Неловкие разговоры

Микаса вбирает в лёгкие запах пыльцы. У Армина начинается аллергия — краснеют щёки, как от волчанки, он постоянно слезится и чихает. Он редко проветривает комнату и неловко смеётся, когда девушка с ужасом смотрит на ухудшения. С возрастом аллергия проявляется агрессивнее, и всё, что остаётся, — терпеть, сжав зубы. Она часто сидит с Армином, и тот активно рассказывает ей о книгах, которые он сейчас читает, если они не содержат засекреченную информацию. Микаса сидит рядом со стопкой платков и подаёт ему чистый, когда очередной приходит в негодность. На тумбочке появляются подснежники от Жана, которые Микаса выкидывает почти сразу же, чтобы не усугублять состояние Армина. Точно неизвестно, на что именно у него аллергия — она и начинается, и заканчивается весной, — но врач рекомендует избегать любой пыльцы, и девушка дотошно следует указаниям. На следующий день, Жан мрачнеет и с тех пор цветы не приносит. Она вклеивает гербарий в альбом и иногда остаётся в комнате капрала, и они молча сидят, пока Леви шуршит бумагами. Иногда она заглядывает ему за спину, капрал недовольно на неё зыркает, а Микаса усмехается. Всегда, когда чай заканчивается, она наливает его вновь. Их отношения оттаивают, звенят, как весенняя капель, и Микаса ловит эту свежесть, новизну. Леви всё больше манит, привлекает, его хочется узнавать, с ним хочется быть. Он интересуется ей, как никто другой, неловко проявляет заботу: накрывает её одеялом и отставляет кристалл дальше от её лица, когда она засыпает у него на кресле; закрывает окно, если видит, что она замерзает. На тренировках Леви теперь показывает приёмы такой сложности, которая оказывается для Микасы едва подъёмной. Несмотря на хорошую физическую подготовку, реакцию и гибкость, теперь она тратит минимум два дня на то, чтобы добиться результата, который покажется капралу хотя бы удовлетворительным. Зато, когда получается, он хмурится и кивает головой, а после они стандартно пару дней тратят на рукопашный бой друг против друга. Применение изученных приёмов в реальном поединке выходит на первый план. Очень редко Микасе удаётся повалить капрала, и тогда он, явно гордый её успехами, гладит её по голове. А она млеет, но не подаёт виду. Титаны уже не появляются у стен, сколько бы людей ни стояло в Титан-Гильотине, сколько бы их ни приманивало. Ханджи собирает Леви и его отряд, и на совещании они единогласно решают, что, как только станет теплее, нужно выдвигаться к краю острова. Конкретнее — к порту, который основали на южном берегу марлийцы. Вероятность столкновения с титанами минимальна — с конца зимы, как затихла гильотина, похоже, враги с материка ни разу не привезли ни единого инакомыслящего эльдийца, не вкололи никому спинномозговую жидкость и не разрушили жизнь. И поэтому экспедиция должна пройти спокойно и тихо. Конечно, если около моря, о котором так грезит Армин, их не поджидают враги. За день до вылазки Микаса задерживается у капрала до глубокой ночи. Она сидит в кресле и смотрит на него, его спину, аккуратно уложенные волосы, которыми она в свою очередь похвастаться не может. Микаса наблюдает за его точными, педантичными движениями. Когда она немного меняет позу, чтобы размять затёкшие ноги, кресло невыносимо скрипит, но капрал не обращает внимания. Она волнуется из-за завтрашней поездки, не может отвлечься от мыслей о свободе, титанах, марлийцах, Эрене, а Леви спокойно перебирает документы. — Сэр, — подаёт голос девушка. Капрал не без недовольства поворачивается. Стопка с документами, которые Леви ещё необходимо прочитать, — самая левая, — всё ещё