Круги на воде

Сухо потрескивал огонь. В полумраке сквозь приоткрытые веки вспыхивали и тут же гасли горячие искры. Приятное тепло окутывало тело, пока Мона балансировала на грани дрёмы. Некоторая тяжесть наваливалась на плечо, и девушка, движимая любопытством и вопреки настойчивому желанию закрыть глаза, посмотрела вниз. Идеальный срез тёмных прямых волос. Бледная рука, которая, обнимая, цепко держалась за бок астролога и сминала белую ткань волнами складок. – …таким образом, тайна мира состоит в том, что нас укрывает щит, подобно тому как содержимое яйца скрывается под скорлупой, – раздался тихий голос Скарамуччи. – Брось его в воду, и влага не проникнет внутрь. То же самое и с внешней враждебной силой, – по изначальному замыслу небес она не должна была просочиться. Кажется, Моне снился какой-то несуразный сон. – Яйцо и скорлупа?.. Так мы, выходит, живём на желтке?.. – пробормотала астролог. Раз Мона видела сновидение, значит могла позволить себе любые вольности. И девушка как раньше, когда всё было намного проще, запустила пальцы в тёмные пряди. Сказитель вздрогнул, но через мгновение коснулся свободной рукой её ладони. – Какая чушь, – продолжила астролог, смутно отдавая себе отчёт в том, что это один из самых дурацких разговоров в её жизни. – Подумай сам, как мы можем жить на желтке, если он жидкий?.. Бывший Предвестник сдержанно хмыкнул, но к удивлению девушки, спорить не стал. Удовлетворённая полной и удивительно лёгкой победой, Мона с блаженством сомкнула веки. …Над головой высился каменный свод. В полутьме свет от огня кидал на неровную поверхность размытые дрожащие тени, и Мона рассматривала их, с завидным упорством ища в горной породе хоть какую-нибудь особенность. Но ничего не находила. Она очнулась в совершенно непримечательной пещере. Если она попала в загробный мир, то фантазии у высших сил явно недоставало. Что-то приглушённо брякнуло. Девушка резко повернула голову и тихонько зашипела от неожиданной боли в шее. У костра, где над огнем тихонько булькал самый обыкновенный котелок, сидел Сказитель. Он был без кимоно, в коротких штанах и чёрной майке с высоким горлом, правильное название которой Мона никогда не знала. Бывший Предвестник вылил немного жидкости из черпака в небольшую глиняную миску и следом бросил пучок свежих трав. Мона наблюдала за ним с отстранённым интересом. Они оба погибли, и теперь их ждёт наказание в виде вечности заточения вместе друг с другом? Или же перед ней её личная версия ада, которой только предстоит раскрыть свою изощрённую суть? И всё же, у происходящего было куда более простое объяснение. Мона, увы, жива, да и для Скарамуччи полученная рана оказалась не смертельна. Было бы так глупо, если бы сосуд божества, устойчивый к тлетворному влиянию коррозии, погиб от одного единственного удара кортиком в живот. – Уже пришла в себя? Или мне опять предстоит слушать разнообразные глупости из глубин твоего подсознания? – ровно спросил Скарамучча, даже не взглянув в сторону Моны. Астролог криво улыбнулась. Кажется, её версия про личный ад всё же имела смысл. Пока Скарамучча растирал травы, и от миски сочился аптечный запах лекарств, похожий на тот, что витал в хижине Бубу, Мона с опаской ощупала шею. Место, где Скарамучча ранил её, опоясывали бинты, липкие то ли от пропитавшего их настоя, то ли какой-то мази. С левой стороны проступала жёсткая нить, вшитая в кожу, и при надавливании на нее губы Моны болезненно скривились. – Где мы? – требовательно спросила девушка. – Приблизительно на границе земель Мондштадта и Ли Юэ, – откликнулся Скарамучча. Он закончил с травами и зачем-то плавным движением опалил над огнём затупленную щепу. Мона выдохнула. Значит, Сказитель ещё не переправил её в Инадзуму. – Только зря тратишь время, – сказала астролог. – Сколько бы ты не лечил меня, я не собираюсь тебе помогать. – С этим сложно не согласиться. Ты скорее расстанешься с головой, чем присоединишься ко мне. Мона