Дожить до рассвета

С Варшавы прошло две недели. Первый бой новым составом был позади. В принципе, все ничего. Приказы Ольгерда исполняются быстро, чётко. Только Марк всё время бурчит себе под нос. Сил моих нет это слушать. То не так, это не этак, то плохо и это тоже. Лучше бы он говорил по китайски, чтоб я его не понимала. А то бурчит и бурчит целыми днями. Я бы и рада не слушать, да только он сидит же рядом, и эти его слова ввинчиваются в мозг. Когда-нибудь дам по зубам, чтобы заткнулся. А то я столько нового услышала про себя и окружающих за эти дни, что в пору книгу писать. ... Я проснулась и вылезла из танка наружу, стараясь ни на кого не наступить. Из открытого люка повеяло морозным воздухом, а перед глазами всё белое-белое. Это же... Снег! Первый снег! Я радовалась ему как ребёнок. Потом парням устроила обстрел из снежков. В долгу они не остались. Мы бегали как дети вокруг танка и кидались снежками до тех пор, пока не попали в кого-то из пехоты. Тот парень медленно обернулся, осмотрел нас троих (Марк традиционно сидел в сторонке) – красных, запыхавшихся, присел на корточки и запустил снежок в Ена. Дальше по лесу бегала рота пехоты и мы, закидывая снежками друг друга. На нас удивлëнно оглядывались, некоторые присоединялись. Как-то мы пронеслись мимо полковника, вышедшего из своей землянки, посмотреть на учинëнное безобразие. Наверно ему доложили, что в лагере ведётся стрельба. Посмотрев на нас, он подмигнул и скрылся снова в землянке, сделав вид, что не видел. Я слышала как он сказал кому-то: - Пусть отдыхают, пока можно. Они ж ещё совсем молодые. Это мы, старики, уже не будем так бегать. А им хорошо. Так зачем мешать? Спасибо, товарищ полковник. О лучшем старшем офицере я не могла и мечтать. ... Мы чистили дуло "Рыжего". Там что то закупоривало ход (скорее всего копоть), затрудняя процесс запихивания снаряда туда. И поэтому мы чистили это несчастное дуло уже полчаса. - И какие идиоты тут раньше воевали, - пробурчал себе под нос Марк. Мне кажется, что это уже слишком. - Следи за своим языком, - огрызнулась я. Пусть он думает, что хочет, но слушать это я больше не желаю. - А то что? Что такая малышка может мне сделать? - он ухмыльнулся. Желание дать ему по зубам усилилось. - А ты хочешь проверить? - Давай, - он отложил щётку в сторону и встал передо мной расставив руки в стороны, показывая, что даже защищаться не будет, - Бей. К нам подошёл Ен, сидевший до этого на броне танка. Он стал между нами и раскинул руки в стороны. - Эй, ребята, полегче. Не надо никого избивать! - Отойди, Зенек. Если она хочет рискнуть своей головой – то пусть попробует, - Марк отодвинул его в сторону. Разминая руки, он встал в боевую стойку. - Ты за кого – за меня или за него – переживаешь? - обратилась я к Ену, слегка повернув голову, чтоб не выпускать противника из поля зрения. - Конечно за тебя! Ты посмотри на него! Он же в два раза тебя больше. Исход драки тут очевиден! - Ну значит не волнуйся. Ты будешь удивлён. А пока просто не мешай. Я его предупреждала, он не послушал. Посмотрим как он будет петь теперь. Зенек вздохнул и отошёл к краю поляны. Хорошо, что Ольгерда нет – он бы не разрешил. А так, я думаю, мы успеем закончить до его возвращения. Мы с Марком вышли на середину поляны и встали в стойки. Я ударила первой. Удар пришелся ему в ребро – Марк успел увернуться. Я тотчас пригнулась пропуская его руку у себя над головой. Потом ударила его ногу, под коленную чашечку. Он дëрнулся, но не сдал. Тогда я резко наклонилась и дëрнула его за ногу, роняя на землю. Но вовремя отскочить не успела и упала рядом. Мгновенно откатилась в сторону и поднялась на ноги. Подскочила к пытающемуся подняться Марку и