внушительно возвышается на столе, а ведь он, похоже, намерен завершить работу до конца. — Чего тебе? Говори быстрее. Не видишь, я занят. — Леви разминает шею и спину. — Может, я могу вам помочь? — Микаса ведь искренне хочет, чтобы капрал отдохнул. Он каждый день сидит за документами в среднем восемь часов, время у него остаётся только на соблюдение элементарных правил гигиены, их тренировки, еду, встречи с Ханджи и важные собрания. Он даже не спит — кроме того случая более полугода назад, девушка ни разу не видела, чтобы он сомкнул глаза. И это её беспокоит. Она хочет, чтобы капрал выспался хотя бы перед экспедицией. — Ты шутишь, что ли? — капрал щурится. — Ты ведь в курсе, что эти документы не предназначены для третьих лиц. — Сэр, не поймите меня неправильно, — выдыхает Микаса, — но вы сами говорили, что толку от тренировок не будет, если в итоге не выспаться. А я могу помочь вам быстрее справиться с работой. — Вот как, — капрал вздыхает. — Беспокоишься, что ли? — Микаса кивает. — Обо мне — не стоит. Я привык спать по три-четыре часа в день. Лучше бы сама двигалась в сторону кровати, а не о моём здоровье пеклась, малявка. Леви снова отворачивается и погружается в работу, а Микаса продолжает за ним наблюдать. Он вызывает восхищение стойкостью и терпением, которое проявляет и на поле боя, и в кропотливой сверке документов. Конечно, ворчит, когда остаётся всего пара листов и в этот момент ему приносят новую стопку — в два раза больше прежней, — но больше никакого недовольства не выказывает. Микасе нравится за ним наблюдать и подмечать привычки. Например, когда сильно погружается в чтение, он прикусывает кончик пера, а когда осознаёт, что во рту что-то есть, морщится и плюётся, будто проглотил букашку. Он часто трёт затылок, разминает шею и спину, водит ногами назад-вперёд, а если слишком устаёт — встаёт и метается по комнате, паралельно что-то обдумывая. Когда в документах оказывается написана несусветная дребедень (конечно, достоверно Микаса не знает, но создаётся именно такое впечатление), он откидывается на стуле, смотрит в потолок, еле слышно чертыхается и бормочет: «Да чтоб этих идиотов». Капрал становится частью её повседневности — неотъемлимой и ценной. И Микаса хочет его узнать. — Сэр, вы даже не волнуетесь? — Микаса понимает, что лучше ей просто заткнуться и перестать мешать капралу, который тонет в макулатуре, но ей движет иррациональное желание выведать, что творится у него на душе. В том числе и затем, чтобы самой прийти в себя. Капрал, не раз замечала она, обладает тем, чем она не может в силу своего возраста — багажом опыта. — Да замолчи ты, Микаса, либо проваливай в комнату и ложись спать, как я говорил уже два часа назад. Толку от того, что ты мне нервы будешь трепать, ноль. Ты не выспишься, а документы так и останутся непроверенными. Девушка вздыхает. На словах Леви с ней обходится так же грубо, как и обычно, но она уже привыкла к его манере общения, и резкие слова её не задевают. Она знает, что капрал говорит не словами, а поступками. Микаса кутается в плед и вдыхает запах Леви — конечно, не потому что она помешанная, а потому что одеяло капрала пахнуть по-другому и не может. — Я не думаю, что волнение чем-то поможет, — раздаётся мужской голос. Девушка предугадала, что он заговорит. — Наша миссия чёткая и ясная — достичь берега острова. Не стоит строить надежд и планов, как и не стоит представлять всё в мрачном свете раньше времени. Предусмотреть опасности, попытаться их предотвратить безусловно необходимо, но загонять себя в яму страхов не стоит. Есть вещи, которые нам неподвластны. — Леви