аккуратно поднялась и подогнула под себя ноги. Она сидела на постели, обустроенной на широкой каменной ступени в полуметре над землей. Роль матраса играл развёрнутый спальник, а шёлковые простыни уместнее бы смотрелись в лучших домах Инадзумы или Ли Юэ, а не в пещере одни Архонты знают где. На девушке была подвязанная тонким поясом белая юката, которую или небрежно надели, или же она не подходила Моне по размеру. И так как вряд ли Скарамучча хранил у себя в подпространстве набор разнообразной одежды для подобного случая, скорее всего облегчённое кимоно принадлежало ему самому. Под белоснежной тканью не было больше ничего, – только бывший Предвестник знал, куда делся пропитанный морской солью костюм астролога и её бельё. Пояс был слишком слабо завязан, лишь номинально удерживая полы юкаты, и Мона по наитию запахнулась сильнее, пока её грудь не успела полностью обнажиться. – Твоя стеснительность сильно запоздала, – шепнул ей в ухо Скарамучча. Девушка вздрогнула и отпрянула, навалившись на локти. Она не заметила, когда он успел подойти так близко. Скарамучча поставил миску у изголовья и опустился на край импровизированного ложа. Он потянул Мону за плечи и заставил вновь сесть. Та закрыла шею ладонью, борясь с желанием сорвать бинты и вырвать нити швов из шеи. Почему Скарамучча просто не бросил её там, в заливе? – С раны только недавно сошло воспаление, её нужно обработать. Хватит вести себя, как малое дитя… – Малое дитя?! Да ты дважды чуть меня не убил! – щёки Моны запылали злым багрянцем. – А теперь как ни в чём не бывало изображаешь заботливого докторишку, Бездна тебя побери! Она попыталась оттолкнуть Скарамуччу, но это было равносильно попыткам сдвинуть с места скалу. – Дважды?.. Ну, утёс Звездолова не в счёт. Или ты думаешь, что все мои молнии в ту ночь волшебным образом промазали мимо цели?.. – Да пошёл ты. Мона нехотя дала отстранить свою руку от шеи. И в прежние времена физические силы Скарамуччи превосходили её многократно, сейчас же она с трудом бы даже встала с постели. Сказитель нащупал пару узелков и расслабил бинты. Через пару секунд они отправились метким броском в костёр, и их поглотило пламя. – Если я смогла до тебя донести, что ни при каких условиях не стану тебе служить, то зачем делать всё это? – угрюмо спросила Мона. Скарамучча набрал щепой густую травяную мешанину из миски и принялся накладывать её на шею астролога. Рану слегка защипало. – После того, как ты взял меня в плен в собственном доме, всё пошло наперекосяк, – со злобой продолжила Мона. – Я сбилась со счёта в какой по счёту раз нуждаюсь в лечении. Бинты, мази, горькие настои… – Не моя вина, что человеческое тело поразительно хрупко. Впрочем, подобное тебе всегда было сложно понять. Вы, люди, живёте краткий миг и даже не успеваете осознать, что отведённый вам срок лишь немногим больше, чем у мотылька-однодневки. – Ты ещё и ставишь мне в упрёк мою смертность?!... Щепа в руках Сказителя на мгновение остановилась, но затем потянулась за новой порцией лекарства. – Раз уж моя жизнь для тебя так скоротечна, – сказала Мона, – я тем более не понимаю, почему ты тратишь столько сил на то, чтобы я… – Если тебе так хотелось покончить с собой, не стоило меня вовлекать, – холодно перебил её Скарамучча, и затем слабо улыбнулся. – Есть и другие способы, кроме как подставить свою бестолковую голову под мой меч, напоследок ткнув меня какой-то нелепой зубочисткой. – Хватит делать вид, что всё абсолютно нормально! – Мона взмахом руки выбила щепу из пальцев Сказителя. – Ты использовал меня! Она вновь размахнулась, чтобы на этот раз отвесить пощёчину, но реакция Скарамуччи оказалась быстрее. Он перехватил её запястье, предусмотрительно поймал вторую руку девушки, и мягко завёл ей за спину. Теперь бывший Предвестник и астролог оказались так близко, что Мона чётко видела рельеф ультрамариновых радужек, каждый льдистый завиток в синих глубинах. – Только не надо строить из себя святую