Теперь и навсегда

      Прогноз Магистериума оказался верным: погода и вправду испортилась.       Следующим утром ветер уже швырял обледенелую листву, легко отрывая её от каменных плит двора.       «…Не взирая на то, что разговор прошёл не так, как мне хотелось бы, я не теряю надежды склонить П к необходимому нам компромиссу», — с нажимом выводил экзекутор Иольф. Из урны подле массивного стола торчало несколько сломанных перьев, комом чернела бумага, исписанная мелкими белыми буквами.       — Ваше благородие…       Один из младших экзекуторов показался в дверях.       — Сколько раз повторять: никаких «благородий»! — раздражённо бросил Иольф через плечо. — Мы не в армии, и не в десятом веке живём. Обращаться ко мне «господин Иольф».       «Ваш преданный слуга»… — царапнуло простое гусиное перо дорогую бумагу для отчётов. Самопишущие перья у Иольфа вышли, а послать за ними было никак нельзя: с сегодняшнего дня, как он понял, любому экзекутору, покинувшему обитель, добром обратно не попасть.       — Господин Иольф, осмелюсь доложить, что завтрака не было.       — То есть, как это не было?       — На кухне сказали, что повеления готовить для господ экзекуторов сегодня не поступало.       «Старший экзекутор Иольф», — сломалось чёртово перо на последней букве, и на идеально чёрный лист села белая клякса. Иольф скомкал бумагу и швырнул в урну к остальным своим попыткам написать отчёт. Ну не идти же самому ругаться в кухню, в самом деле? К тому же, умом он понимал, что повара здесь ни при чём…       — И ещё, ваше бл… господин Иольф… Вильм пропал.       — Подробнее.       — К завтраку не явился. В комнате пусто, но вещи на месте. Никто не видел его со вчерашнего дня.       Воздух в комнате словно сгустился. И Иольф сразу услышал все запахи, которых до этого не замечал: дым горелых фитилей вперемешку с благовониями из коридоров, амбре плохо прикрытой ночной вазы: ватерклозет тут был один на весь уровень, а комнаты для экзекуторов, «соответствующие их положению», нашлись только в противоположной части крыла… Он приоткрыл окно, но, вместо лёгкого сквозняка, в него ворвался ледяной шквал. Чернильница опрокинулась на стол, и белое море хлынуло на бумаги под пресс-папье.       — Чёрт!       Спасая то, что ещё можно было спасти, Иольф заметил, что подчинённый всё ещё стоит в дверях. Он вытащил из потайного кармана ключ, открыл ящик стола и достал свой кошель.       — Вот, — отсыпал он двадцать серебряных. — Пусть Ханна пойдёт в кухмистерскую «Карась» и закажет завтраки обеды и ужины на неделю. На девять человек.       Одиннадцать их было в отряде — десять человек и один бессмертный… «На девять человек»… Младший экзекутор нервно сглотнул.       А Иольф быстро обмакнул перо в лужу чернил у себя на столе и набросал короткую записку.       — Скажи, чтобы назад не возвращалась, оттуда — сразу к верховному экзекутору с этим письмом.       Оставшись один, Иольф сокрушённо покачал головой. Значит, война. Пока необъявленная, но осязаемая, как эта наледь на треснувшем стекле… Он, конечно, прикажет искать пропавшего человека. Хотя бы для того, чтобы не разводить панику среди остальных. Но нужно быть идиотом, чтобы не понимать: Вильм не найдётся.