ставит подпись на очередной бумажке. — В конце концов, будущее мы предвидеть не можем. Микаса сонно моргает. Она знает, что Леви прав, но совладать с эмоциями всё равно не может. — Я знаю, что ты боишься, — Леви не прерывается, работает. — Ты весь день дёрганная, резкая — только слепой не заметит, что в твоей голове мысли скачут, как черти. Обращай больше внимания на то, как ты дышишь — медленнее вдыхай и выдыхай — и по возможности абстрагируйся от шума сердца. Уверен, что именно поэтому ты и не идёшь спать — ты попросту не можешь заснуть. — Вы правы лишь отчасти, сэр, — зевает Микаса. — Вот как? — Леви совершает свою типичную ошибку — прикусывает перо, а после, уже спустя пару секунд, морщится. — И почему же ты до сих пор не избавила меня от своего присутствия? — Я решила, что лягу, когда ляжете вы, — бормочет Микаса. Капрал откладывает бумажки и перо в сторону и смотрит на девушку сквозь линзы очков. — Знаешь, что меня удручает? — Микаса отвечает взглядом на взгляд. — Что ты, несмотря на мои попытки тебя приструнить, всё ещё позволяешь себе слишком много для такой козявки. — И что вы собираетесь с этим делать? — Да ничего, мне уже наплевать. Я много нервов потрачу, пока буду с тобой бороться, а результата от этого не будет никакого. Уже понял. — Леви встаёт со стула и тянет руки вверх. — Ты выполняешь приказы, пока они соответствуют твоим личным интересам, и тебя удаётся приструнить, только взывая к логике, а не руководствуясь грубой силой, — он косится в её сторону. — Дурь вылетит из твоей башки только со временем — не из-за чистки сортира, а после внушения непреложных истин. Когда мозги на место встанут, в общем. Если встанут, конечно. — Вы категоричны, — спорит Микаса. — А ты слишком своенравна, — бросает Леви. Микаса хмурится. Капрал замечает. — Не надо воспринимать мои слова в штыки, не надо на них обижаться. Я не говорю ничего из того, что не было бы правдой. — Значит, правда на вашей стороне… сэр? — Микаса ядовито тянет последнее слово. — Не совсем. Правда пока на моей стороне. — Как будто есть разница. — Ты растёшь и меняешься, формируются твои взгляды и предпочтения. Возможно, из тех двух путей, которые я тебе предрёк, ты не выберешь ни один, а найдёшь третий — я не предсказатель. — Иногда вы, сэр, ведёте себя, как коз… — А ты — как идиотка, — перебивает её Леви. — Не испытывай моё терпение. Микаса кривится. — Мне казалось, что мы похожи. — А разве это не так? — капрал поворачивает стул в сторону Микасы и садится. — Я вижу в тебе себя в молодости. — Отыгрываетесь на мне? — Скорее стараюсь помочь избежать моих ошибок. Микаса вдыхает запах шарфа. — И каких же? — Со временем поймёшь. — Говорите загадками, сэр, — язвит Микаса, но уже с меньшей вовлечённостью — ей слабо верится, что капрал действительно хочет как-то её задеть. Скорее он непроизвольно уязвляет её тем, что рубит всё, что думает, без прикрас. — Вот скажи, Микаса, — Леви ставит руки на колени и подаётся вперёд. Линзы очков поблёскивают. — Почему ты пошла в разведкорпус? Девушка, мало сказать, удивляется, отодвигается назад и облокачивается на спинку дивана — раздаётся противный скрип. Коротышка решает покопаться у неё в душе? Вот это новость. — Не думаю, что это имеет значение. — Хорошо, ты мне, я тебе. Откровение на откровение. — С чего я должна соглашаться? — противится Микаса. — Потому что, мне кажется, у тебя есть вопросы, которые ты стесняешься мне задать. Губы Микасы стягиваются в ниточку. — Ладно, — девушка сдаётся не из желания изливать душу, а чтобы в ответ попытаться уязвить Леви. Был ли это мудрый выбор? Конечно