love me

      — Такемичи, — тяжёлые шаги эхом разлетаются по пустынному помещению, — Ты где?       Воняет сыростью. Тело окутывает мокрый холод, пронизывающий до кончиков пальцев. Казалось, Майки может услышать тяжёлые и напуганные вздохи возлюбленного, но не определить откуда доносятся.       — Такемучи, дорогой, — лёгкая улыбка странно расплывается на бледном лице, — выходи.       Рука с каждой секундой сжимает пистолет сильнее, словно готовится к оглушающему и совсем ненужному выстрелу, о котором Манджиро будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Даже если это будут короткие и ничего не стоящие минуты. Так даже хуже.       Мысленно он откидывает пистолет в угол, старательно пытается сделать это и в реальности, как учил Такемичи, как говорил Такемичи. Представляет его чуть хрипловатый от переживаний за него голос, слова, наполненные той нежностью, о которой раньше он мечтать боялся.       Сейчас он всё рушит своими ебаными руками.       — Блядь, — горячая слеза стекает по щеке, тыльная стороны ладони аккуратно вытирает её, — Такемичи!       Манджиро начинает закипать. Прятки надоедали, бесили. Ему нужен его Такемичи прямо сейчас. Сейчас. Именно в эту секунду. Не позже.       Тихие шорохи раздаются за одним из кирпичных обломков здания. Голова быстро поворачиваются в сторону звуков. Глаза расширены, казалось, зрачки начинали белеть. Пистолет сжимается сильнее.       Уверенными широкими шагами он подходит к обломку, вслушивается. Стоя вплотную разглядывает черную макушку, дрожащие плечи.       Холодная ладонь медленно ложится на его чуть вьющиеся волосы, впутывается несильно оттягивая назад и снова отпускает. Мокрый взгляд Такемичи поднимается на Манджиро, рот прикрыт двумя дрожащими руками.       — Майки? — заикается и путается между двумя именами.       Волосы сжимаются в кулак, на котором проступают выраженные вены. Брови Такемичи хмурятся от накатившей лёгкой боли, а хриплое шиканье не удерживается, вырывается наружу.       — Не надо, — молящий шёпот действует громчайшим криком ненависти.       Неужели Такемичи боится его? Ненавидит?       Нет, быть такого не может.       Майки ведь любит его, значит и он любит Майки. По-другому и быть не может.       — Ты любишь меня, Такемучи? — дуло пистолета подставляется к холодному вспотевшему лбу возлюбленного.       — Майки, — ещё тише. Голубые яркие глаза превращаются в огромные тусклые шары, из которых так и льют кипящие ручьи.       Тишина. Майки хмурится, поджимает губы и плотно прижимает дуло ко лбу.       — Любишь?! — срывается на остервенелый крик.       Такемичи активно закивал головой, боясь отвести взгляд. Внутри все неприятно скручивало.       Майки одним движением откидывает оружие в угол, садится перед парнем, злобно заглядывая в глаза. Рука так и осталась сжимать волосы.       Жалкие, как кажется Манджиро, всхлипы разлетались по округе. От этого невероятно хотелось дать сильную пощечину, чтобы у того звёзды в глазах замигали.       — Перестань, — жёстко проговорил он, хмурясь больше.       Глаза Такемичи блестели. Не так, как раньше, наполненные чем-то жизненным. Да и сейчас они такие. Пока рядом нет Майки.       Манджиро всё портит, все уничтожает.       — Такемичи! — снова перешёл на крик он.       Внутри что-то неприятно жмёт, гудит, сворачивает. В глазах пекло. Слёзы отчаянно просились наружу, только Майки старательно сдерживал их.       И как всегда всё пошло не так, как надо.       Губы поджимаются. Он громко шмыгает носом, падая на Такемичи. Обмякает в его лёгких и неощутимым объятиях.       Такемичи не может его ненавидеть. Манджиро уверял себя в этом с того момента в квартире.       — Манджиро, — пребывая в лёгком шоке, говорил брюнет.       Такемичи боится шевельнуться, сделать лишнее движение. В любой момент с Майки может поменять все, привести к наихудшим последствиям.       На руках Манджиро немного приподнимается, чтобы их лица были на одном уровне. Снова заглядывает в его глаза в надежде не найти и крупинки страха в них.       И опять всё рушится. Почему с ним всегда так сложно? Почему он не может просто любить Манджиро и не боятся его? Почему?       — Такемичи, — на выдохе произнёс он, захлёбываясь в слезах, — Такемичи, не бойся меня, умоляю, — прижимается к его груди, — умоляю, не бойся, — голос повышается, — прошу!       