сделала обманное движение рукой, словно сейчас ударю в шею, а сама всадила ногу в бок чуть ниже рëбер. Он упал обратно. Но меня дëрнул за ногу, я упала на него сверху и подставила руки так, чтобы они сразу оказались рядом с его горлом. Секунда и я сижу сверху, зажимая пальцами сонную артерию. Это было не очень сложно. Я встала с него и пошла к танку, когда он налетел на меня со спины. Мы упали. Я получила удар от него в область ключицы (похоже целился в грудь, но промазал). Потом в лицо. Пока он замахивался для нового удара я резко ударила его в нос и толкнула от себя. Он снова оказался на земле, а я на ногах. - Хочешь продолжить или этого достаточно? Марк молча поднялся и сплюнул кровь на землю. Хах, обиделся бедненький мальчик. Но тут появилась проблема посерьёзнее. Нас окликнул голос за моей спиной. - - Сержант Новак, полютоновый Гойс, смирно! Я развернулась и вытянулась по стойке смирно. Перед нами стоял рассерженный Ольгерд и метал глазами молнии. - Что вы здесь творите? Что за драку устроили? Вы – один экипаж. Среди экипажа недопустимы междоусобицы! Чтобы я вас больше сегодня не видел! Понятно? - Так точно, товарищ поручик, - отозвались мы хором и поспешили убраться с поляны. Я только схватила из танка баночку с припрятанной водкой и кусок бинта. По лицу стекало что то теплое, а когда я макнула в него пальцы, то убедилась, что это таки кровь. Порезалась о снег, наверное, когда падала. Я отошла от нашей поляны метров на 10 и села на ствол поваленного дерева. Загребла в ладони немного снега и подышала на него, чтобы он растопился. Таким способом помыла лапки. Потом намочила бинт спиртом и провела по скуле. На нём остался алый след. Всё таки порезалась. Кстати, ожоги мои зажили, даже не оставив шрамов. Только на ладонях, там где они переходят в запястья осталась неровная полоса на тон светлее. Я приложила бинт к самой царапине. Щиплет. За моей спиной послышался скрип снега под форменными сапогами. Шаги приближались. Даже не оборачиваясь я слышала, что это Ольгерд. Он подошёл и сел рядом. Аккуратно забрал у меня из рук бинт и сказал лишь: - Давай помогу. Он обработал мне царапины. Мы молчали. Стерев оставшуюся у меня на лице кровь, Ольгерд заправил челку мне за ухо и провел рукой по щеке, не касаясь порезов. - Ну и из за чего вы подрались? - Он оскорбил ребят. - И ты полезла на него с кулаками? - Ольгерд удивлëнно приподнял бровь. - Я попросила его закрыть рот, а он ответил: "А то что? Что такая малышка может мне сделать?". Ну и пришлось показать. Ольгерд только вздохнул, покачал головой и привлек меня в объятия. Я с радостью оказалась в кольце тёплых рук. Ольгерд наклонился ко мне и спросил: - Скучаешь по ним? Его дыхание опалило мне висок. Я дëрнула уголком губ и кивнула. - Да. Очень. Мы немного помолчали, просто наслаждаясь моментом. С неба тихо падал снег, я спиной чувствовала размеренное, ровное дыхание Ольгерда. Я подняла глаза вверх, глядя в серое небо, затянутое низкими облаками. Уже темнело, хотя было только часов 5 вечера. Было хорошо. Перед нами по земле пробежала белочка, одетая в серую шубку. Я поцокала, доставая из кармана припрятанный кусок хлеба. Это конечно скорее сухарь, чем просто хлеб, но я отломила кусочек. Ну как отломила – Ольгерд помог. Сначала я сама пыталась, а он просто смеялся, глядя на мои потуги. А потом я состроила щенячьи глазки и протянула Ольгерду этот несчастный сухарь. Он отломил от него кусочек и положил мне на ладонь. Я протянула его белочке. Она сидела в трёх шагах от нас и с интересом разглядывала. Когда я протянула ей угощение она забавно склонила голову набок, потом подскочила, цапнула сухарик и ускакала прятать. - Ольгерд... - М? - А если