невинность. Ты с женским легкомыслием играла со мной, Мона Мегистус. Непозволительная роскошь для такого хрупкого создания, однако, заметь, ты до сих пор жива и даже относительно здорова. – Играла?!... Ты сам же и вбил в свою голову эту чушь! Или единственным подтверждением любви было бы бросить всю свою жизнь к твоим ногам?.. Вот же чёртов эгоист… Она всхлипнула, дёрнулась, и Скарамучча отпустил. Он отстранился и наклонил голову, отчего волосы упали ему на глаза. Мона была рада, что Сказитель больше не видит её лица. Она поспешно вытерла рукавом непрошенные слёзы. – Ты использовал меня, мои способности и моё тело, – как заведённая, прошептала астролог. – Растоптал и едва не прикончил, доведя до болезни, а потом… – А потом ты, ища утешения, обрела его у твоего светловолосого алхимика по имени Альбедо? Горевала ты, признаться, недолго. Мона в ошеломлении уставилась на Скарамуччу, кратковременно потеряв дар речи. Его глаза были по-прежнему скрыты, а губы растягивала ухмылка. – Жаль, он не покидал Мондштадт, с тех самых пор, как ты у него поселилась. Устроить бойню в городе всё равно что пригласить Ордо Фавониус и Фатуи присоединиться. Но не представляешь, каким сильным порой бывает искушение… – Архонты… – простонала Мона и, забываясь, смазала пальцами травяную пасту на шее. – Ты что же, следил за мной?.. Альбедо просто мой хороший друг. Мне нужна была его помощь, только и всего… Если бы она могла встать и уйти, она непременно бы это сделала. Её колотила крупная дрожь. Мона была искренне уверена, что Скарамучча, не получив желаемого, потерял к ней всякий интерес, и поставила под угрозу жизни дорогих ей людей. Беда была так близко, и всё из-за её глупой самонадеянности, когда она посчитала, что достаточно хорошо узнала Сказителя. – Неважно. Я не буду целенаправленно преследовать алхимика, хотя отныне ему лучше мне не попадаться. Твои слова нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, но моя злость, на вашу удачу, иссякла в океанских водах, где ты не без удовольствия меня топила. – Ты первый посчитал допустимым применить силу, – бесцветным голосом ответила астролог. Скарамучча встал, чтобы вернуться со сложенным мокрым полотенцем и новой опаленной щепкой с затупленным концом. Он аккуратно стирал размазанные травы с кожи Моны, пока та молча сидела, старательно смотря куда-то в сторону. – Да, я использовал тебя. Ровно как тысячи людей используют друг друга. И я привык жить так, а не иначе. Опыт разбивает юношеские иллюзии, ведь полная нелепость – существу как я глубоко привязываться к чему-то смертному. Мона так сильно закусила нижнюю губу, что казалось, вот-вот, и по её подбородку побежит алая струйка крови. Скарамучча в последний раз провёл полотенцем, отложил его в сторону и окунул щепу в остаток зелёной мешанины в миске. Он накладывал пасту быстрее, чем в прошлый раз, словно опасался, что Мона опять испортит всю его работу. – И ещё более глупо было бы извиняться. Особенно после того, как ты проткнула меня ножом. Всё же я чувствую боль, а это было весьма болезненно... В каком-то смысле мы вполне друг друга стоим. Новые свежие бинты кольцами ложились на шею астролога. Отчасти Мона желала, чтобы те затянулись слишком туго, навсегда заканчивая мучительную беседу. – Но глупости заразительны. Я связался с тобой и совершил их немало. И вот я здесь, вожусь с твоей раной, не имея с этого никаких выгод… И я не стану впутывать тебя в свои дела не только потому, что неожиданно оказался не способен взять неопытную молоденькую девчонку под полный контроль. Когда ты умирала, истекая кровью на моих руках, я понял, что не могу допустить, чтобы ты так рано потеряла итак столь краткую жизнь. Я вспомнил твои слова в храме, и неважно, насколько искренними они были, но я, наконец, в полную меру осознал их. Я ведь тоже не хочу, чтобы с тобой произошло нечто дурное. А как я защищу тебя от всех опасностей, что ходят за мной по пятам, раз не смог