Buongiorno Italia

— Un italiano che soffre di insonnia va dal medico a chiedere un rimedio. Il dottore gli scrive una ricetta, poi gliela porge dicendo: Ecco, le ho fatto una prescrizione per un mese. — Perbacco! — ribatte l`altro — Non pretendevo di dormire tanto! ( Итальянец, страдающий бессонницей, приходит к врачу и просит ему помочь. Врач выписывает ему рецепт и протягивает со словами: Вот, я выписал вам лекарство на месяц. — Черт подери! — перебивает его пациент. — Я не собирался спать так долго!) — серия подобных анекдотов звучит уже какой раз от этого старого заморского бизнесмена, что привез сюда свою семью на отдых. Тэхен засыпая слушает его старческие шутки на ломаном итальянском, подпирая подбородок рукой. Его до неприличия клонит в сон, что он готов было свалится в этот вегетарианский салат, что подсунула ему жена, и в окружении огурцов уснуть крепким сном. А этот старик только и подливает бензин к его сонному огню. Вчера Тэхен только представлял серию своих картин "Золотой дождь" и допоздна засиживался с ценителями искусства говоря о том, как хорошо им было в их старые семидесятые. На улицах уже двадцать первый век, двухтысячные и Тэхен стремится за новым, смотрит вперед не оглядываясь, он не любитель разговоров о старом, о том, как раньше было хорошо и как сейчас все рушит молодое поколение. Пусть сам он не молод, но спешит за молодежью, поспевая и в искусстве и в понимании молодых и горячих энтузиастов. А засиживаться за одним столом со старым бизнесменом и слушать его дурацкие шутки, от которых даже любимые им помидоры из салата в горло не лезут. Сам по себе Ким Тэхен не был вегетарианцем, но вот его жена, как ему кажется, всегда была такой, от чего и ему приходилось питаться дома одной зеленью. Это же для фигуры, это же здоровью полезно. Для его здоровья полезно стаканчик рома перед сном и пару мазков по чистому холсту в поисках вдохновения. Мужчина выпадает из своих мыслей когда за рукав белого пиджака тянет собственная дочь. Девочка с оливковым цветом глаз, как у матери, и светлыми русыми кудрями, как у отца, тянется к уху дабы что-то сказать, прикрывая при этом рукой, чтобы не услышали. Тэхен бы сказал ей, что шептаться за столом не культурно, но ей только пять да и сейчас ему не до каких либо воспитательных штучек. Ему бы просто поспать. — Папочка, мне так скучно, — шепчет ангельским голоском. — Пошли лучше потанцуем. Сейчас он бы завыл подобно раненому волку, которого продолжают терзать охотничьи собаки, цепляясь за раны. Все о чем он сейчас мечтает — коснуться мягкой подушки и окунуться с головой в сладкий сон. Но разве откажешь дочери? Она такая невинная как ангел в этом белом платье с обручем из ромашек, с небрежными короткими кудрями и глубокими глазами, достаточно глубокими, чтобы Тэхен в них потонул и не оставив и шанса на спасение. Мужчина соглашается и приглашает малышку на танец, поднимаясь со стола. Расслабленная музыка приятно заливается в уши подобно теплому потоку, где-то внутри сердце от счастья стучит, так спокойно, в такт песне. Сейчас его золотые года, когда почти сорок, но при этом чувствуешь себя слегка за двадцать. Когда карьера достигла почти своего пика, а в отношениях с женой полная идиллия, только понимание и лад. То самое время, где больше не нужно никуда спешить, больше не гонишься за мечтой и целями, ведь ты достиг их. Ты просто попиваешь ром у себя в саду за домиком, качаясь на кресле-качалке, слушая как жужжат пчелы над розами и ромашками. Читаешь воскресенскую газету под заливистый звонкий смех дочери, что играет в саду с молодыми лабрадором. Тэхен достиг спокойствия прожив достаточно бурную жизнь. Сейчас он почтенный художник в Италии, у него прекрасная семья и хорошие друзья. Казалось, что ничего не могло бы встревожить его стойкий духовный мир, что был полон умиротворения. Нежные ручки держат слегка огрубелые, а два дорогих человека сливаются в небрежном танце. Дочь улыбается улыбкой ярче солнца, а Киму каждый сантиметр ее личика расцеловать хочется, как и жену, за этого маленького ангела. Правда, мужчина в ней души не чает, готов оберегать ее от всех бед и зол, готов ей на руках преподнести целый мир и лечь у маленьких ножек. Пожалуй, он