love letters

Такемичи узнает первым. Когда вальяжно, сцепив руки за головой в крепкий замок (будто бы пришел к себе домой), поднимается по лестничной клетке, попутно насвистывая мелодию, что играет в наушниках его новенького MP3-плейера. Когда без задней мысли в голове (хотя, откуда здравые мысли могли вообще родиться в этой черепной коробке) костяшками пальцев стучит по чей-то парадной двери, когда неспешно вынимает вкладыши из своих ушей и... Ловит взглядом безобразный вид своего лучшего (попрошу заметить!) друга, который, спустя долгих пару минут, приходит в себя и пытается закрыть дверь снова, — так сильно хочется провалиться под землю, спрятаться в цветочный горшок, убежать, исчезнуть. День обещал быть прекрасным и солнечным. По крайней мере, так было написано в его гороскопе в одном из пресловутых журналов, что всегда находились на журнальном столике в их гостиной. Или это он вчера обещал быть прекрасным и солнечным? А что же тогда господа астрологи вещали ему на сегодняшний день? Что-то... Про большую тайну? Вспомнить Ханагаки так и не смог. Точнее, даже и не пытался этого сделать. Зачем ему напрягать мозги, которые еще не успели выбить после стольких драк и переломанных носов, чтобы вспомнить, что было пару часов назад? Особенно когда проблема, которую нужно решить в срочном порядке, рождается прямо на его глазах. И когда по ту сторону двери доносится мальчишеское "Черт, черт, черт тебя дери, Ханагаки Такемичи!", он не на шутку пугается. Зачем кому-то драить Ханагаки Такемичи? Нет, на такое он согласия своего уж точно не давал. Он и сам, на деле, был напуган и смущен. Нет, сегодня день точно не мог быть солнечным и прекрасным. — Чифую? — он решает заговорить первым. Возможно, Такемичи просто показалось. Да, точно показалось. Не мог же его друг заниматься... Таким. Верно? А Мацуно по ту сторону нервно теребит защелку подрагивающими пальцами. Нет, ему не было страшно, тремор рук преследовал его еще со второго класса начальной школы. Но отворять дверь совсем не хочется. И всё же, спустя долгие пять минут и, казалось, неловкую тишину длинною в вечность слышится щелчок. Дверь с ужасно противным скрипом медленно открывается, а её хозяин, облокотившись о дверной косяк, даже не пытается установить зрительный контакт с собеседником — лишь неловко рассматривает линолеум своей прихожей, сложив руки на груди. Его отросшая челка закрывает глаза чуть больше обычного, поэтому скрыть свой нервный взгляд получается очень даже неплохо. Хотя, это же Дебиличи. Ему нужно только прямо в лоб, иначе даже не попытается понять. И как только этому остолопу судьба доверила жизни тысяч людей? Ему бы свою для начала привести в порядок. — Ты... — тянет Такемичи, жалея, что вообще сюда пришел. А затем шепотом произносит: — ты ахуел что ли? Что это за девчачий прикид? И Чифую не выдерживает. Долго-долго заливается смехом, пока Ханагаки так и стоит на пороге в недоумении, что это с его другом приключилось такое. И впрямь, мальчишку и так было достаточно несложно спутать с девчонкой — смазливое личико с большими глазками; невысокий рост; мягкие и большие свитера, под которыми скрывалась довольно хрупкое тельце, а ещё эти аккуратные вечно дрожащие пальцы, что торчали из-под длиннющих рукавов кофты и прятались полностью, когда чувствовали опасность. Так ещё и в придачу налепил себе на лицо безобразных стикеров, а в некоторых местах можно было увидеть глиттер из детских наборов для творчества. Ну точно девчонка. Надеть бы на него юбку— и не отличишь. — А что, больше Хината Тачибана после увиденного не привлекает? — он улыбается ехидно, во все тридцать два зуба, и, кажется, неловкость между ними исчезает. «Ещё бы» — думает гость, без разрешения проходя внутрь и с томным вздохом приземляясь на краешек, казалось бы, самого мягкого дивана во всем Токио. Вот она — роскошная жизнь. Порой хочется стать Мацуно Чифую хотя бы на денек, чтобы