Ноги Ханагаки всё ещё дрожали, рот в удивлении приоткрылся. Он вглядывался в Майки, старался найти подвох, был осторожным.       Тот, чувствуя настороженность брюнета, вжимался в него сильнее, не отводил взгляд, словно боясь потерять или упустить что-то.       — Такемичи, ты любишь меня? — хриплым шёпотом спросил Майки.       Медленно и осторожно Такемичи положил руки на спину Манджиро, легонько обнимал его, боясь сделать лишнее движение.       — Да, — неуверенно ответил он.       Он любил Манджиро. Готов всю жизнь ему посвятить, как когда-то Хине, но чертовски боялся его вспыльчивости, импульса.       Майки счастливо улыбнулся. Ему этого вполне достаточно. Пока что.       Губы тянутся за лёгким поцелуем, больше напоминающим короткий детский чмок. Ладонь снова зарывается в чёрных волосах. На этот раз нежно и без боли, а вторая ищет чужую, чтобы сцепиться.       Майки любит касания. Обожает их. Губами Манджиро проходит по щекам, слизывает засохшие дорожки слез.       — Манджиро? — более уверенно произносит Такемичи в попытке убедится, что все прошло.       В ответ молчание. Майки уже мокрыми поцелуями спускается на шею, встаёт для удобства на колени. Двумя ладонями забирается под белую футболку Такемичи.       Ханагаки поёжился, поднял голову вверх, смущенно всматриваясь в обшарпанные потолки. На щеках проступает румянец, пухлые губы смыкаются в тонкую полоску.       Холодные пальцы дотрагиваются до сосков, крутят, затем и язык Майки, стоило только с головой забраться под футболку. Такемичи сладко постанывал, обхватывая руками голову Манджиро, а ногами — бедра.       — Манджиро, — прерывисто проговаривал он.       Руки Майки лезли под черные штаны, чуть обтягивающие, сжимали ягодицы. Постепенно, в разнообразии разных ласк и поз, Такемичи оказался на коленях старшего, чувствуя его язык то на шее, то на плечах или ключицах.       Пальцы, казалось, утопали в капающей на них смазке, медленно проникали в Такемичи, вызывая громкие вздохи. В один момент Ханагаки резко приподнимается, прижимает голову Манджиро, в этот момент посасывающего его левый сосок, ближе, выпячивает задницу назад.       С губ срывается дрожащие «Манджиро». Майки заводится сильнее, когда по его оголенному торсу стекает горячая белая жидкость. Внизу давно мучительно пульсирует.       Он нацепляет пошлую улыбку, щурит глаза. Берет тюбик смазки, плавно вытекающей на лямки рюкзака Такемичи, нещадные остатки капает на пах, размазывает. Рука аккуратно ложится на талию Такемичи, вторая опирается о холодный с тонким слоем песка пол.       — Садись, — приказной тон.       Ханагаки протяжно промычал. На секунду замер и, руками придерживая член Майки, медленно, боясь резкой боли, начал насаживаться. Ввел головку, умоляюще посмотрел на Майки, как бы намекая на помощь того, но тот по-прежнему, как несколько лет назад, непреклонен.       Изгибается в спине, так и не введя полностью. Губы расплывались в довольной улыбке у обоих. Майки сходил с ума от тугости Ханагаки, от блаженства редкого для них уединения. Ладонь ложится на щеку голубоглазого.       Контакт глазами тоже важная и уважаемая часть секса для них. Губы Такемичи приоткрываются в желании поцеловаться, Манджиро игнорирует как и его, так и свое желание.       Руки Такемичи плавно обводят бедра Майки, бока, переходят на предплечья, плечи и шею, большими пальцами заходя за ухо.        Первый толчок.       Такемичи сжался сильнее. Со рта Майки слетает хрип, но толчки продолжаются.       Глубокие громкие стоны разносятся повсюду, въедаются в стены. Шлепки сопровождают их на новое с «Манджиро», вылетающим через каждый второй или третий толчкок.       Ноги Ханагаки сильнее сжимают чужие бёдра. У Манджиро от этого искры перед глазами.       — Майки, я кончаю, — выкрикивает младший.       Майки ускоряется. Пальцы ног сжимаются, Такемичи отчаянно хватается за всё, что попадает под руку. С глаз текут слёзы удовольствия.       — Блять, Такемучи, — голос понизился.       В глазах звёзды. Большие. Спина Ханагаки выгибается до хруста, а с губ слетает слишком протяжное «Манджиро». Капельки спермы медленно стекают с шеи Майки.       — Такемичи, — начал тот, втыкаясь лбом в плечо, — Прости, я не хотел.       В глазах опять пекло.       — Я все понимаю, Манджиро, — рука приобнимает голову того, — ничего страшного, сходим в другой раз.