отдавал дочери всего себя, полностью, посвящал ей картины и не редко изображал ее на портретах. Делал все, что в свое время не сделал его отец, лишив мальчика счастливого детства. Это были свинцовые семидесятые, когда отец продал их дом из-за долгов, потому что пил как в не себя. Это было трудное для него время, когда мальчик в десять лет оказался на улице и им с матерью пришлось сбежать на остров Сардиния. Об этом Ким не желал вспоминать и это был один из факторов, почему он так не любит говорить о прошлом. О его неудачном и болезненном прошлом. Мелодия меняется и в этот раз к микрофону подходит певец. До этого играл просто оркестр что-то расслабляющее, а сейчас Тэхен слышит эти первые слова, от которых тепло как патока по венах растекается. Его любимая композиция и любимый певец. Тото Кутуньо — тот, кто подарил ему счастливые минуты его детства, чьи песни его вдохновляли и продолжают вдохновлять до сих пор. Он бы с удовольствием пожал ему руку, поклонился и поблагодарил за яркую молодость, где со всех радио и машин играли его песни. Тэхен берет девочку на руки и продолжает легко танцевать при этом шепча дочери о том, как ему нравилась когда-то эта песня до безумства. Рассказ заходит о том, как они в детстве с друзьями воровали персики у старушки, что жила в столице Сардинии, в городке его детства — Кальяри. Там, где он встретил свою первую любовь. — Это же неправильно. Воровство это не правильно, — говорит своим нежным голоском дочь, обнимая отца за смуглую шею. — Знаю, Патриция, и ты большая молодец, что так думаешь. Мы были малы и глупы, мы тешили себя такими поступками и нас никто не станет судить, мы были детьми, все когда-то были детьми. — Как мама говорит, вы были дебоширами, — слегка криво произносит последнее слово, видимо единожды услышанное. Тэхен на это только улыбается, его девочка кажется такая взрослая для своих годов, она все понимает, порой и больше самих взрослых. Но ему хочется, чтобы Патриция была беззаботным ребенком, творившим какие-то глупости, ведь это присуще каждому человеку. Пусть она будет творить их сейчас, пока маленькая ее глупости будут тоже маленькими. Ведь чем ты старше твои глупости тоже становятся большими, все по мере взросления. Тэхен в молодости тоже натворил большие глупости отдав свое горячее итальянское сердце в суровые корейские руки, что пообещали его беречь, но после беспощадно разбили и бросили. Да, Тэхен будет помнить эти руки, что натворили много ран внутри, прошлись ураганом по телу оставляя порезы. Помнить будет, как бы порой не хотелось стереть память и все забыть. Но на ошибках учатся и он тоже урок для себя вывел, пусть и болезненный. Недолго отец с дочерью танцем наслаждались, их идиллию нарушил подошедший старик. Тэхен сразу узнал в нем почтенного художника итальянского, Антонио Фонтана, что был в девяностые на пике своей популярности и вошел в сто лучших художников мира. Тэхен им всегда восхищался и уважал, именно благодаря его картинам он и задумался о творчестве впервые, посетив в детстве со своей тетей его галерею. — Здравствуй, Тэхен, — мужчина вежливо поприветствовал, как и Тэхен ему ответил, не выпуская дочь из рук. Им приходилось встречаться не единожды, Антонио даже присутствовал на открытии картинной галереи Кима, тогда он сказал, что из всех на то время художников он видит потенциал именно в нем. Эти слова были большим пинком к успеху Тэхена, у него появилась огромная мотивация и в итоге он достиг тогда им поставленных вершин. И будет достигать еще выше. — Синьор Фонтана, вы что-то хотели? — Да. Собственно, у тебя есть большой потенциал, ну как я и раньше выражался, поэтому я бы хотел, чтобы твои картины люди могли созерцать и за пределами нашей страны. Я надеялся тебя увидеть сегодня и не зря, — мужчина говорит медленно, держа в руках сухое вино, иногда поглядывая на Патрицию, порой и улыбаясь девочке. — У моего хорошего друга есть сын, он держит много картинных галерей и музеев искусства за границей, в разных странах. Я однажды показал своему другу парочку твоих картин. А тот, собственно, сыну. И поклонник искусства был поражен вашими работами. — Ох, вы вгоняете меня в краску, синьор! — Тэхен пораженно воскликнул. Он действительно хотел