смогу, — завистливо вздыхая, комментирует завывания. Юнги не уверен в том, что этому следует радоваться. Вполне возможно, что, будучи человеком, он всю прелесть переворота в волка так и не сможет понять. Но одно он знает точно — бояться станет в два раза больше. И вряд ли Тэхён сможет вот так вот сидеть рядышком. Юнги драпанёт со всех ног куда подальше. — Ребята? Вы где? Тэхён выглядывает из-под стола тогда как Юнги предпочитает подтянуть коленки к груди, уложив на них подбородок. Джимён наклоняется, и по его лицу можно сразу сказать, что что-то не так. Мужчина бледен, зрачки в его глазах стали почти оранжевыми, а черты заострились. — Сидите тихо и никуда не выходите, понятно? — Па… — Тэхён, не сейчас. Юнги не понимает, что происходит. Да ему и не очень-то интересно, если честно. После той не очень приятной встречи с незнакомцем, который назвался отцом Хосока, он из дома не выходил. Даже, когда прогуляться предлагал кто-нибудь из взрослых волков. То есть, вот уже больше недели он сидит в четырёх стенах, носится с тряпкой от угла до угла, вытирая пыль. Иногда помогает на кухне, очищая картофель или же следя за кастрюлей, в которой вот-вот должна закипеть вода. Один раз даже взялся за стирку, чем нарвался на гнев, потому что, оказывается, чан с водой тяжёлый и он не должен таскать его самостоятельно. Чудеса. Что только Юнги не приходилось таскать. Даже то, что едва ли не тяжелее его самого. А тут такие крики были! Также он чуть-чуть теплеет к Тэхёну. Совсем немножко. Мальчишка оказывается хоть и задиристым, но… Добрым? По крайней мере, не пытается его избить, а вполне сносно общается, иногда подшучивая. Юнги так ни с кем и не разговаривает, чувствуя себя при этом вполне комфортно. У него никто ничего не спрашивает и он не отягощает никого своим присутствием. Работает, как может, ест, спит и считает дни до весны. — Ты дрожишь, — говорит Тэхён, пугая своим внезапным прикосновением. Юнги их не любит. Они ведь, по детской памяти, обычно заканчивались синяками, царапинами и покраснениями. Но мальчишка касается его легко, лишь положив ладонь на плечо. — Смешной, — фырчит Тэхён. — Волки вечно за что-нибудь дерутся. Такая уж у нас удача, что поделать. Но даже ему становится явно не по себе, когда рычание сменяется завыванием, да таким, что кровь в жилах стынет. И звуки всё ближе, ближе, кажется будто вот-вот ворвутся в дом, сметая всё на своём пути. Юнги хочет, чтобы всё это закончилось. Ему было плохо жить в деревне людей. Он знает это, хоть и считает такой порядок вещей сносным. А как ещё может быть, если ты один-одинёшенек на всём белом свете? Но здесь ему ещё хуже. Потому, что страшно, непонятно, неуютно и одиноко. Даже больше, чем рядом с людьми. Ведь волки, это что-то совершенно иное, чужеродное, дикое, кровавое, пугающее и смертельно опасное. Дверь слишком громко стучит о стену. Становятся слышны чужие тяжёлые шаги. Юнги щурится, ожидая чего угодно. Он видит толстую подошву, снег, комьями налипший на неё. Тэхён жмётся к боку, и он вспоминает, что тот младше, а значит ему ещё страшнее. Юнги не хочет, но всё равно терпит, когда тот хватает его за руку, изо всех сжимая ладонь влажными, вспотевшими пальцами. Ему бы сейчас сказать, что всё будет в порядке и это просто какая-то шуточка. Ты, что ли, волков этих не знаешь, Тэ? Сам же из них, из этих, клыкастых и хвостатых. Но Юнги только и может, что закусывать нижнюю губу до боли. А уж когда в их крошечный подстольный мирок врывается чужак, он вовсе подаётся назад, едва не заваливаясь на спину. — Вот ты где. Юнги давится своим дыханием, которое и так вышиб Тэхён, свалившийся на него и пробующий скалиться. Выглядит больше смешно, чем угрожающе. Даже Чонгук не может сдержать улыбку. — Испугались? — спрашивает он, усаживаясь на корточки. Юнги пялится на протянутую руку, как на что-то ядовитое. — Пойдём. Тэхён дует губы, слезая с коленей Юнги. — Ты напугал нас! — возмущается он. — Ну, я же страшный серый волк, — усмехается вожак. Юнги пытается пригладить свои вздыбившиеся волосы пятернёй, потупив взгляд. Чонгук красивый. Раньше Юнги и не замечал чего-то такого. Все люди как люди, обычные, ничем ни примечательные, простые. А волк совсем не такой. И спроси у Юнги, чем же он таким отличается — не ответит. — Эй, человечек, — зовёт его Чонгук, пытаясь словить своим взглядом его. — Я тебя поздравляю, теперь будешь жить в моём доме. Юнги не осознаёт, что ему говорят, пока Тэхён не подскакивает на месте. — Он же с нами живёт! — А теперь будет со мной, — совсем по-детски показывает ему язык вожак. — Ну так что? Рад? Если честно, Юнги хочется то лоскутное одеялко, что дожидается его на кровати, себе обратно. В нём прятаться хорошо.