Антихайповощи

Жаркий полдень. Скрыться от солнца негде. Кроме скудного козырька крыши обшарпанного здания дачного управления, являющего собой вагончик, который однажды вкопали в землю и так и оставили служить народу, как забытый сапог. Ветер гонит жухлые от жары листья, вздымая пыль с дорожки, усеянной мелким щебнем. Стоит гробовая тишина. Кажется, что сам бог замер в ожидании. И только ветер еле слышно жужжит в проводах, проседающих под тяжестью воронья, слетевшегося на представление, как честной народ на площадь, где проводится казнь. Что ж, в некотором смысле это она и есть. И орудие её как раз находится в руках у вчерашнего школьника, а ныне же самопровозглашённого прокурора на суде Линча, по-своему даже Дэвида, ведь стереть своего оппонента с лица Земли Слава собирается так, будто его голова является ластиком. Свинцовые глаза парня прищуриваются от солнца и решимости, после чего он кидает папку под ноги бабкам. Бабки здесь и сейчас выступают в роли присяжных. Без их слова любой лидер — просто бессильная соска, выброшенная из коляски неспокойным младенцем с режущимися зубками. А с их словом, полным негатива, лидер вовсе — не лидер, так что Слава знает, чем рискует. Но также он знает, что на кону. Власть. И смещение диктатора, у которого есть свои секреты.

+++

— Пожалуйста, можно я в туалет первый? — попросил Слава, которому уже не терпелось. Мама кивнула, и парень, потешно петляя длинными ногами, пустился в сторону узкого дома, лавируя между улиток. Туалет с годами не поменялся. Всё такой же сколоченный из серых досок сральник с мини-окошком в виде знака бубей и поросший лозой винограда. Блаженственно распахнув дверь, Слава крикнул: — Привет, народ! На него во все очи, которых у каждого было по несколько, воззрились местные неизменные обитатели — паучки, а застенчивая мокрица шмыгнула в щель между досок. Отпустив душу за пролистыванием прошлогоднего журнала анекдотов и сканвордов, Славчанский вышел на свет божий. Этот свет ебанул ему по глазам, потому как в толчке было мрачно. И тут же батя позвал разгружать багажник. Вытаскивать пакеты со шмотками, бытовыми приблудами и, конечно же, провиантом. Лихо управившись с квестом, Слава скинул кеды в прихожей, надел шлёпанцы порезиновее и отправился на второй этаж, в свою комнату. Эх, пиздато на даче! Комната щедро освещена солнышком, только душно, но не беда. Парень распахнул окно, пропуская кружащий голову свежий воздух в затхлое помещение, да заодно вытряхнул наружу всех дохлых ос с подоконника, вместе с экскрементами. Он выглянул наружу. Хотелось орать: «Я СДАЛ ЕГЭ! КАК ЖЕ ОХУЕННО!» — да только мамам бы расстроилась от громогласного мата, так что пришлось орать полушёпотом: «Я сдал ЕГЭ… Как же охуенно…» В иное время Слава мог бы лечь на кровать, полистать ТикТок, но сейчас ему было похуй на инет. До того он был рад оказаться вдали от цивилизации и от нормальной канализации (у них была, но не очень нормальная, иными словами душ в баньке и раковина на кухне). Хотелось выйти из дома и нихуёвенько загульнуть по дорожкам, по тропкам в лесу, не боясь схлопотать клеща. Слава выбежал, вереща. На крыльцо, сбежав вниз по лестнице, пропуская ступеньки, и напшикался самым вонючим Раптором, чтоб уж наверняка. Комары, пидарюги, так и отшатнулись от этого шлейфа, нимба зловония, что окружал теперь юношу. — Сосите, господа, сосите, — милостиво поговаривал Слава. — Но не мою кровь! Но тут он вспомнил, что все кусачие комары — самки, и добавил уже чуть боязливо: — Ох, простите меня, комарессы, за этот харассмент. Потом он задумался: «А если шлёпнуть комара, считается ли это за домогательство к женщине? Ты же её как бы шлёпаешь… За такое отменяют в Твиттере? Наверное, да… Там же ещё и по сути геноцид женщин, если ты поставил спиральку». С этими беззаботными мыслями, напевая под нос заевший в голове мотивчик: «Ты пахнешь мятой в футболочке помятой», Слава шёл по дороге, мимо