показать картины всему миру, но пока что это продвигалось слишком медленно. И вот появляется тот самый шанс, когда наконец-то о нем возможно узнают и за пределами Италии. — Этот молодой человек прилетел сегодня, дабы увидится с автором картин, которые его просто сразили на повал, — улыбается, наблюдая за реакцией Кима. Обычно на вечеринки, которые он посещает, редко прилетают иностранцы, да и Тэхен редко их посещает, предпочитая узкий круг у себя дома либо же в кого-то в гостях. Поэтому он особо и не встречался ни с какими иностранцами, что предпочитают итальянские картины. Но сейчас, сегодня, не зря его жена уговаривала прошлыми днями пойти сюда, принять приглашение и прийти. Он и не жалеет. От предвкушений кажется краснеют и горят уши. У Тэхена всегда так, это либо же вызвано диким волнением, либо смущением. В данный момент это было первое. Мужчина, стоявший напротив, Антонио Фонтана, известный итальянский художник, подарил только что Тэхену возможность исполнить свою мечту. Для него почему-то выпускать картины за границу казалось чем-то не достижимым, но не сейчас. В данный миг его сердце бешено колотится, буквально выпрыгивая с груди. Он полыхает от ожидания познакомится с тем, кого покорило его творчество. У Кима был особенный стиль, отличавший его от определенного жанра, более какой-то молодежный. Но его картины многим нравились, особенно более молодым художниками, нежели тем, у кого почетный возраст, летние года так сказать. И сказать, что он сейчас нервничает, это ничего не сказать. Мужчина ставит дочь на пол, посылая ее обратно за стол к матери, и выпрямляясь стряхивает с себя невидимые пылинки. Он нервничает, ведь толком не знает английского, как им говорить то. Но синьор Фонтана успокаивает Тэхена, говоря, что этот человек знает итальянский и даже в молодости бывал в этой стране. Они подходят к группе людей, что явно были иностранцами, при этом разных национальностей. Они отменно говорили на итальянском, что казалось бы они прожили тут всю свою жизнь. Как выразился синьор: любители итальянского колорита. — Прошу, Тэхен, — мужчина подвел Кима к группе людей, что сразу на него посмотрели. Во взглядах не было удивления, только теплое приветствие, а у некоторых женщин даже легкий огонек в глазах. Да, Тэхен выглядел бесподобно сегодня: белый костюм, желтоватая легкая футболка и золотая цепочка, изящно лежавшая на его открытых ключицах. О, его ключицы всегда были слабым местом противоположного пола. Ким вежливо здоровается и ищет глазами своего иностранца, что ради него летел сюда, ради его картин. И прежде, чем он успевает найти, из глубины выходит мужчина. Бордовый костюм, белая рубашка с черной бабочкой и лакированные до блеска туфли. И все это бы ничего, приятный мужчина, но Тэхен встречается с глазами. С черным шерлом этих глаз, в которых отражались блики дорогих ламп ресторана. В них отражалось болезненное прошлое Тэхена, о котором он было почти позабыл. — Знакомьтесь, это тот самый Ви, — мужчина представил Тэхена незнакомцу и слился с толпой. Ким же потерял дар речи, а в голове исчезли абсолютно все мысли. Все стёрлось в пыль в одно мгновенье. Все стёрлось от вида этих глаз, вся его реальность, будущее и прошлое. Ни жены, ни дочери, никаких тридцать с лишним, никаких картин, никого. Он будто бы вернулся в май месяц 1985, в тот вечер, когда ему пришло письмо. В ту бессонную слезную ночь, когда его сердце по-настоящему разбили. Когда его бросили. И сейчас перед ним стоит человек, совершивший все это. Человек, предавший все свои громкие слова одним тихим действием: он сбежал, он ушел, он бросил Тэхена, соизволив извиниться после на бумажке. Человек, имя которого стёрлось еще той ночью, когда молодой парнишка пообещал себе никогда не произносить его в слух. — Здравствуйте, Ви, я Чон Чонгук, — мужчина протянул руку для приветствия, и казалось бы из вежливости нужно было ее пожать. Но в Тэхене запела внутри раненая пташка, гордость заиграла вперемешку с обидой. Мужчина проигнорировал этот жест, все так же неподвижно стоя и смотря прямо в глаза. Что там Тэхен пытается найти, не ясно. Может раскаяние? Сожаление? Хоть что-нибудь... Что-нибудь, но точно не теплоту, точно не легкое безразличие к