***

      — Значит… Вам точно не будет отказано от места?       В конторе счетовода свечи горели сегодня с самого раннего утра. Финн, скорбно поджав губы, смотрел, как господин Эйрик быстро и споро доделывает всё, что они не успели за эти несколько дней.       — Точно, Финн.       Вот только его аметистовые счёты щёлкали быстрее, чем обычно. И длинные, слегка узловатые пальцы летали над ними, не останавливаясь ни на минуту.       — Простите за дерзость… но не верится.       Эйрик улыбнулся, заметив, как преданно, словно прибившийся бездомный щенок, мальчик следит за каждым его движением. Что-что, а интуиция у Финна была на месте…       — Даже если откажут, невелика потеря, — успокаивающе проговорил он. — У меня много другой работы в городе.       Финн вдруг почувствовал, как сжалось сердце. Отчего-то вспомнилось, как он стоял босиком на земляном полу — лет шесть ему было, не больше — и сквозь огромную дыру в стекле смотрел на тучи, в которые садилось солнце… Оно показывалось зимой, на пару коротких месяцев. Всё остальное время Иммерату освещали свечи да газовые фонари, а там, где их не было — например, на окраине, откуда Финн был родом — стояла кромешная темнота. И только в ясные зимние дни солнце ненадолго поднималось над крышами, окрашивая снег в розовый и алый. Но часы на железнодорожной станции всегда слишком спешили прохрипеть пять, красный диск закатывался. И это время — час, когда зарево на горизонте медлено гасло, превращаясь в холодный рассеянный свет — оно было самым страшным. Никогда, даже самой тёмной ночью, Финн не чувствовал себя таким потерянным и одиноким…       — Господин Эйрик… — Голос предательски дрогнул.       Счетовод удивлённо поднял глаза. Из-за толстых стекол очков Финну всегда казалось, что в них блестит лёд. Но лёд вдруг тронулся — Эйрик отложил очки в сторону.       — Финн, — с укором произнёс он. — Ты что решил, что я оставляю тебя здесь?       — Да… То есть… Вы ведь и не должны были…       — Нет, молодой человек. — А «молодым человеком» Финна он называл только когда слегка сердился. И неизменно переходил на «вы». — Так легко вам не отделаться.       С этими словами Эйрик достал из ящика стола совсем тонкую папку. В ней были бумаги, что он справил для Финна.       — Я? В училище?! — оторопел тот, когда понял, что от него требуется.       — Пора подумать о твоём будущем. Чему ты удивлён?       — Но… Господин Эйрик, я ведь… Я ведь… — «Бродяжка с улицы, без роду без племени», — хотел было воскликнуть Финн. Но Эйрик не позволил.       — Я привёл тебя сюда три года назад, чтобы как следует вылечить. Договорился, чтобы ты пожил при храме, потому что здесь ты мог спокойно учиться.       «Я мог спокойно учить тебя», — так и не сказал он. Хоть это было бы чистой правдой.       — Прекрасная библиотека, искусные писцы — пусть ты и не освоил письмо кистью и тушью, но ты теперь грамотен и у тебя красивый почерк… Однако этому месту больше нечего тебе дать. Финн, приходит время…       — Господин Бирн? — Человек в маске — обязательном атрибуте имперского должностного лица — поклонился с деланой учтивостью и без приглашения вошёл в контору. — Можем мы поговорить?       Плохое предчувствие вернулось к Финну почти сразу же. Когда он увидел, как застыло лицо господина Эйрика, а в глазах его сверкнул знакомый лёд.       — Разумеется, господин дознаватель. Чем я могу быть вам полезен?       — Для начала, будьте добры, отправьте мальчика.       — Финн мой помощник. Вы можете свободно говорить при нём.       — Это исключено.       А за дверью Финна ждал сюрприз: толпа эмитаров во главе с незнакомым человеком в плаще экзекутора… Не Иольф, нет. Иольфа Финн теперь узнал бы и под тысячей масок…       «…и избавьтесь от господина Бирна»…       Никто не обратил внимания на мальчишку, бросившегося стремглав по коридору. Эмитары привыкли к тому, что люди шарахались, едва их завидев. Экзекутор — тем более…       Каменные двери, крепко запертые изнутри… Вломиться в покои первосвященника — просто смерти подобно… Но Финну об этом раздумывать было некогда: обеими руками он схватился за массивное кольцо и принялся долбить им о металлическую пластину. Звуки, дрожа, замирали где-то под потолком и гасли среди толстых стен пустых — с каждым мгновеньем Финн всё больше убеждался, что пустых — комнат. Где-то в коридоре скрипнул засов — кто-то крепче запер свою дверь, чтобы не видеть, не слышать и ничего не знать…       — Отец Штефан!       — Ну что ты так орёшь, малой?       — Там… Там…       — Нет, вот нюни распускать не надо. Докладывай.       — Разрешите-ка узнать, господа эмитары, вы тут по какому делу? — Штефан Моос, ветеран войны в Разломе, ухмыльнулся, демонстрируя зубы сквозь рассечённую когда-то да так и не сросшуюся щёку и опёрся на ручку огромной секиры. Люди в форменных плащах вдруг отчего-то потеснились, сбиваясь в кучу.       — А вы, собственно, кто? — поражённо крякнул экзекутор.       — Командор храмовых стражей. Уже лет тридцать как. Вот, — припечатал Штефан стену полинявшей бумагой с подписями самого первосвященника и трёх главных секретарей Теневого Двора. А за его спиной, тем временем, уже собирались остальные стражи — кто в тяжёлых нагрудниках, прикрытых жреческими одеяниями, кто с уже взведёнными арбалетами. — Теперь вы.       — Что я? — опешил экзекутор.       — Ваши бумаги. — Что? Да как вы смеете?! Я не обязан…       — Боюсь, что обязаны, — прервал неначавшуюся тираду холодный голос от двери. Эйрик Бирн ступил в освещённый факелами круг, и экзекутор смерил его удивлённым взглядом, словно не веря, что из-за этого невзрачного, с виду совершенно безобидного конторщика возникло столько проблем.       — Думаю, господину экзекутору с господином дознавателем, с которым я сейчас имел неудовольствие беседовать, — продолжал тот, — прекрасно известно, что его святейшество объявил присутствие слуг теневой коллегии в обители нежелательным. И, поскольку внятных обвинений ни мне, ни кому бы то ни было ещё предъявлено не было, — обернулся он к людям, столпившимся у стены. — Никаких бумаг, объясняющих ваш сегодняшний визит, господа, у вас нет, и быть не может.       — Что ж, господин Бирн, возможно, и так, — нагло парировал экзекутор. — Но, не иначе как волей Тёмных, вышло, что сейчас его святейшества здесь нет… Бумаги важны, когда есть кому их читать… Ну, вы понимаете, — усмехнулся он. — Вам придётся пойти с нами. А вашим… кхем… друзьям с нами лучше не спорить.       — Штефан, не надо, — тихо попросил Эйрик, завидев, как дёрнулся командор. А сердце Финна ухнуло в яму: «Заберут. Как пить дать, заберут». — Я не хочу, чтобы здесь кого-нибудь убили… Дайте мне одну минуту, я соберу свои вещи.       — Хорошо, — кивнул экзекутор. Эмитары же снова выстроились вдоль коридора, как положено.       В тёмных переходах не было слышно, как воет ветер за стенами. Здесь было холодно и сухо, плиты пола покрывала серая пыль.       — А это точно тот коридор, по которому мы сюда шли? — спросил экзекутор.       — Не знаю, — тихо отозвался дознаватель. — Но, если тот, то в пыли должны были остаться следы…       — Не извольте беспокоиться, господа, — успокаивающе проговорил Эйрик Бирн. — Я ведь сам здесь не так давно. Я бы не повел вас туда, где мы можем заблудиться.       — Тогда… Может быть, вы пойдёте прервым?       — Почту за честь.       Финн незаметно крался следом. Держась подальше от светлых кругов чадящих факелов. Размазывая по лицу непрошенные слёзы. Невольно вспоминал, как господин Эйрик подобрал его, полуживого. Стук его трости, золотой блеск очков в темноте…       — Эти старые здания… — Экзекутор поёжился. Его нахальство испарялось тем быстрее, чем меньше факелов попадалось на пути. — Никогда не знаешь, где начало перехода, где конец… В Древней Ансгариане точно не имели никакого представления об удобствах.       — Я бы с удовольствием провёл вас прямо через парадный вход, — любезно отвечал счетовод. — Только, боюсь, стражи обители создали бы вам несколько неприятных моментов.       — Это… мудро и похвально, господин Бирн. — Экзекутору вспомнился изуродованный Штефан, размером с хороший шкаф. — Не могли бы вы зажечь те факелы? Мне кажется, здесь плитка разбита, в темноте можно и ноги переломать…       — Здание требует ремонта… Зато теперь не одному его святейшеству жаль, что выделенные на это средства были расхищены… Одну минуту, господа.       Финн увидел, как господин Эйрик прошёл вперёд и приподнялся на носки, чтобы зажечь факел. Неудивительно. С его-то ростом — уже сейчас Финн был выше его почти на голову…       Но, вместо звука вспыхнувшего огня, в темноте вдруг раздался щелчок. Крики людей слились в один испуганный вопль. И Финн замер, не веря своим глазам: ни экзекутора, ни эмитаров! Только чёрный провал в полу. И — господин Эйрик у стены. Невозмутимо поправляющий свою белую манишку.       — Не стоило так бежать, Штефан. Тебе вредно.       Запыхавшийся командор опёрся о стену, задыхаясь.       — Финн. Он где-то тут, — отрывисто проговорил он. — Я… не смог его отговорить идти за вами… А с этими что делать будем? — Из ямы явственно доносились проклятья. Вперемежку с болезненными стонами.       — Предоставим выбираться самим. — Ещё один щелчок, и снизу донёсся скрежет камня о камень. По пыльному коридору потянуло сквозняком.       — Тот проход… — Штефан с сомнением покосился в сторону провала.       — Он ведёт в трущобы, — горько усмехнулся счетовод. — Боюсь, что эти господа забыли, как выглядит добротно загаженная подворотня. Придётся вспомнить. А сейчас… Найди Финна. Успокой его.       — Хорошо.       Ковыляющей походкой старый воин удалился по коридору. А Эйрик Бирн с тихим щелчком поднял опущенный факел-рычаг, и большая плита пола как ни в чём не бывало вернулась на место.       Пусть в Древней Ансгариане и не было никакого представления об удобствах, представление о пытках, ловушках и прочих занятных вещах там очень даже имелось. Так же, как и о тайных проходах и механизмах, спрятанных в толстых стенах. Жаль, что знания эти с ходом времени терялись… Но эти стены были построены на совесть и стояли больше тысячи лет, храня в себе множество секретов. И открывая их только тем, кто имел право знать.