ржавой колонки, уже никому не нужной, поскольку все провели на участки водицу, ну кроме соседа Толяна — вон он идёт с ведром, окаянный. — Эге-гей! — воскликнул пожилой мужчина, а Славе послышалось «гей». — Славка, ну ты и вымахал, шпала. — Здравствуйте, Анатолий Сергеич! — вежливо кивнул Слава. Сосед поравнялся с ним, лихо вертя ведром — хорошо не бедром (он ведь дед, ему противопоказано). — Мамин помощник, да? Это ж уже тебе сколько? Четырнадцать? Слава опешил! Ему ведь было восемнадцать с хером в виде двух месяцев. — Ну да, почти уже, — отозвался Слава. В ответ на что получил предсказуемое поручение: помочь донести ведро с водой до участка. Вообще, Слава сам предложил бы, если бы Сергеич был пококетливее и отмазывался. Он это ведро у крыльца поставил, по горячей просьбе деда Толика взял пригоршню черноплодки на дорожку и по дорожке той самой пошёл, в рот закидывая по ягодке. Прикольная дачная жизнь! Хотя Слава даже не подозревал, КАКИЕ приколы ждут его впереди. Что ж, с одним он столкнулся быстро. Продолговатая чёрная мохната, ползущая по дороге со степенностью царицы. — Э! Да её же личинус на велике переедет в два счёта! — возмутился Слава. — Так дело не пойдёооооот. Он усадил Вупсеня на листик, поскольку знал, что торчащие волоски коварны — могут всадить тебе яд под кожу. — Вот так, — приговорил Слава, пронося гусеницу над землёй, — В космос летали, а бога не видели, — и в этот самый момент… Бля!!! Походу, он увидел Бога. Гусеница шмякнулась с листика вниз в траву и продолжила свой ползучий путь, наверное, к Пупсеню. Слава же во все глаза пялился за забор ближайшего участка, где в огороде копался мужик. Первым делом хорни пацан заценил его зад в спортивных штанах. Потом уже попялился на торс, обнажённый, поскольку денёк стоял жаркий, теперь уж, бля, точно. А после к хрусталикам его глаз донеслись лучи лица. Очень красивого. С точёными чертами благородного хана. Аккуратной бородой, ясными, как поднебесье, где пролетал Гагарин, прежде чем оказаться в космосе, глазами. Это был сосед Славы. Настолько сосед, что их участки располагались рядышком, просто на разных дорожках. Заборы их сливались в страстном поцелуе, но Славянин видел его впервые. Бляаааа...... Грех так долго на дачку не ездить! Такие ягодки здесь растут! И тут Слава понял, что проронил это вслух. Божественный мужик поглядел на него с недоумением овощевода. — Какие? — равнодушно переспросил мужик. — Это не клубника, если что. Это я мяту полю. — А! — Слава возрадовался, что его поняли не так. И, приблизившись к забору, неловко протянул незнакомцу ладонь, преисполненную черноплодки. — Я про эту вот! Не хотите поп… — он не успел договорить, поскольку сосед неверно истолковал его жест, подошёл к забору и как пожмёт ему руку! Послышался вязкий всхлюп. — Бля, — выругались они хором, но руки не сразу разжали. Мужик поморщил породистый нос. — Ты что вытворяешь? Это у тебя стёбы такие? — Это не пранк! — начал оправдываться Вячеслав. — Я просто вам ягод хотел предложить. Покушать. Простите, видимо, говорил невнятно… Неслышно… — обычно Славику было похуй, кто что о нём подумает, сейчас же его обуял кринж от самого себя, хотя, объективно, он виноват не был. — Ну ладно, — ответил мужчина. — Похуй. Ты вообще кто? Что-то я тебя раньше здесь не видел. — Слава. — КПСС? — переспросил мужик насмешливо. И Славе так зашёл его юмор, что он проиграл в голосину. (Намеренно устаревшее выражение — он за хайпом не гнался, так что цыц). — Ну так-то Карелин, я тут рядом живу. Ну, прям рядом с вами. Прям вплотную… — охотно уточнял Слава, уже представляя, как сраный забор исчезает, и он прислоняется… Ну, не грудью к груди, так как мужичок был его пониже, а как придётся, хватает ладонь и с пристрастием слизывает черноплодку, такой весь мачо на даче… Бля, слава богу, есть решётка, получил бы пизды иначе. — Я — Андрей Андреевич Замай, — ответил Андрей Андреевич Замай. — А