нет. — Ну? — капрал вопросительно смотрит на девушку. — Чтобы вмазать вам. — Вот как? — Леви что-то обдумывает. — Я понял, что увижу тебя в разведкорпусе, уже на заседании суда, когда ты была готова на месте прикончить меня взглядом из-за своего драгоценного Эрена. Но дело тут было не в моём самомнении, а потому что, как и подтвердились мои предположения, ты следуешь за ним по пятам. — Зачем вы задаёте вопрос, на который знаете ответ? — Потому что узнаю, какой ты хочешь казаться в глазах других людей. Микаса затихает и отводит глаза в сторону. — Почему вы были так привязаны к командующему Эрвину? — Зашла с козырей? Девушка пожимает плечами. — Он помог мне перебраться из Подземного города в разведкорпус. Это удовлетворит твоё любопытство? — Мне кажется, таким своенравным людям, как мы, требуется более весомая причина. Леви хмыкает. — В наблюдательности тебе не откажешь. Хорошо, если быть ещё точнее, он придал смысл моей жизни. — Звучит романтично, — бросает Микаса. — Ещё бы. Ты на своей шкуре знаешь, что это такое, я прав? — Леви сверлит её взглядом. Девушка вздыхает. — Почему вы такой невыносимый? — позволяет себе Микаса очередную резкость. — Для этого не нужна причина. Я просто невыносимый. Такой же невыносимый, как и ты. — Лестно слышать. — Вот как? Пожалуй, я чаще буду тебе об этом напоминать. Леви поднимается и задвигает стул. — Пошли. — Он отворачивается. — Нам пора ложиться. Микаса сбрасывает плед и встаёт вслед за капралом — тишину в комнате кромсает противный скрип. Леви открывает перед ней дверь. — Вы ведь точно ляжете? — спрашивает она и оборачивается, когда стоит на пороге. В коридоре темно и прохладно, её лицо снизу подсвечивает голубое свечение кристалла, а капрал находится слишком близко — даже ближе, чем на тренировках, когда она валит его на землю и прижимается грудью к его груди. Он выдыхает ей в ухо: — Проваливай уже, — выталкивает её в коридор усилием одной руки и закрывает дверь. Остаётся надеяться, что её старания не были напрасны. Микаса плетётся к себе в комнату. В окна коридора пробивается блёклый свет луны — небо почти полностью укрывает дымка облаков. Девушка аккуратно ступает на доски, которые скрипят меньше остальных. Она уже изучила каждую из них, выбрала наиболее тихий маршрут, и теперь крадётся, старается не потревожить остальных. По пути Микаса заглядывает к Эрену и видит, что он до сих пор не спит. Притворяется, но не спит. Она немного мнётся, но всё же заходит и тихо садится на стул рядом с кроватью. Кристалл прикрывает рукой. — Ты тоже беспокоишься, Эрен? — шепчет она. Он лежит на спине, не отвечает, продолжает так же мерно сопеть. Микаса разглядывает его лицо, которое больше чем за год заметно меняется — скулы становятся острее, щёки впадают, а волосы с затылка уже касаются плеч. — Пожалуйста, позволь мне тебе помочь. — Микаса зарывается носом в шарф. В воздухе повисает тишина. Девушка наблюдает за подрагиванием коротких чёрных ресниц, которые едва видны под приглушенным светом. Свободной рукой она сжимает шарф и дышит, отсчитывая секунды для вдоха, секунды для выдоха. — Всё в порядке, Микаса, иди ложись, — раздаётся голос. Она не выдерживает, сердце сковывает волнение, девушка порывисто выдыхает и наклоняется к парню. — Эрен, что тебя беспокоит? Её дыхание заставляет волоски на лбу брата дрогнуть. Она едва держит себя в руках, хочет обнять его, прижать к себе. Она снова хочет почувствовать его, убедиться, что он не призрак, не мираж, не злая шутка разыгравшегося воображения, что Эрен всё ещё здесь, рядом с ней. Она хочет вернуть ту близость, которую они