его персоне. Совсем не то, что обычно возникает во взгляде, когда видят незнакомца. Они далеко не незнакомцы, Тэхен знает, он уверен, что и Чонгук знает, что он узнал его. Ким же практически не изменился за двадцать лет, стал только краше. Если его Тэхен узнал, значит это взаимно. Но только почему он так смотрит? Почему в его глазах Ким не видит ничего, кроме теплоты от встречи. В его то собственных целый ураган эмоций, сплошная буря негатива, и совсем где-то доля радости. Глупо было врать, что Ким не скучал, но после со временем это чувство притупилось, а с появлением Розы, его жены, и вовсе исчезло. Но стоило ему увидеть эти глаза, как все, что было сокрыто под замками вмиг проскользнуло наружу. И если Чонгук его действительно не узнал, либо же просто притворяется умело, то Ким не станет себя раскрывать. Он не покажет, как былые чувства со скоростью звука наполняют его итальянское сердце. Тэхен его не узнает. — Здравствуйте, вы наверное тот самый иностранец, которого заинтересовали мои картины? — улыбочку на лицо и руки сложить. Жест закрытости и полной защищенности. Он та еще крепость, Чонгук это должен был помнить. — Да, — улыбается мужчина, беря с подноса подошедшего официанта два бокала шампанского. — Очень приятно познакомиться. Будете? — подает ему бокал. — Я.. — Ах да, я забыл, ты же предпочитаешь красное вино, Амароне, — перебивают и слова не дав вымолвить. И тут Ким вскипает как чайник. Помнит!! Чонгук его узнал и помнит, даже это помнит. Ох, а сколько у них сочных воспоминаний с этим вином и Чонгук все это помнит! Тэхен только тяжело сглатывает, продолжая играть дальше, как маленький ребенок, разыгрывать спектакль. — Откуда вам знать какое я вино предпочитаю? И вы уверены, что я вообще предпочитаю вино? — Тэхен берет бокал из рук мужчины, стараясь не касаться руки, и победно себе улыбается в мыслях. — Ну как же, ночь, июнь, 1984 год, крыша общежития и.. — Так, вы говорите вам понравились мои картины? Что именно зацепило вас? — он быстро меняет тему, понимая какими будут следующие слова Чонгука, который буквально набрался особой наглости озвучивать такие вещи в публичном месте. — Ваш стиль, — заулыбался, сделав глоток. — Он неповторим, как и ваши губы. Выпалил так выпалил, что дамочка рядом обернулась, негодуя, не послышалось ли ей. А Тэхен буквально подавляет в себе желание выплеснуть напиток этому подлецу в лицо. Что он сказал? Губы? Да как смеет этот подонок его так принижать, он явно лишился совести. Но Тэхен стоит как стоял и прежде, добро улыбаясь, держа бокал, так и не сделав ни одного глотка. — Интересно. Что вы ожидаете от этой встречи? — Продолжение..? — А можно по конкретнее? — Ким наконец-то делает глоток. — Хватит разыгрывать эту сцену, Тэхен, — Чонгуку явно надоел этот спектакль и он решает резко его прекратить, — Ты думаешь, я не понял, что ты меня узнал? Пойдем на балкон поднимемся, нам нужно поговорить без лишних ушей. Чонгук берет его за локоть, от чего мужчина слегка дергается, и уводит. Они поднимаются и садятся на небольшие диванчики, обшитые красным бархатом. Тэхену очень неудобна эта ситуация и он буквально превращается в обиженку-подростка, скрестив ноги и руки. Чонгук же более расслаблен и раскрепощен, он садится в удобную позу раздвигая не сильно широко ноги и закидывает одну руку на спинку дивана. Тэхен весь во внимании, поднимает бровь и сжимает челюсти. Он зол, зол, потому что этот человек явился как гром среди ясного неба, разрушив хорошее настроение Кима и кажется окончательно прогнав сон. — Я когда увидел твои картины сразу тебя в них узнал, — начинает он медленно, при этом пристально разглядывая Тэхена от головы до ног, подмечая себе, что парень только очень похорошел. — Твой стиль действительно неповторим, а я его прекрасно помнил, поэтому сразу решил приехать. Буквально утром прилетел. После встретился с синьором Фонтана и пришел сюда. И не прогадал. — Отлично, я давно хотел, чтобы мои картины весели в картинных галереях за границей. Но я не понимаю, почему мы не могли завести этот разговор внизу? — спрашивает Ким и берет со стола свой бокал, собираясь сделать глоток, как ему резко отвечают на вопрос: — Потому что я прилетел сюда не за твоими картинами.