***

      — А, собственно, кто такой этот Бирн?       Верховный дознаватель Ансгарианской Империи Вильгельмир Янак покосился на часы на столе. Уже пять минут как он должен был пить вино на балу в честь победы над леорийцами в Великой Стопятидесятилетней Войне. А он всё ещё не был переодет, и, словно писарь-крючкотворец, торчал в своём роскошном кабинете, выслушивая этого бездаря… Опаздывать на такие мероприятия — дурной тон. Какой же чёрт его дёрнул назначить верховным экзекутором настолько бестолкового смертного? Ах, да… Прежнего Вильгельмир случайно замучил насмерть, забыв на дыбе…       — Эйрик Бирн. Родился в…       — Ближе к теме.       — Счетовод, ваше сиятельство… Приходящий… Ведёт несколько дочерних компаний…       — Чёртов идиот! — Несчастный экзекутор едва не отлетел к дверям, когда голос Вильгельмира громовым раскатом потряс кабинет. — Я спрашиваю, кто он такой, что сбрасывает в помойку ваших людей? Почему я вынужден сейчас о нём говорить?! Что вы за бестолочи такие, что я должен учить вас работать?!       — Но… Поступило срочное письмо от Иольфа, и мы не успели подготовить бумаги…       — Вы должны были это предусмотреть! Приготовить подкрепление заранее, приказать Иольфу в случае чего арестовать всех к чёртовой матери! Вы, простите, верховный экзекутор, или хрен в стакане?       — Ваше сиятельство… Иольф не дознаватель, он не может принимать такие решения…       — Так назначить его дознавателем, и приказать брать под стражу всех, кто будет мешать!       — И первосвященника?..       Хм… Почему бы и нет. Лет тридцать-сорок назад Вильгельмир бы ещё подумал, а сейчас он, ни секунды не медля, ответил:       — И первосвященника.       Верховный экзекутор так и застыл с открытым ртом.       — Но, помилуйте, ваше сиятельство… Он же член Конвента! Это не в нашей компетенции…       Беспомощный лепет.       «Хорошо же, законопослушный болван. Сейчас ты усвоишь, что новые законы пишут те, кому плевать на старые».       Вильгельмир схватил самопишущее перо, наскоро нацарапал несколько строк. И, не глядя расписавшись, впечатал лист бумаги экзекутору прямо в лоб.       «Первосвященник, надо же, — лениво думал он уже в экипаже. — Времена изменились, мир изменился. Пора бы уже, в конце концов, поставить эту древнюю храмовую крысу на место. Чтобы знал, что он и его «служители вечности» не более, чем гнилой рудимент на теле Империи».       Холёные полумеханические кони стучали копытами по идеально ровной мостовой. До Версхейльского дворца оставалось около десяти минут езды. И Вильгельмир снова перечитал письмо, что доставили ему на неделе.       «…а в кабинете его святейшества я обнаружил прелюбопытнейший отчёт. Из него следует, что восьмого числа второго месяца осени в числе прочих хозяйственных принадлежностей в обитель завезли секстант, квадрант, магическую армиллярную сферу, несколько циркулей и около сотни граммов орнедиумового порошка. Среди служителей и других местных обитателей, согласно спискам, ни магов, ни учёных нет. В разговорах же между первосвященником и его немногими доверенными людьми (подслушать их было крайне сложно, поскольку они держатся настороженно) фигурирует некий артефакт. Таким образом, смею предположить, что первосвященник нашёл способ, или человека, способного вычислить точное местоположение интересующего вас предмета. А если нет, то на пути к тому»             «Ваш покорный слуга, старший экзекутор Иольф».       «Времени даром не теряешь», — удовлетворённо кивнул Вильгельмир, когда, наконец, ступил на ковровую дорожку, покрывавшую мраморные ступени, и привычно утопил взгляд в плавных изгибах лепнины перил.       