The Truth Untold

Правда всегда тебя освобождает.

***

      Грейнджер просыпается. На этот раз по-настоящему.       Судя по всему, он в Имперском Святилище. Он был там только для того, чтобы время от времени получать задания от самого Тигрила, или когда принцесса Сильванна официально сделала его Светорожденным Кавалером. Оба раза Грейнджер даже не подумал осмотреться. Но комната, в которой он находился, была украшена таким количеством украшений и золота, что он не мог представить себе другого места в Монийской Империи, равного этому.       Он осторожно ёрзает на койке. Его туловище обмотано свежими бинтами, и под ними он всë ещё чувствует раны, оставленные Алисой. Но боль значительно уменьшилась, и Грейнджер больше не чувствует себя грозовым деревом. Обо всех других ранах также позаботились, и его правая рука больше не немеет. Он не чувствует себя полностью исцеленным, но это настолько далеко от того, что он испытывал ранее, почти чудо.       Полностью проверив себя, Грейнджер присмотрелся к своему окружению. Белые шелковые шторы с золотой подкладкой колыхались на лёгком ветру, гармонируя с бело-золотым пэчворком мебели. На соседнем пуховом одеяле разложены его пальто и вещи, а также футляр для скрипки. Грейнджер чуть не расплакался от облегчения.       Слева от него на тумбочке стоял стакан с водой. За ним гордо возвышалась высокая богато украшенная книжная полка. А рядом с книжной полкой…       — А, ты проснулся, — Алукард оторвался от книги, которую читал. Он выглядел точно так же, как чувствовал себя Грейнджер — усталым, но каким-то образом в порядке. — Произошёл какой-то инцидент, не так ли? Честно говоря, я думал, что тебе потребуется больше времени на восстановление. Прошлой ночью ты хныкал во сне.       — Я… Что случилось? — Грейнджер собирался спросить, я хныкал? но это не кажется серьезной проблемой по сравнению со всем остальным, что произошло.       — Лунные эльфы случились, — Алукард улыбнулся, и Грейнджер заметил, что это была смесь гордости и горечи, — Лунный лес был захвачен, но они всё же собрали достаточно сил, чтобы каким-то образом отправить помощь, — Он ставит книгу обратно на полку. — Мы с Харитом уже слышали выстрелы, но вы были так далеко, и мы боялись, что не успеем вовремя. — Его взгляд был устремлен вдаль, прокручивая события в его воображении. — Если бы Лунные эльфы не прибыли, что ж… — его глаза вновь обретают фокус, с мрачной напряжённостью впиваясь в глаза Грейнджера. — Возможно, тебя бы здесь не было.       На этих словах Грейнджер снова поёрзал на своем месте. Он не любит быть обязанным кому-либо, как и большинство охотников на демонов, которых он знает, поскольку это усложняет отношения. Но на этот раз он чувствует огромную благодарность за этого Лунного эльфа, который перехватил того орка. Возможно, он никогда не сможет вернуть долг, но, может быть, сможет договориться о некоторых услугах…       — Между прочим, это была Мия, — продолжает Алукард, доставая из кармана что-то маленькое и вертя в руках. — Лунный эльф, который спас тебя.       — О? — Брови Грейнджера приподнялись. — Она была очень хороша.       Улыбка Алукарда снова возвращается.        — Она была, не так ли? Она привезла сюда тебя и Фанни, с которой сейчас всё в полном порядке, если хочешь знать. Она была с Эстесом, королем Лунных эльфов. Он исцелил вас обоих, но с вашей стороны вам требовалось гораздо больше лечения. И, как я уже сказал, намного больше сна. Но пока с этим покончено, — Алукард встаёт, всё ещё играя с маленьким предметом. — Я собираюсь найти Рафаэль, пусть она проверит тебя. Как только она решит, что ты готов, можешь сходить к Клауду.       Грейнджер бледнеет, затем краснеет и снова бледнеет.       — Что… Поче… Клауд… Мы не…       — Не вместе? — говорит Алукард. — Ты продолжаешь повторять его имя во сне, Грейнджер; когда ты не хнычешь и не рыдаешь, ты шепчешь его имя. Уже неделю ты просто чередуешь эти три: хнычешь, всхлипываешь и шепчешь имя Клауда. Конечно, это мило, — пожимает плечами охотник на демонов. — Но ты обещал мне, что больше ничего не будет происходить! Что нет ничего, с чем бы ты не смог справиться!       — Я справился с этим, — возражает Грейнджер, если вы можете называть свидание со своим врагом «справился» . — И, честно говоря, я боялся того, что все вы сказали бы. Что я влюбился в кого-то вроде него.       На слове «влюбился» лицо Алукарда снова смягчается, его глаза становятся более лазурными и вялыми.       — Я никогда не смогу осудить тебя за то, что ты чувствуешь, Грейнджер, — пообещал он. — Я понимаю или, по крайней мере, пытаюсь понять. И если он тот, кто делает тебя счастливым, безопасным и полноценным, тогда иди к нему. Заставь его чувствовать то же самое. Любите друг друга так сильно, чтобы это чувство переполняло вас.       Тон Алукарда был задумчивым, а его рука крепче сжимала маленький предмет. Грейнджер замечает, что это ярко-синее перо. Как те, что были в волосах Мии…       — Алу? — немного робко пытается Грейнджер. Какое-то напряжение в теле собеседника заставило его колебаться, прежде чем задать вопрос. — Мия… Мия в порядке?       Ответа нет. По его спине пробежала дрожь, когда он понял, что только что произошло. Мия была такой смелой и веселой… Как она смогла спасти и его, и Фанни. Она — была — замечательной Лунной эльфийкой. Неудивительно, что Алукард выглядел таким «не в своей тарелке». Он, должно быть, сильно опустошен, даже если его лицо остаётся таким невозмутимым.       «Мне жаль.» — хотел он сказать это своему другу, но жалость, как и благодарность, — это то, что охотники на демонов воспринимают неловко. Вместо этого он откидывается на подушки, слегка переворачиваясь, чтобы у его друга было время прийти в себя. Через несколько минут Алукард снова готов двигаться. Он дотрагивается до Грейнджера, который снова собирался заснуть.       — Я найду Рафаэль, — повторяет он. — Чем раньше ты вернëшься к Клауду, тем лучше.       Ещё один неожиданный поток благодарности. Грейнджер только кивает.       — Пожалуйста, иди к нему как только сможешь, — грустно говорит Алукард. — Наслаждайся каждым моментом рядом с ним. Никогда не знаешь, сколько это продлится…       Грейнджер снова кивнул, и его рука порывисто сжала плечо Алукарда в знак истинного почтения.       — Спасибо. Я так и сделаю.       Уже после ухода Алукарда, Грейнджера снова начинает клонить в сон. Но он не мог отрицать внутреннего волнения, когда получил шанс встретиться и даже просто поговорить о Клауде ещё раз. Это прекрасно сочетается с грустью, которую он чувствовал из-за некой Лунной эльфийки, которой он никогда не сможет отплатить.