бы тогда, в самом начале, я бы не выбила три десятки, то ты бы не взял меня в экипаж, да? - я не знаю почему, но что то мне пришло в голову это спросить и я спросила. - Взял бы. Вы были приписаны к танкам ещё до того, как мы приехали. Показывая свои таланты вы просто дали мне представление о том, кто вы такие и кем вам лучше быть. - И Янека тоже? - И его тоже. - Просто он тогда, на стрельбищах, так переживал, что не попадет в экипаж. - А ты нет? - И я тоже. Просто не так сильно, как Янек. Ольгерд улыбнулся и поцеловал меня в висок. Я вернула ему улыбку. Карие глаза напротив зажглись каким-то огоньком. - Янка, я же сегодня был у полковника. Он сказал, что на Рождество можно съездить в госпиталь. - Правда-правда? Ольгерд кивнул, с улыбкой глядя на мою радость. А я от радости чуть ли не подпрыгивала на месте. Всего две недели! Ура! ... Вот и прошли две недели. Мы сидим с Ольгердом в кузове машины полковника и едем в Легионово. Как же давно мы ребят не видели! Я вся в нетерпении ждала этой встречи. Пусть они пока не слишком способны разговаривать, но главное, что они нас увидят. Янеку мы везли два письма – одно от Ефима Семеновича, а второе от Маруси. Машина стала, первым спрыгнул Ольгерд, приминая свежий пушистый снежок под ногами. Потом он помог слезть мне (нет, я могла и сама слезть, но все же приятно). Из кабины вышел полковник. Он с улыбкой на нас посмотрел и кивнул на вход в госпиталь. - Пошлите, ребята. Мы воспользовались столь любезным предложением и ввалились в госпиталь. Он представлял собой старую больницу, построенную ещё в 20-е годы. Узкие коридоры, высокие потолки. Все как в типичных постройках того времени. Нас проводили в палату, пусть и не слишком охотно. Мол, приехали тут, и так народа много. И действительно, туда сюда сновали люди в солдатских шинелях, кто то даже тащил ёлку. В одном из коридоров мы столкнулись с Лидкой – она видимо тоже приехала к Янеку. Мы помахали друг другу ладонями и разошлись. Ей в одну сторону, а нам в другую. В палату вошли мы с Ольгердом и полковник. Там уже была Маруся, которая отбирала у парней новые мундиры. Все обернулись на звук открывающейся двери, а потом козырнули, а Маруся ещё и по стойке "смирно" вытянулась. Полковник замахал на них рукой, мол вольно. Все расслабились, а я подошла к Янеку и потрепала его по светлым вихрам. - Давно не виделись. Я чуть не сказала "братик". Это уже немного странно. Хотя почему же... У моего младшего брата, Вити, были такие же светлые волосы и светло-голубые, почти серые глаза. И на месте он всё никак не мог усидеть, всё рвался куда-то, не слушая окриков старшей сестры. Давно это было... Ольгерд отдал Янеку письма. Тот заинтересовано посмотрел на треугольнички из бумаги и отложил на подоконник. Маруся, признав свое письмо, немного покраснела. Должна признать, это выглядит мило. К нам из под кровати вылез Шарик. Он сразу признал своих и полез целоваться. Когда он стал на задние лапы, положив мне на плечи передние я засмеялась и обняла его. Потом потрепала по ушам и пёс, радостно гавкнув, побежал дальше, к Ольгерду. Радостное оживление продолжалось пока в палату не зашёл врач. Мужчина средних лет с проседью в волосах и в белом халате посмотрел на творящийся бедлам и вопросил: - Что здесь происходит? Потом он заметил полковника и старички вышли из палаты о чем то договариваться. Мы с ребятами пообщались ещё где то с полчаса. Пообещали писать почаще, не забывать их, взяли с Маруси слово присмотреть за этими балбесами и отбыли на фронт. ... На очередном общем сборе бригады было очередное награждение. Ольгерду вручили орден Красного Знамени. Мы с Еном искренне за него порадовались. Да и вообще настроение было