потеряли, хочет вернуть их с Армином разговоры, их перепалки и надежду, которой все они дышали. Эрен всё ещё не открывает глаза, как будто боится на неё посмотреть, боится выдать тайны, которые прячутся в его взгляде. — Микаса, пожалуйста, ложись. Завтра важный день. — Его голос не похож на голос прежнего Эрена, он более грустный, безэмоциональный, невыразительный. И выдержка даёт трещину — девушка берёт его за руку, что лежит на одеяле, и прижимает к щеке. Она чувствует тепло, тяжесть, грубость ладони. Эрен не сопротивляется. — Ты обещаешь, что останешься рядом? — шепчет она, не выпуская руку. Эрен едва заметно хмурится. Тепло тыльной стороны ладони греет только нервные окончания щеки, а внутри — всё холодит. — Иди ложись, — в очередной раз повторяет он. Микаса не хочет отпускать, уходить. Она прижимает ладонь сильнее, мысленно клянётся защитить. — Пожалуйста, — шепчет она. — Микаса. — Эрен открывает глаза и смотрит в потолок. — Тебе нужно идти. И Микаса уходит. Засыпает она с трудом. Дыхательные практики Леви не помогают.

***

Перед отправлением Микаса получает нового коня — его имя она уже не запоминает. Знает только, что это жеребец, как обычно гнедой, выносливый и крепкий. Капрал тоже обзаводится спутником, похожим на прежнего вороного, который погиб во время последней экспедиции, но его уже не ласкает. Они выезжают, когда становится светло, тепло — солнце стоит едва ли не в зените. Добираются до края острова без каких-либо препятствий. Единственный титан, что встречается на пути, едва ли может представлять хоть кому-нибудь угрозу, поэтому они, по совету Эрена, его объезжают и оставляют в покое. Когда Микаса видит море, её глаза начинают блестеть, а по телу пробегают мурашки. Бескрайний простор воды — как и обещал Армин. Его не вычерпать никаким торговцам. Море уходит вдаль, почти сливается с небом, с его кучерявыми облаками, и единственное, что позволяет различить линию горизонта — рябь и блеск. Она снимает обувь, закатывает облегающие штаны, берёт сапоги, которые боится потерять, и аккуратно ступает в воду вслед за Армином и Эреном. Мокрый песок под ногами ощущается иначе, чем сухой — он более вязкий, немного неприятный и прохладный, как и волны, которые прибиваются к берегу. Армин горит восторгом, держит в руках окаменелость странной формы — по очертаниям напоминает ракушку из его книги. Он идёт вслед за Эреном, делится с ним впечатлениями, что его переполняют, а тот смотрит на него с отчаянием. Микаса чувствует, как её мир рушится. Устойчивую почву, на которой она стояла, вымывают волны — всё, на что они надеялись, на что опирались, оказывается зыбким и непостоянным. В этот момент внутри неё умирает вера. Эрен, который вёл их к свободе, привёл их к очередным страданиям, слезам и смраду мёртвых тел, и он сожалеет. Они достигли моря, но их борьба не просто не заканчивается, а становится более мастштабной и ожесточённой — уже не с титанами, а с миром, который всё это время их люто ненавидел. Скоро море окрасится в алый, они будут тонуть в реках крови, захлёбываться, харкаться, вместо того, чтобы резвиться в кристально чистой воде. Микаса замечает, как Армин опускает руки — из его ладоней едва не выпадает ракушка. В горле застревает ком. Она хочет разорвать себе глотку, достать его, выдрать. Хочет забыть всё, как кошмар, и проснуться в кадетском училище — снова чувствовать запах запечённого картофеля, который рядом с ней уплетает Саша; закрыться от реальности. А пока она может лишь задыхаться от обиды. Прежний Эрен умирает. Она сжимает сапоги и оборачивается. Леви смотрит ей прямо в глаза.