***

      Грейнджер безоружен, когда входит в Сады. Если раньше он чувствовал себя голым, в листве леса, без кейса, то теперь он, как ни странно, не ощущает этого. А если и ощущает, то сейчас это чувство легче. Свободнее. Это оружие было для того времени, когда он был охотником. Сейчас он ни за кем не охотился.       Чем пахли сады, как Клауд впервые поцеловал его? Розы, ромашки?       Лаванда.       Сегодня все цветы, казалось, расцвели. Как бы в предвкушении. В ожидании его возвращения. Ноги Грейнджера рассеянно подводят его к скамейке, где они в последний раз встречались, у дуба и фонтанов.       Клауда не было.       Пульс Грейнджера слегка учащается. Он резко подходит к их первой скамейке, окруженной цветущими кустами.       Нет ни Клауда. Ни обезьяны.       Грейнджер чувствует тревогу. Где Клауд? Он думал… Он думал, что вор всегда здесь. Разве это не было одним из его любимых мест? Грейнджер пробежался по списку укрытий, о которых Клауд ему рассказывал. Все они были далеко друг от друга и спрятаны лучше, чем это место. Он должен был пройтись по всем?       Ему все равно. Он сделает это.       Грейнджер методично проходит через сад. Туннель из роз, шпалеры, дорожки, по которым они никогда раньше не ходили, статуи, пруды и топиарии, пышущие красотой, но она исчезает перед ним, потому что единственного человека, которого он хочет видеть, здесь нет. Красивый сад в его руках, и всё же, он хочет вора. Его вора. Что, если его наконец поймают? Закуют в цепи? Что, если он пробрался в место, слишком запертое для побега? Что, если… Существа Бездны каким-то образом добрались до него?       Непрошенные мысли. Грейнджер заставил их перестать звучать в голове. Клауд умëн, находчив и так же силëн, как и Грейнджер. Клауд был упрямым, озорным и, наверное, в десять раз умнее любого стрелка. С ним ничего не должно было случиться.       И всё же страх не покидал его груди.       — Клауд?! — крикнул Грейнджер в ночной воздух хриплым голосом.       Тишина ответила ему в большом изобилии.       — Клауд, пожалуйста! — В его голосе прозвучали нотки отчаяния.       Чудом ответил голос.       — …Грейнджер!       Он обернулся и увидел, как вор подбегает к нему, бросая сумку на пол, Декстер бежит и кусает его за пятки. Пистолет всё ещё был привязан к его руке, а плащ на плече растрепался. Грейнджер никогда не видел его таким, таким неуправляемым и уставшим.       Но он по-прежнему выглядел очень, очень красивым.       Они столкнулись, куча одежды, волос и кожи, громоздкий и тяжелый пистолет вонзился в спину Грейнджера, и ему было всё равно. Его руки потянулись к лицу Клауда без его воли, и Клауд покорно подтолкнул их, наконец, наклонившись ближе, чтобы их лбы могли соприкоснуться.       — Извини, я опоздал, — пробормотал вор, его дыхание щекотало лицо стрелка. — Долг звал.       — Ты идиот, — Грейнджер толкнул бы его в грудь, если бы Клауд не обнимал его так крепко. — Это должен был говорить я. А не ты.       Другой только положил голову на плечо Грейнджера, уткнувшись в него носом и вдохнув запах охотника.       — Это были худшие две недели в моей жизни. — Голос вора срывается, и он всхлипывает, прежде чем крепче обнять стрелка, если это вообще возможно. — Каждый день — каждый божий день — я ходил в Храм. Я продолжал молиться, чтобы ты не умер. Но я никогда не был верующим. — Клауд невольно рассмеялся.       — Ты… ты изменил меня, Грейнджер. Я думал, что никогда не смогу. Но ты сделал меня таким. Когда я рядом с тобой, я чувствую себя в безопасности. Сильнее. Стабильнее. Как будто мне не нужно прятаться или красться. Ты привел меня к свету, — Его лицо, наконец, поднимается, и их глаза встречаются, алые и темно-коричневые. — Я никогда не захочу оставить это чувство снова.       — Тебе не придётся. Обещаю, — под пристальным взглядом Клауда Грейнджер чувствовал себя более уязвимым, чем когда-либо думал, но сопротивлялся желанию отвести взгляд. — Думаешь, я изменил тебя? Клауд, ты уже был доброй душой с самого начала. Я не заслуживал тебя, — его голос срывается, но он настаивает, решив, наконец, сказать все, что он чувствовал, вслух. — Ты дал мне повод снова жить. Чтобы снова жить по- настоящему. Больше раз, чем я мог сосчитать, я думал о том, чтобы положить конец всему этому… этой бессмысленной битве с тьмой, в которой никто не мог победить. Ничто не могло проникнуть в мои мысли. Даже музыка, которую я слушал. Тогда я получил задание поймать тебя.       — И ты направил пистолет мне в лицо. — слабо бормочет Клауд.       — А ты смотрел вниз. Ты был для меня вызовом, Клауд; ты меня смутил. Ты заставил меня задуматься о вещах, которые меня не волновали. Ты заставил меня заботиться о чем-то другом, кроме миссий, охоты или скрипок. Даже сейчас я чувствую, что всë ещë не заслуживаю тебя. Но ты всë равно любишь меня, — Грейнджер недоверчиво покачал головой. — Ты мой свет, Клауд. Клептоман, крайне упрям, эгоист, но все же мой свет. Я бы не любил тебя, если бы ты был кем-то другим, кроме самого себя.       Клауд фыркает на это. — Клептоман, упрямый, эгоистичный — тебе действительно нужно было сказать все, чего не было — ты только что сказал, что любишь меня?       Грейнджер ухмыльнулся:       — Ах, кажется, свет моей жизни тоже глух.       — Не смеши меня, — бормочет Клауд. — Скажи это снова.       Вор выглядел таким милым и смущенным, что Грейнджер снова взял его за щеку, проводя большим пальцем по мягкой коже. — Что еще сказать, любимый?       Он был вознагражден тихим всхлипом от Клауда: «…Это.»       Стрелок глубоко вздохнул, мягко подтолкнув лицо Клауда ближе, так, чтобы их разделяло всего несколько сантиметров. Это был он. Это был момент, к которому он готовился. Ради Клауда, ради них это должно было быть особенным. Это прекрасное сочетание страха и неповиновения снова засияло в глазах вора, именно то, что, как нравится думать Грейнджеру, заставило его начать тонуть. Он проглатывает всë это, когда наконец произносит слова:       — Клауд, — выдыхает Грейнджер, другой рукой обнимая его за талию, ладонь тёплая сквозь бинты. Клауд только смотрит на него в ответ, его золотисто-карие глаза широко распахнуты от удивления. Губы слегка приоткрыты. Любите друг друга так сильно, чтобы это переполняло вас. Шепни это цветам. Пусть висит в вечернем тумане.       Их губы на волоске друг от друга.       — …Я люблю тебя.       Затем Грейнджер наклоняется для ближе, и они теряются.