хорошее, потому что на обед выдали не просто суп, а по банке консервов. С виду они были вроде все одинаковые. Я открываю свою а там овощи. И то хорошо. А Ену с Ольгердом попались с мясом. Марку достался тоже с овощами. Ну мы своей компанией недолго думая вытащили из запасов котелок побольше, отошли от танка подальше, развели костерок, и поставили туда котелок. Отошли на всякий случай. Если рванет боекомплект то это будет печально. А в котелок тот мы стали вываливать содержимое банок, чтобы получились овощи с мясом (или мясо с овощами?) а не по отдельности то и другое. Как мы смеялись, когда оказалось, что с одной стороны банки овощи, а с другой мясо. С какой откроешь – то и увидишь. Когда Марк увидел результат нашей бурной деятельности, то сплюнул себе под ноги. Видимо открыл с "овощной" стороны, разочаровался в этом мире и выкинул банку. Не фортануло, парень. Прошла зима, растаял снег, солнышко стало пригревать. Как то брали мы город, назывался он вроде Мирославец. Вот там было жарко. Потом к нам подошёл полковник, сказал, что приставит к награде. Опять наверное медали выдадут. Лучше б поесть дали. Как Шарику. Вот так мы и жили потихоньку. Ждали выписки ребят из госпиталя. Письма им писали стабильно раз в месяц. Одно из них до сих пор у меня хранится. Его мне отдал Ольгерд, а тому Янек. Писала его я, своей рукой, вот Кос и отдал лист командиру на память. «Дорогие! То место, которое мы вместе обороняли в августе, было выбрано хорошо. Мы ещё раз переехали через Вислу по тому же самому мосту. Поля и лес сейчас в снегу, их трудно узнать, и все-таки мое сердце забилось там сильнее. Оттуда мы двинулись на столицу, а потом дальше и дальше. Бригада участвовала в боях за большой город у реки, но противник оборонял его только арьергардами. На аэродроме мы захватили тридцать самолётов, которые не успели взлететь. Оттуда мы повернули на запад, пехота с ходу прорвала полосу укрепления, мы протиснулись в эту щель, как в приоткрытую дверь, совершили стремительный танковый рейд и захватили ещё один город. Это были тяжёлые бои. Когда вернëтесь, опять не досчитаетесь нескольких знакомых. Сейчас нам досаждает холод. «Рыжий» обогревается от своего мотора, но и он, бывает, устает, а на броне у него появилось ещё больше шрамов. Экипаж у нас хороший, дали всего двоих. Одного из них вы хорошо знаете Зенека, он сейчас с нами. Он хороший танкист, как и второй, но скажем вам по секрету (хотя какой уж тут секрет?): ждём того часа, когда мы опять будем все вместе. Мы стоим в обороне как резерв. Сегодня праздник Красной Армии. Проводятся встречи, выдали немного спирту. Зенек с Марком ушли куда то в лагерь, а мы сейчас сидим в танке и пишем вам это письмо при свете лампочки. Место, где броня была пробита снарядом, заделано изнутри толстой плитой. Края приварены, и все это выглядит как рана с толстыми рубцами. И их становится всё больше. Таких вот ран, ожогов, царапин. Как и на нас. Может быть, и вы уже скоро поправитесь. Отвечайте побыстрее, а то и нам интересно, и генерал часто спрашивает, что с вами. Генерал – это наш полковник Калиновский. Повысили его недавно, за бравое командование. Завтра день обещает быть солнечным, ясным, температура около пяти градусов мороза, после полудня увеличение облачности до одной четверти. Сердечно обнимаем вас, ребята, и чешем Шарика за ухом, сейчас только в мыслях, но, возможно, скоро и на самом деле. Янка и Ольгерд». На сложенном листе указаны 3 или 4 фамилии. Смотря считать ли "Шарик" фамилией или именем. Этот лист мы действительно писали с Ольгердом сидя в танке – я на своём месте, а он на месте Гжеся. Потому что тут теплее и тише всего. И тусклая лампочка – куда ж без неё.