в твоей голове

Утром, первым, что видит Арсений, становится не экран телефона с кнопкой «выключить будильник», а лицо спящего Антона. И это так необычно, но так по-домашнему, хочется остановить время и остаться в этом моменте навсегда. Парень морщится во сне, когда чувствует постороннее движение. Вдруг, Арс понимает, что сегодня среда. Твою ж мать! Он быстро, но аккуратно, стараясь не разбудить Антона, берёт с прикроватной тумбочки телефон, который показывает 7:23. Не так плохо, как могло бы быть. Арсений медленно выпутывается из объятий Шаста, сразу же подсовывая тому в руки подушку. Если почувствует, что лежит один — проснётся и панические атаки будут сопровождать его весь день, а это так себе удовольствие. Не стараясь, пишет на нежно-жёлтом стикере «Ушёл в школу, после уроков приду, пей лекарства как вчера вечером. Арс» и уходит из квартиры, предварительно взяв запасные ключи на блюдце в прихожей. На улице подозрительно хорошая для начала октября погода — солнечно и тепло, в районе семнадцати градусов. Вид окружающего мира только усиливает растущее чувство радости в груди, лишь сейчас приходит осознание, что он проснулся в обнимку с, мать его, Антоном, это не обычное утро, это с давних пор что-то из ряда вон выходящее, одно утро из тысячи. От дома Шастуна совсем не далеко до школы, поэтому он, вообще не опаздывая, решает зайти в кофейню по пути. Помещение встречает его приятным интерьером и несколькими посетителями, разбросанными по столикам тут и там. В одном из них Арсений узнаёт Иру Кузнецову, и это не то чтобы очень весело. Будто с размаха ударили кувалдой, напоминая, что всё произошедшее между ним и Антоном притянуто за уши и практически на сто процентов додумано фантазией. Ира, непонятно почему здесь находящаяся, слабо улыбается Арсу и машет, затем, прикрывая рот ладонью, зевает. Он улыбается в ответ и идёт к кассе заказывать капучино с корицей — как обычно. Бариста зевает, вбивая нужную сумму в терминал и Арсений думает, что он, кажется, единственный во всём мире, кто по собственному желанию — лукавство, кому вообще захочется вставать и уходить, когда под боком такой прекрасный Антон — встал с утра пораньше.  — Арсений, — окликает его женский голос, только он сдвигается со стаканчиком в сторону двери. Кузнецова расслаблено машет рукой на свободное место перед ней, зазывая, — садись со мной, до урока ещё много времени. Такое поведение настораживает. Не то чтобы Ира — плохой человек, наоборот, она очень милая, обходительная и вроде бы добрая, но это так, на первый взгляд. Но в любом случае, девушка его любимого человека хочет с ним… что? Поболтать? Просто ведёт себя вежливо? Чёрт разберёшь, если честно.  — Ира, доброе утро, — Арс в полуулыбке поджимает губы и поднимает брови. Перед глазами всплывают кадры с конца десятого класса: Ира и Антон целуются за школой, а он, решивший в тот день, почему-то, пойти обходными путями, набредает на них. В груди щемит от одного только воспоминания. Не хочется, чтобы кто-то ещё кроме него касался губ Антона, да вообще, если честно, касался Антона в принципе, хочется, чтобы он был только его, Арсения. Чтобы только он обнимал и целовал, переплетал пальцы, чувствовал нежные чмоки в макушку, нос, щёки. Опять наиглупейшие грёзы и мечты берут верх над ним, заполоняя всю голову, вытесняя остальные мысли. Арсений не слышит, когда Ира что-то говорит. Выныривает из размышлений только когда девушка щёлкает перед его лицом пальцами.  — Да, что такое? — спрашивает он как-то совсем глупо — понятно же, что Ира что-то говорила, а он сидел как истукан, предавался мечтам. Это невежливо, между прочим.  — Я спрашиваю, как ты думаешь, Антон из жалости со мной? — лицо у неё печальное, она нервно кусает нижнюю губу.  — Нет конечно, — Арс так не думает, но не хочет действовать по принципу «и себе не ам, и другим не дам», поэтому пытается обнадёжить девушку, — с чего ты взяла? Кузнецова теребит накрашенным ноготком край кофточки, задумчиво глядит в сторону. Молчит. Глазами бегает по всей кофейне, по рукам, по виду из окна, но на Попова не смотрит.  — Кстати, не знаешь, чего его в школе нет? — неожиданно меняет тему Ира, наконец решаясь посмотреть Арсению в глаза. Печальный карий встречается с ещё более печальным небесно-голубым. На самом деле, эта фраза в какой-то мере обнадёживает, значит собственную девушку Антон тоже не посвятил по поводу болезни. Да, Арс знает, это глупо, так себя вести, буквально по-детски.  — Болеет, — коротко отвечает Арсений, вставая из-за стола, — увидимся ещё. И уходит. Обжигает руки о стакан кофе, но это даже не больно. Он уверен, что даже если сейчас его заставили бы ходить по мышеловкам или надели бы на него шокеры, он не почувствовал бы боли. Потому что слишком много дерьма за последний год произошло, столько раз сердце его втоптали в грязь и плюнули, что все чувства будто атрофировались. А Ира остаётся сидеть в кафе, бездумно глядя парню вслед. Она понимает, что ей соврали. Понимает, что и Антон врёт каждый раз, когда сухо обнимает её или ради проформы бросает короткое «хорошо выглядишь». Где-то глубоко внутри шестое чувство ей подсказывает: сердце Антона принадлежало и принадлежит не ей. Арсению ли? Как знать. *** День проходит скомкано, как будто на иголках в ожидании конца уроков. Серёжа опаздывает на первый урок, а Арс с ним даже не здоровается, но Матвиенко привык к таким периодическим закидонам друга, поэтому не обижается и с расспросами не лезет. Ближе к середине дня телефон Арсения загорается, оповещая об уведомлении. Антон: Я проснулся Спасибо (11:47) Парень быстро в голове прикидывает, сколько Шаст спал — выходит в районе 14 часов. В голове застывает немой вопрос: зачем он вообще написал? Ладно, это не единственный вопрос. Куча вопросов пчелиным роем вьётся вокруг него, заглушая гулом остальные мысли. Сердце щемит от резкой вспышки нежности, и Арсений думает взаправду обратиться к кардиологу, ну ненормально это — по сто раз на дню за сердце хвататься, видите ли он любит, безвозмездно и по-настоящему сильно. Ира, как замечает он, весь день ходит какая-то понурая, с опущенной головой и спрятанным взглядом. Катя, её подружка, несколько раз пытается растормошить девушку, но та лишь вымученно улыбается, говоря, что не выспалась, поэтому и настроения нет. Один раз к ней даже подходит Поз, явно по наитию своей девушки, но пытается искренне приободрить Кузнецову. До Арсения долетают обрывки фраз, связанных с самочувствием, Дима спрашивает Иру, не отпроситься ли ей с уроков, на что та лишь отмахивается. Пару раз её взгляд случайно устремляется на Попова, и она грустно усмехается, замечая, что тот с любопытством её изучает. Оба ждут конца учебного дня. Арсений — чтобы пойти к Антону, позаботиться о нём и возможно, как бы «случайно» заснуть в таких родных объятиях. Ира — чтобы поскорее соприкоснуться головой с прохладной подушкой и отправиться в царство Морфея, уходя от проблем и переживаний хоть на несколько часов. *** И вот Арсений снова у этой двери. Есть время на размышления, поэтому он уносится на метафорических лошадях мыслей в далёкие края. Что было вчера? Так и не ясно. Антон не выгнал его из дома, позволил ухаживать, посмотрел с ним фильм, а потом заснул в обнимку, прижимая к себе так, будто Арс может взять и исчезнуть, испариться из его рук, превращаясь в холодную серую дымку. Когда они только начали встречаться и Антон был на седьмом небе от счастья, он порой не верил тому, что ему — цитата — «достался такой замечательный и весь из себя нереальный Арсений». И каждый раз, когда такое происходило, он резко брал за руку, лез обниматься, ластился, просил поцеловать. Эдакое выпадение из реальности иногда пугало Арсения, заставляя вздрогнуть. Но он понимал своего парня, потому что сам-то грешил такими приступами «о Боже мой, как же мне повезло, что я встречаюсь с ним». Вот и сейчас такие крепкие объятия были похожи на то, что Антон просто не верил происходящему, наверное, боялся, что закроет глаза, откроет и проснётся, оставляя позади этот сон. Но это всего лишь догадки, к сожалению, люди не могут читать мысли других людей. Или к счастью, кто его знает, может Арсу и не понравилось бы то, что он из головы Шастуна узнал. Наконец, минут через семь простого нахождения на одном месте без движения, он стучит в дверь. По ту сторону слышится кряхтение, дальше шаги и несильный кашель.  — Арс, — кивает Антон. На нём всё та же одежда, что и вчера, и Арсений мысленно ставит себе пометочку заставить его переодеться. Глаза совсем не красные, но щёки ещё с нездоровым румянцем, руки слегка подрагивают. Парень отходит в сторону, позволяя пройти внутрь. В квартире уже не пахнет как вчера и совсем не душно, наоборот свежо и хорошо. Лучи солнца отчаянно пробиваются в комнаты, беспардонно игнорируя окна и светлые шторы на них. Арс разувается и кладёт рюкзак на небольшой пуфик в прихожей, затем кидает взгляд на пол и обнаруживает, что Антон рядом с ним стоит босой на кафельном полу.  — Ты совсем своё здоровье не ценишь, а, Антон? — спрашивает он, целенаправленно идя в спальню. Там он выуживает из шкафа шерстяные носки — не спрашивайте, как он помнит ящик, в котором они лежат — и возвращается к, судя по всему, пока что слабо соображающему Антону.  — Они колоться будут, — хнычет он, переваливаясь с ноги на ногу, из-за чего в прихожей раздаётся довольно громкий звук шлёпания кожи о кафель.  — По башке дам, надевай, — не просит, а приказывает Арсений, самостоятельно вытягивая перед собой руку Шаста и вкладывая туда комок из носков.  — Не буду, — парень воротит нос и цокает, а Арс задумывается, откуда этот мальчишка столько наглости понабрался. Он тяжело вздыхает, ведёт за руку Шастуна в спальню и усаживает на кровать. Сам садится на колени на пол перед кроватью, извлекая многострадальные носки из его кулачка.  — Вытяни ножки, Тош, — очень мягко говорит Арсений, чуть надавливая на коленки. В глазах плещется любовь, а в голосе сплошное тепло и нежность, потому что, как бы он не пытался, не получается у него быть грубым, сердитым, да даже иногда серьёзным рядом с Антоном. Любые чувства сразу превращаются в любовь со всеми вытекающими. На лице застыла лёгкая улыбка, совсем невинно тронувшая губы. Шаст слушается и аккуратно вытягивает ноги, стараясь не задеть Арсения. Тот невесомо касается холодных ступней кончиками пальцев и осторожно натягивает носки, на что Антон даже не морщится, просто спокойно сидит, наблюдая.  — Вот и всё, делов-то, — нежно улыбается Арс, поднимая глаза на парня. Он не может сдержать ответную улыбку и теперь они просто сидят, смотрят друг на друга и вокруг царит такая любовная, давно забытая, очень интимная и близкая атмосфера.  — Зачем ты со мной возишься? — шепчет Антон, покусывая клыком уголок губ. Взгляд не прячет, будто пытается вглядеться прямо в душу.  — А кто, если не я? Да много кто, Поз, Ира, Майя, кто угодно. Вот только не могу я с тобой не возиться. Шастун не отвечает, только откидывается спиной на кровать и вздыхает. Шмыгает носом и закашливается, дёргая ногами, тем самым заезжая Арсению по плечу. Сквозь кашель слышится что-то, похожее на извинения.  — Ты лекарства пил? — спрашивает Попов, склоняя голову набок, как любопытный кот, и щуря глаза. Для него здоровье близких — один из самых важных факторов в жизни, поэтому он терпеть не может, когда Серёжа, или Шаст, или даже мама пренебрегают лечением. Конечно, все же такие гордые, у всех само пройдёт. Арсений никогда такими убеждениями не руководствовался, более того, считал их донельзя абсурдными.  — Может быть, — Антон снова садится на кровати, поднимаясь на локтях, и становится привычной фифой и капризулей — у него во время болезни всегда так.  — Не «может быть», а «да» или «нет», Тош, — такое прозвище в данном состоянии — один из немногочисленных рычагов давления на Шаста, он будто плавится и сразу слушается.  — Не пил, — виновато опускает взгляд. Арсений встаёт с колен и уходит на кухню, не проронив ни слова. До Антона доносятся звуки шуршания упаковок от различных таблеток, и он на автомате морщится.  — Так значит, это сейчас водой запиваешь, это через полчаса, а это ещё через полчаса, только не забудь, — он аккуратно перебирает в руках пилюли и кладёт их на прикроватную тумбочку. Рядом ставит стакан воды.  — А ты… ты уходишь, что ли? — спрашивает Шастун, цепляясь мизинчиком за запястье Арса и заглядывая в глаза с таким неприкрытым разочарованием и надеждой на «нет». Его кудрявые волосы топорщатся в разные стороны ото сна, на щеке едва заметный след от подушки, зелёные глаза такие родные, домашние. Правда, Арсений собирается уходить, ему уроки делать, мама наверняка — не лги себе — волнуется, в конце концов, они с Антоном друг другу буквально никто. Но чувство такое, будто он сейчас спихивает мирно спящего котёнка с колен просто потому, что захотелось, даже не в туалет приспичило — а такие поступки в аду сто процентов приравниваются к поеданию девственниц на завтрак.  — Собирался, — вздыхает он. В прошедшем времени глагол употреблён по причине сомнений — теперь парень уж точно не уверен в том, идти ему или всё-таки оставаться. С одной стороны, перед ним такой чудесный и любимый Антон. А с другой стороны, лучше не мучать себя ложными надеждами о вечной любви и просто уйти, это же как пластырь отодрать — лучше сразу, иначе будет больнее. А хотя… что ж, идём ва-банк.  — Хочешь, чтобы остался? — удивительно, что голос у Арсения не дрожит — чудеса самоконтроля. Дрожал бы — сразу было бы понятно, что волнуется и от ответа на этот вопрос зависит многое.  — Я много чего хочу, наполеон, например, — как-то невесело усмехается Антон, — иди, если тебе надо. Отпускает, значит. Конечно, хотелось чтобы поканючил, мол, не уходи. Но и «много чего хочу», на первый взгляд прикрытое шуткой, не проходит мимо ушей, а наоборот, ласкает слух. Значит, всё-таки хочет, чтобы остался. Вселяет надежду, мнимую возможно, но надежду.  — Наполеон он хочет, а ты ел хоть, горе луковое? — спрашивает Арсений, наклоняя голову вбок. Эта его привычка ужасно умиляет Антона, заставляя робко улыбаться. Но Арс об этом не знает, поэтому растолковывает реакцию парня по-своему.  — Ну и чего смешного, а, Антош? — он щурит свои лисьи глаза и прикусывает нижнюю губу. Хитрая мордочка умиляет Шастуна ещё больше, поэтому он не может удержаться и нежно треплет Арсения по волосам, а по лицу растекается довольная улыбка. Всё это ой как напоминает Арсу былые времена (ей богу, как дед), тем самым обильно посыпая рану солью.  — Почему мы начали цапаться, Арс? — печально вздыхает Антон и улыбка растворяется в усталом выражении лица, не оставляя и следа, будто её и не было. Вообще, хороший вопрос. Довольно лёгкий, если честно. Арсений понимает, что его вины в этом нет, но всё просыпается в ночи в слезах и холодном поту, потому что во сне видит, как Антон на глазах растворяется, отдаляется и исчезает навсегда. И вот, он стоит один, в тёмной и холодной комнате, последний луч света — его парень — исчез. Будто ослепнув, он судорожно хватается за пустоту, что раньше была Антоном. Издаёт жалобные писки и всхлипы, как новорождённый котёнок, озирается по сторонам, пытаясь найти хоть признак того, что не один. Не находит. Просыпается, чувствуя такую непривычную — несмотря на полгода её существования — пустоту на месте, где когда-то давно сопел в подушку Шастун. И нет больше его кудряшек, длинных конечностей, обхватывающих поперёк торса, нет закрытых зелёных глаз с пушистыми ресницами и мерного дыхания. Арсений плачет, не может остановиться, дрожит, закрывает руками влажное от слёз лицо. А на утро преспокойно идёт в школу, зная, что Антон наверняка сидит за своей партой, с Димкой что-нибудь обсуждает, может разговаривает с Ирой или доделывает домашку, потому что прошлым вечером заснул на тетрадке. И спина с шеей у него болят, а Кузнецова нежно разминает ему плечи. Чтоб чёрт их всех побрал. Кого — всех? Весь мир, кроме Антона, конечно. Так думает Арсений, в очередной раз переступая порог кабинета. Но вопреки мыслям, он просто садится рядом с Серёжей и кладёт голову на сложенные руки. Глаза слегка красные и опухшие от слёз, но он привык. Так всегда.  — Сам знаешь, — Арс отводит взгляд, потому что смотреть в такие недоступные зелёные глаза — пытка. А Антон думает, что никогда не сможет простить себя за то, что сделал. Как сломал, и это видно, Арсения, как растоптал его сердце и плюнул в душу. Зачем он это сделал? Вопрос посложнее, ответ на который он дать пока не может — сам в себе не разобрался. То, что он сейчас, в этот момент, знает наверняка — он не хочет больше Попову причинять боль. Хочет видеть его улыбку, настоящую, живую, искрящуюся радостью. Не знает, может ли собрать по кусочкам его сердце сам, но жаждет, чтобы даже если не он, то кто-нибудь, кто этого достоин, поставил бы Арса на ноги, помог залечить душевные раны.  — Прости, — в мёртвой тишине голос Антона кажется слишком громким.  — За что простить?  — Сам знаешь, — повторяет он недавнюю фразу. Простит ли Арсений его? Конечно простит. Не может по-другому. Без памяти влюблённое сердечко давно отпустило все обиды.