***

Они — звездная пыль. Частицы, плавающие в космосе, дрейфующие миллионы лет, отчаянно ищущие центр, безопасную гавань, дом. Искали, искали, и вот нашли. Планеты взрываются, галактики вспыхивают яркими искрами, солнца горят священным огнем. Пусть вселенная рушится вокруг них. Пусть всё остальное сдастся энтропии, погрузится в эфир. Они нашли друг друга, зачем ещë что-то? Они создали свой собственный мир, и этого было более чем достаточно.

***

      Губы Грейнджера мягкие и тёплые на губах Клауда, мягко, нежно двигаются, как будто один неверный жест может заставить его сломаться. Перевязанная рука на его щеке медленно движется к затылку, проводя по его волосам, слегка прижимая его ближе. Рука на его талии делает то же самое, прижимая их тела друг к другу. Если бы Клауд мог нарушить законы физики и стать единым целым с этим драгоценным, удивительным человеком, он бы это сделал. Возможно, в этом мире ему больше ничего не нужно.       Он так же застенчиво целует Грейнджера в ответ, пытаясь показать, насколько особенным он себя чувствует. Каким бесценным. Его вооруженная рука неподвижна позади охотника, но другая рука бродит по всему пространству его спины, вычерчивая линии, пути и формы. Он начинает чувствовать себя слегка подавленным, у него кружится голова от удовольствия. У него кружится голова, а по оси его разум продолжает шептать Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер…       И, конечно же, именно тогда Грейнджер мягко прикусывает губу. Вор вскрикивает, задыхаясь и нуждаясь, и охотник использует этот момент, чтобы поцеловать его глубже, их губы больше не робеют. Они целуют друг друга с одинаковым пылом, никто не доминирует над другим.       Затем Грейнджер медленно покидает губы Клауда, давая ему возможность отдышаться. На самом деле это всё, что он может сделать. Грейнджер наклонился, чтобы поцеловать его в шею, проводя губами по бледной коже. Он усеивает его крошечными точками, каждый из которых как молния в его сердце. А на бис Грейнджер царапает зубами кожу, кусая, от его действий расцветает розовый цвет.       — А… А… Грейнджер, подожди, — бормочет Клауд. Его рука летит к волосам Грейнджера, не зная, заставить ли его уйти или остаться.       Грейнджер всё равно уходит, и Клауд доволен тем, что охотник выглядит таким же пьянящим, как и он сам, его винно-красные глаза полны желания. Его губы почти такого же оттенка, пухлые от баловства Клауда. — Что-то не так, любимый?       — Ничего подобного, — Клауд внезапно чувствует нелепое желание расплакаться, несмотря на то, что всего несколько секунд назад он целовался с любовью всей своей жизни. — Все в порядке. Все абсолютно идеально.       — Как и должно быть, — Грейнджер снова гладит его по щеке. — Ты плачешь, любимый?       О, круто. Чем больше Грейнджер будет называть его так, тем больше он будет таять в луже слëз и соплей. — П-почему ты продолжаешь меня называть так?       Стрелок наклоняет голову. — Я не знаю. Я только что придумал это. И оно подходит тебе.       — Это мне подходит? — Что он сделал, чтобы заслужить такого милого, удивительного человека? — Но я даже никак не называю тебя.       Грейнджер только улыбается, снова целуя губы Клауда. — Просто называй меня своим.