защитить от себя самого? Сказитель завязал последний узелок на кончиках бинтов, наклонился и коснулся губами шеи окаменевшей Моны. – Когда-то я поклялся, что изведу в своей душе нелепые порывы и эмоции, которые только отдаляют от истиной божественности. Но, увы, ничто в этом мире не бывает до конца совершенным, и на прекрасном белоснежном полотне, свободном от человеческих чувств, могут проступить предательские пятна. Поначалу я злился, но теперь уже простил себя за иррациональную, абсурдную слабость. Но сможешь ли ты после всего случившегося простить меня? По лицу Моны беззвучно текли потоки слёз, чуть пощипывая заживающий порез, оставленный ещё клинком Офелии. Девушка чувствовала, как руки Сказителя сомкнулись за её спиной, а губы скользили по мокрым щекам, впитывая соль. – Можно ли простить молнию за то, что она поражает человека насмерть? Да и нужно ли, – медленно проговорила Мона. Глаза девушки были широко распахнуты. – В действительности молния не нуждается в одобрении. Её можно любить или ненавидеть, разряд тока остаётся неизбежен. Скарамучча подтянул Мону к себе, усаживая на колени, и положил свою голову ей на грудь. Сердце девушки лихорадочно билось, то выскакивая из груди, то отдавая мерные удары. – Да, пока ты будешь воплощенным бедствием, никто не избежит опасности. Но я хочу верить, что твоя буря, которая раздирает тебя изнутри, утратит ярость и уступит место ясному небу. Вот бы на мой короткий век выпала возможность это увидеть… Она провела пальцами по щеке Сказителя, и они встретились взглядом. Ни Мона, ни Скарамучча не произнесли больше ни слова. Астролог скорее повторно бы бросилась под меч, чем напрямую заговорила о любви, да и бывший Предвестник сказал уже слишком много. И всё же молчание пронизывало нечто большое, чем они оба сейчас были готовы признать. Нечто большое, что связывало их вопреки логике и обстоятельствам. Что, наверное, и не должно было случиться, но всё же произошло и оставило на астрологе и Сказителе нестираемый след. Мона сама наклонилась, насколько ей позволяла перебинтованная шея, чтобы соединить их губы в поцелуе. Сама потянула за край белого пояса, сокращая преграды между их телами. Пусть им отведено не так уж и много, она запомнит каждый миг. На кончике языка, от вздоха и до стона. Эпилог – Мне совсем не нравится это место. Будто я выплеснула в местную воду столько ненависти, что она теперь отравлена, – сказала Мона. Девушка куталась в лёгкий плащ. Погода заметно испортилась, и в заливе на побережье Сокола порывистый ветер ощущался особенно холодным. – Звучит поэтично, но куда полезнее было бы, если бы ты всё-таки помогла мне в поисках, – пробурчал Скарамучча. Он был одет в неприметный наряд, который превосходно подходил для путешествий, когда не стоило привлекать излишнего внимания. – Твоя шляпа давно на дне океана, – потянула астролог. – Не думаю, что есть большой смысл рыться в камнях и песке. Скарамучча бросил на неё красноречивый взгляд. – Если она на дне океана, тогда мне тем более необходима твоя помощь! Сделай уже хоть что-нибудь, включи своё чувство стихий, подними воду… Мона глубоко вздохнула. Пара недель, которые они провели в пещере вдвоём, слишком быстро подошли к концу. Швы были сняты, рана зажила, как и глубокие порезы от битвы с Офелией. На шее остался некрасивый шрам, но лента от подвески Моны надёжно скрывала его от посторонних глаз. Их пути расходились, и хоть бывший Предвестник пожелал проводить девушку, последний совместный день совсем не хотелось тратить на поиски на побережье, где Сказитель едва её не убил. Но Скарамучча был прав, стоило попробовать воспользоваться Гидро способностями Моны, если только она не хотела пробыть здесь до заката. Астролог быстрым шагом устремилась к кромке воды, и под её каблуком что-то жалобно брякнуло. – Кажется, нашла… – Превосходно, а то я было подумал, что имею дело с абсолютно бесполезной женщиной. Из песка проглядывали знакомые металлические