у меня, кстати, в мае день рождения. На этот раз к его изумлению и гордости посмеялся Андреич, обнажая в улыбке ровные белые зубки, достойные рекламы стоматологической клиники «Сладкое солнышко». Слава был готов открыть её в его честь и тут же закрыть, чтобы на диванчике с ним в приёмной уединиться. — Ладно, Слава КПСС, пошёл я в парник, за укропом, — и, улыбнувшись напоследок снова, Замай ушёл, небрежно вытирая ладонь о штаны. Как Славе хотелось быть этими штанами… Правда, сперва ему было слегка обидно, ведь он было подумал, что это Андрей Андреевич после рукопожатия с ним руку вытер, но тут он вспомнил про черноплодную жижу и вновь воспрял духом. Ну, раз такой здесь на дачке отдых, то он не против панамку надеть! И свои лучшие солнцезащитные очки, чтоб прям весь солидный был мен. С бабочками в животе и гусеницей на шлёпке (фу, сука, бля, она всё-таки прицепилась, как хорошо что в носках он!) Слава шёл назад к перентсам. По пути он вытряхнул гусеницу в травку-муравку, чтоб прочь со Славки. Её он не лавки. А вот Замая, кажется… Лавки. Ладно. Не очень стихи. Даже для постиронии. Но Слава весь вечер им улыбался, прокручивая в мыслях строки, а больше даже картинки: вот эта усмешка ласковая, строгие, но лучистые глазки, кепка с триколором, ну и, блин, всё остальное, что не описать иными словами, кроме как «бля, хочууу»… Лёжа в своей кровати ночью под надоедливое жужжание комара (комарицы), Слава листал Вконтактик. Он зашёл в группу садоводства «Красногвардеец», где кто-то пытался захайпиться на установке колодцев, кто-то продавал старую коляску, а кто-то даже домашние яички… Слава поржал, представив, как постиронично пытается там толкать свои, пока его не забанят. Тут Слава заприметил знакомое лицо, при виде которого сердце забилось чаще. Ах, какой авчик! Прям чуть не подпрыгнул Славчик! И это имя красноречивое… Андрей Замай. Господи, он усеивал страницу садоводства комментами и постами, как будто был ботом, как на стриме Некоглая. Тогда это самый сладкий бот! Это вам не Абобус… Вот некоторые примеры, хотя Слава не очень понял, в чём суть холивара: «Рано радуетесь, победила не справедливость. А в нашем самом гуманном в мире суде победили деньги, которые заплатил Фёдоров от имени садоводства. Пояснения дам позже». «Здоровья вам. Не захлебнитесь от радости. Заодно сообщите садоводам, сколько потратили общих денег». Ну и то, что Славе особенно зашло: «Вот вам типичный пример воздействия на психику садоводов! И любования своей личностью, председатель СНТ. Вы в своей песочнице. Чтобы управлять, нужны знания, а не наглость и хамство». Ёпт! Страсти, какие страсти. Карелин не понимал нихуя от слова нихуюшеньки. Но заглянул на страницу спорящего с Замаем пользователя Мирон-Янович Фёдоров. (Орфография сохранена). Какой-то носатый жид вечный. В рубашке такой весь, деловой. Сразу видно — глиста помойная. Короче, Славе он не понравился. В первую очередь потому, что он не понравился этому ягодному Богу — Андрею Андреевичу Замаю, и тот подозревал его в мошенничестве. А это типично для всяких губастых чинушек. Шлюшек. Ну ясно всё. Хуесос, Мирон Янович. А вот Андреич Андрей — это другое дело. Он если отсосёт, то божественно, не растеряв гордости, и не хуй, а пенис. Слава страдальчески вздохнул, приложив, как кисейная барышня, ладонь тыльной стороной ко лбу. Сука… опять дрочить… Ещё на даче. Почти как в церкви. (Да… Было дело…) С улицы доносился навязчивый лай соседского пса, который был точной копией той гусеницы — скотч-терьера Тимурчика. Хорошо, у него хоть команды не было. Слава поворочался своим длинным телом с боку на бок, как бы и радуясь, и расстраиваясь по поводу того, что собакен его отвлёк от желания понаяривать, прежде чем соснуть сладко. А что… соснуть — это поспать, выражаясь словами классиков! Так что претензии к ним. Ну а к Славе… К Славе бы сюда Андреевича. Уж он бы соснул. И тут уж понимайте, как хотите.