Артефакт Ишелльского побережья он искал уже без малого тридцать восемь лет. Цифра, ничтожная для бессмертного, но для верховного дознавателя, аристократа, упрямого донельзя и привыкшего, раз уж он что-то делает, получать результат, чудовищно большая. Тридцать восемь лет, сотни задействованных экзекуторов, учёных, магов, да и просто сомнительных личностей, готовых раз за разом прочёсывать затхлый полуостров. Небесплатно. Таким образом, ешё и тысячи потраченных талеров. Деньги, вложенные в восстановление утраченных магических технологий. Так и не восстановленных. Воссоздание древней карты энергий, могущей, по словам верховного магистра, определить примерное местоположение артефакта. Не определившей, в конечном итоге, ни черта. И лишившей магистра должности, бессмертия и головы.       Вильгельмир рвал и метал. Магических артефактов почти не осталось. А в мире, магия которого медленно гасла, обладание таковым давало почти безграничную власть… Таким образом, всердцах бросая поиски, Вильгельмир начинал их снова и снова.       Вот только чутьё, что никогда не подводило, подсказывало ему, что ищет он не там…       Иольф встретился ему совершенно случайно. Вильгельмир был проездом в Разломе и уже почти сел на корабль, когда ему в ноги бросился закованный в кандалы преступник. «Предатель», — недвусмысленно гласили бумаги, что нашлись у конвоя. Ещё и бессмертный. Вильгельмир был тогда чрезвычайно доволен успехами своих шпионов в Леории, может, поэтому не наградил наглеца ледяной иглой между рёбер. Даже согласился его выслушать. «Вот он, идеальный экзекутор, — решил он после того разговора. И забрал Иольфа с собой в Иммерату, о чём с тех пор ни разу не пожалел. Неудивительно, что именно Иольф вышел на последнюю возможность вычислить, где находится артефакт.       — Мне удалось узнать, что старую Карту Энергий не уничтожили, — однажды доложил он. — Её продали с молотка в год, когда было урезано финансирование Академии при Магистериуме.       Неисправная карта не стоила ломаного гроша, но за неё хорошо заплатили. И несколько раз перепродали, чтобы замести след. А след этот оборвался в Обители Тёмных Богов…       «Поговорить бы с этим… первосвященником с глазу на глаз, — Вильгельмир любил помечтать. — Только я, он и палач»…       Однако для того, чтобы такой разговор состоялся, нужно было низвергнуть жреца с пьедестала вестника богов, лишить жреческой неприкосновенности. И, надо сказать, пьедестал этот под ним уже изрядно пошатнулся — принципиальный старик многим мешал, и доносов на него было немеряно…       Но Иольф! Залезть в кабинет верховного жреца… Каков шельмец!       Хватка, смекалка, относительная беспринципность, и при этом невозмутимая вежливость — вот качества, которые требовались для работы в теневой коллегии сегодня. И Иольф обладал ими сполна.       — Его сиятельство верховный дознаватель Ансгарианской Империи Вильгельмир Янак! — громогласно объявил распорядитель бала.       Разговоры стихли, тревожный шёпот волной пронёсся по толпе, и все взгляды устремились на бессмертного. Одетый с безупречным вкусом, облитый светом трёх тысяч свечей, он поприветствовал собравшихся лёгким поклоном. И полуулыбкой, редко предвещавшей кому-либо что-то хорошее.       — Пользуясь случаем, позвольте представить вам…       Спустя полчаса утомительных церемоний Вильгельмир закружил в танце молоденькую дочь градоначальника, смертельный испуг которой не могли скрыть даже румяна.       — Вы необычайно грациозны, — улыбался он, мастерски прикрывая её неловкости. — Надеюсь, вы не откажете мне в счастье станцевать с вами сегодня ещё один танец?       " Что ж, Иольф, решено, — тем временем думалось ему. Это было любимой привычкой Вильгельмира, делать и говорить светскую чепуху, а думать о том, что действительно важно. — Справишься в обители, станешь верховным экзекутором».       Выйдя на лестницу, он подошёл к конторке — высокому письменному столу, где наготове лежали перья и бумага — и написал короткое письмо.       — Ваше сиятельство, — поклонился человек из его свиты.       — Доставишь Иольфу. Лично в руки.       — Слушаюсь.