крючки и кончик чёрной маски. Пока Сказитель откапывал головной убор, Мона присела рядом. Она вглядывалась в сосредоточенное лицо Скарамуччи, гадая, как долго сможет точно держать в памяти его черты. Жаль, она совершенно не умела рисовать. – Ты что, пока я отходила от нашей ссоры на утёсе Звездолова, снова успел связаться с Фатуи? – рассеянно спросила астролог. Сказитель остановился. Несмотря на его деланную невозмутимость, Мона поняла, что попала в точку. – Ну, упорство, с каким ты искал шляпу, вряд ли вызвано неуёмной любовью к этой экстравагантной вещичке. Она – знак принадлежности, контракта… – Я же сказал, что не стану впутывать тебя в свои дела, – сдержанно ответил Скарамучча. – Чем меньше знаешь, тем лучше. Достаточно и того, что ты в курсе, что в Инадзуме я пробуду недолго, а потом направлюсь в Сумеру. Он отряхнул чудом сохранившиеся вуали от песка. – Вот бы и мне узнать, где моя шляпа… – протянула Мона. – Давным-давно её делали на заказ в Фонтейне, и вряд ли удастся найти точно такую же. – Она валяется у тебя в кабинете. Видимо, слетела, когда дружки Офелии тебя поймали, – как ни в чём не бывало сказал Скарамучча. Он поймал изумлённый взгляд Моны и пожал плечами. – Я был там немногим позже, мы разминулись. Не так уж и просто проводить тайную слежку, когда Ордо Фавониус сновали тут и там. Капитан кавалерии поставил на твою охрану несколько рыцарей, подозревая, что я могу вернуться, но ты умудрилась проскочить незаметно для всех нас. – Вот как… – Если бы я не схватил за шкирку одного проходимца из Расхитителей сокровищ, подозрительно околачивающегося со своими приятелями около Мондштадта, то вряд ли смог бы тебя так быстро найти. Кажется, он собирался сообщить о твоём местоположении Кэйе. Тот ещё проныра, решил поработать на обе стороны. До сих пор жалею, что слишком торопился и не прикончил всю их неприятную компанию. Теперь капитан наверняка знает не только об Офелии, но и о моём присутствии. Он от тебя долго не отвяжется. Впрочем, Кэйа достаточно умён, чтобы и дальше держать твою тайну в секрете. Астролог не без удивления поняла, что Сказитель говорит о Моссе. Так вот куда он так торопился. Наверняка запомнил, что девушка знакома с капитаном, и хотел выслужиться для особых преференций. Скарамучча сел на песок рядом. Он поставил шляпу ребром и коснулся плеча Моны. – Я никогда не спрашивал тебя, что именно ты увидела в моей судьбе, – тихо сказал он. – Но теперь я отступлю от принципов. Мы ведь встретимся вновь? Губы астролога дрогнули, и она через силу улыбнулась. – Хотела бы и я это знать. Но, кажется, наши судьбы вернулись в первоначальную коллею. Ты стремишься туда, где должен быть, а меня… меня ждут дела в Мондштадте. Они некоторое время молча сидели на берегу, глядя на невысокие волны. Скарамучча зачем-то вытащил из голенища сапога небольшой нож и отрезал один из поблекших от долгого пребывания в песке красных плетёных шнуров, на которых висели причудливые инадзумские колокольчики. – Что ты делаешь?.. Сказитель зажал нить и сделал второй срез, отделяя от основной части конец с металлической подвеской. Колокольчик со звоном упал им под ноги. – Дай мне руку. – Но твоя шляпа… – Регулировкой высоты остальных подвесок займусь как-нибудь потом, просто дай мне уже свою руку!.. После короткой перепалки Скарамучча завязал шнур на тонком запястье Моны на манер браслета. – Не знаю, как в Фонтейне или Мондштадте, но в Инадзуме красная нить символизирует связь двух людей. Пусть тебе и может показаться немного странной моя прихоть, но я хотел бы, чтобы она всегда была с тобой… – Маленький стежок на полотне судьбы, – медленно проговорила астролог. – Спасибо тебе за все, Куникудзуши. Ветер бил по плащам, норовил унести последнее тепло, но Мона и Скарамучча крепко держали его крохи, прислонившись друг к другу плечами. Близилась новая буря, и будущее сулило много тёмных дней. Но Мона верила, что они ещё встретят ясное небо. Вместе.