Пятьдесят процентов

— Вы рассказали кому-нибудь о том, что произошло?  Она отметила, что сегодня он не надел галстук. По ее просьбе они перенесли второй прием на улицу. Не было никакого желания париться в духоте кабинета. В движении можно было не замечать его внимательных взглядов. Пусть себе тешит свой профессиональный интерес. Может, она станет достаточно занимательным случаем для его будущей практики.  — Нет, — она покачала головой. — Нет. И если все подтвердится, вряд ли расскажу.  Она также порадовалась, что при ходьбе не видит, как он ставит свои галочки. Они прогуливались вокруг больничной парковки, собираясь свернуть во внутренний двор, где в хорошую погоду сотрудники и посетители могли воспользоваться уличными столиками местного кафетерия.  — У вас нет близких людей, которым было бы важно знать? — Он посмотрел вдаль. — Семья, друзья, партнер.  — Кажется, я уже говорила…  — Хорошо, без партнера.  — Друзья остались на ступенях школы и колледжа. Мы чаще видимся в соцсетях, но я слабо представляю, как сообщила бы эту новость даже по видеозвонку. Да и зачем? — Она резко пожала плечами, укрытыми черной джинсовой курткой. — Коллеги недостаточно близки. Моя работа не предполагает тесных контактов с людьми. Кажется, у меня есть право на неразглашение. Остается семья.  Он удовлетворенно кивнул, наверное, полагая, что здесь он ее подловил.  — Моя мать знает обо мне не больше коллег, а папа… Ему я не хочу рассказывать.  — Вы не должны проходить через это одна.  — Я с этим не согласна, — она остановилась. Ей хотелось, чтобы он понял ее правильно. — Оттого что они узнают, мне не станет легче. Им и так придется несладко, когда я умру. Зачем портить время, которое у них осталось?  — Вы читали то, что я советовал?  — Да, читала. — Она хотела съязвить по поводу своих синяков, которые он из вежливости не замечает, но пожалела на это время. — Мне стало гораздо легче, спасибо. Я молода. Могу рассчитывать на десяток с небольшим без особых трудностей, а дальше — как повезет. Но итог все равно один.  — Пятьдесят процентов, — напомнил он, как будто это была их старая шутка.  — Пятьдесят процентов, — кивнула она, и они вновь пошли неспешным шагом.  — Есть еще одна причина, почему я спросил вас о семье. — Он смерил ее взглядом, наверное, раздумывая, стоит ли продолжать. — Не кажется ли вам, что они имеют право знать…  — Я же уже сказала.  — … что для них тоже есть опасность заразиться.  Она не верила своим ушам.   — Уж вы должны знать, что это просто глупо.  — Я не говорю о дурацких убеждениях. Но с вами может произойти несчастный случай, и ваши родные просто не будут знать, как правильно действовать.  Она задумалась.  — Возможно, вы и правы. Если тест окажется положительным, я поразмыслю над этим еще раз, а пока закажу себе медицинский браслет.  Он беззвучно усмехнулся.  — А что? — спросила она. — Если я вдруг поранюсь, или меня собьет машина, люди на улицах тоже могут действовать неправильно. Не хочу быть кругом виноватой.  Она заметила, что он вновь внимательно ее изучает.  — В чем дело?  — Ничего, просто мы закончили составлять ваш психоэмоциональный портрет.  Она рассмеялась вслух. Время от времени ей удавалось забыть, что она беседует со своим консультантом, которого ей подсунула клиника. Но его умные словечки постоянно возвращали к невеселой реальности.  — И что же скажете по поводу моего портрета?  Собственный голос ей не понравился. Она с грустью подумала, что так и не научилась флиртовать. Сколько было Джульетте, когда она себя убила? Четырнадцать? Ну так она на десять лет старше, а опыта у нее едва наскребалось на пару страниц, если бы кто-нибудь вздумал про нее написать. Впрочем, поздно пить боржоми.  — В любом другом случае, — сказал он, продолжая идти в шаг с ней, — я бы не стал распространяться об итогах анкетирования. Но в вашем скажу, что все в порядке.  Ее губы дернулись. Хоть где-то у нее все в порядке.