дикая клубника

Первый день проходит тихо. Даже слишком. Хосок кажется подавленным, долго не выбирается из кровати, дует губы и с трудом завтракает блинчиками, которые приносит Джимён. Но даже приход старшего омеги не разгоняет тучи над будто померкшим домом Чонов, и Юнги чувствует себя так, словно не справляется со своими обязанностями. Вечером Хосок умывается и самостоятельно укладывается спать, игнорируя предложение Юнги о новой сказке. Мальчишка поворачивается лицом к стене и начинает усиленно сопеть, имитируя сон. Юнги делать нечего, и он также ложится спать, впрочем просыпаясь посреди ночи из-за шума, который издают маленькие ножки, топая по полу пока подходят к его кровати. Хосок снова просится под чужое одеяло, и Юнги впускает его, позволяя прижаться к своему боку. Так они и засыпают, освещаемые бледным мерцающим светом луны, льнущим из окна. А уже следующим утром приходит не только Джимён, но и Тэхён. И уж тогда становится оживлённее. Волчата берутся строить замок из небольших деревянных брусков, которые, оказывается, хранились всё это время в одном из шкафов. Если бы Юнги знал об этом, он бы развлёк ребёнка ещё вчера, но приходилось довольствоваться своим косноязычием. Сегодня же волчонок более разговорчивый и улыбчивый. Если честно, Юнги уже даже немного устал отвечать на его бесконечные вопросы. — Ты не сможешь плевлатиться?.. — округлив глаза, спрашивает Хосок, впервые узнав, что люди это не то же самое, что волки. — Нет, — отвечает шёпотом Юнги, стесняясь подавать голос при Тэхёне. — А как же тогда вы бегаете по лесу? — Мы не бегаем по лесу. — А как ходите на охоту? — С оружием. — И вы не кусаетесь? И поцалапать никого не можете? — Можем, — немного подумав, отвечает Юнги. — А как, если у вас нет остлых клыков и когтей? — Обычно. Своими, человеческими. Лицо Хосока застывает маской, а потом губы его изгибаются, опуская уголки вниз. — Мне вас так жаль. Тэхён начинает смеяться, а сам Юнги несмело улыбается, взявшись теребить низ свитера, который даже на ночь не очень хотел снимать. Это глупо, но так ему кажется, будто Чонгук здесь. Его запах витает в воздухе, разбавляя привычные ароматы мускусом и лавандой. И Юнги с удовольствием купается в них, пряча кончики пальцев в длинных рукавах. Прежде, чем входная дверь врезается в стену, на улице звучат громкие голоса. Джимён откладывает книгу, которую до этого внимательно читал, вскакивая на ноги, чем пугает ребят, заставляя и их подняться с пола. На пороге оказываются какие-то незнакомцы, и судя по оскалившемуся Джимёну, их здесь быть не должно и ничего хорошего ожидать не стоит. Так и выходит. Тэхён становится перед Юнги и Хосоком, задвигая их за спину и зарычав непривычным низким рыком. Его толкают первым. Да так сильно, что волчонок врезается спиной в стол, безвольно свалившись ниц. Джимён превращается, и лучше бы Юнги никогда не видел подобного ужаса. Но он не может закрыть глаза, а потому становится свидетелем того, как тело старшего омеги ломается, мышцы приходят в движение, человеческие зубы вываливаются, а вместо них появляются волчьи клыки. Завязывается драка. Хосок начинает реветь, вцепившись в Юнги мёртвой хваткой, а тот только и может что пятиться к самой стене, чтобы забиться в угол. Удаётся обзавестись рогачом, которым поправляют дрова в камине. Это плохое оружие, никакое вообще, но лучше голых пустых рук, которые, по сравнению с волчьими лапами, кажутся хрупкими и бессильными. Джимён оказывается лежащим в луже собственной крови уже через несколько ударов сердца. Он один, а нападают впятером, и другого исхода быть не могло. Юнги готовится. Он знает, что вот-вот умрёт. Ему страшно, но ещё страшнее от того, что Хосок всё это увидит. А потом, возможно, и сам умрёт. Разве должен погибать такой малыш? За что? За то, что кому-то не нравится он, Юнги? Не нравится человек, оказавшийся посреди чужого страшного мира? Он успевает лишь только моргнуть прежде, чем волк прыгает вперёд. У него тёмная шерсть, почти бурая, непохожая на ту, в которую переодеваются обычные дикие волки зимой. А потом становится больно. Юнги смотрит вниз, на свой бок, в котором пульсация и жжение отнимают волю. Неловко накреняется в сторону, но удерживается на ногах, взяв упор на рогач. Волк скалит окровавленные клыки, обжигает жёлтыми глазами. Он крупный, своей холкой достаёт Юнги до груди, обдувает зловонным дыханием, заставляя от страха и потери крови потерять контроль над своим телом. Юнги не удаётся держать глаза открытыми, веки сжимаются, каждый подъём грудной клетки рождает искры боли. Он больше не может. Больше не может. Сознание ускользает сквозь скрюченные пальцы, и Юнги опускается на колени, подставляя шею под острые клыки. — Не тлогайте его!.. — слышит он крик Хосока, окончательно теряя нить с реальностью.