целый день проваляться на этом шикарном диване — настолько он невероятен. — Ах, как жаль, как жаль. А я так старался! — хлопает в ладоши и хозяин комнаты, садясь в кресло напротив, всё же решаясь установить зрительный контакт. Парниша резко меняется в лице. Кажись, выглядит он очень недовольным. — Не хочешь объясниться? И даже не пытайся строить из себя дурака, Дебиличи. Где ты был всё это время? — Ну я же пришёл! — тут же отмахивается, не желая рассказывать, как ему срочно нужно было назад в 2018 год к Наото и чем, собственно, они там занимались. — Ты опоздал на три, мать твою, часа. — Но пришёл же! Чифую потирает переносицу, а после устало хрипит: — Такемичи. Ты же знаешь, у меня были планы на сегодня, — слышится вздох. Конечно, планы Чифую Мацуно обычно очень великие: найти затерявшегося Пек Джея, что, вероятнее всего, учуял чей-то вкусный обед и нагло сбежал от своего хозяина, мангу сопливую почитать, а еще наведать своего соседа с пятого этажа, с которым, казалось, он проводит почти что всё свободное время. Да и не свободное время тоже. — Вместо этого, — продолжает парень, — я ждал тебя. Мне пришлось перенести все запланированные вещи на следующую неделю из-за твоего— — А дурацкие наклейки с блошиного рынка за сто йен на твоём лице тоже входили в твои «невероятные планы»? Мацуно густо краснеет. Вот черт. Еще и смеет перебивать его невероятно драматичную речь! Врезать бы ему хорошенько пару раз, чтоб мозги встали на место. Точнее, остатки мозгов, если они вообще там еще имелись. И, как бы ему того не хотелось, а объясняться всё же придётся. Смиряясь со своей тяжкой судьбой (и желанием залезть в горшок из-под цветов), мальчишка аккуратно протягивает симметрически ровный прямоугольник из разноцветного картона, украшенный самыми различными блесточками, наклейками, вырезками и прочими безобразными штучками, которые так любят девочки средних школ. «Чифую Мацуно точно девчонка», думает Ханагаки. — Да, входили, — спокойно продолжает Чифую. — И что это? — Не прикидывайся, что не знаешь. — Но я правда— — Открытки, Такемичи. Мы такие каждый Новый год получаем и дарим друг другу. Порой мне кажется, что в будущем ты, на самом деле, живешь не в Японии. И впрямь. В Японии такие открытки было принято дарить на каждый Новый год всем людям, с которыми у тебя были хотя бы какие-то отношения. Он не получал их, наверное, лет шесть. И ни разу не пожалел. Странные эти японцы. Такие лицемерные. Открыточки друг другу шлют каждый год. Тьфу. — А ещё, я занимаюсь любовными письмами, открытками на всевозможные праздники, приглашениями на празднования. Всё в таком духе. Но... Такемичи не до конца осознает, зачем всё это нужно. Неужели кто-то действительно нуждается в том, чтобы за него писали подобные вещи? Ему всегда казалось, что письма должны быть написаны от себя, от искреннего сердца. — Отвечая на твой следующий вопрос, — Чифую как будто бы владеет способностью читать чужие мысли, — девочки средних школ нуждаются в этом. Еще и как, — он достает дрожащими руками блокнот со списком всего того, что ему нужно сделать за следующую неделю. «Любовное письмо Мицуе Такаши, любовное письмо Кену Рюгуджи, Сое Кавате, Риндо Хайтани, Эмме Сано, Пеяну.» Даже остолопу Пеяну, но не Такемичи? Просто отвратительно. Но, Ханагаки должен признать, список действительно огромен. Даже смотреть страшно. — Мне нравится моя этакая работа. Да и лишние 500 йен за одно такое письмо на дороге не валяются. — 500 йен за одно письмо? Тогда я понимаю, откуда у вашей семьи такие роскошные диваны, — в ответ слышит лишь приглушенный смешок, который Чифую пытается спрятать в рукаве своего безобразного свитера. — Выгоду я получаю с этого, конечно же. Но не думай, что я тут же спешу потратить эти деньги. Я — не ты, Ханагаки. — Конечно, как минимум потому что мы в разных возрастных категориях. — Да вот только ты в три раза тупее меня. Уверен, что именно ты на 12 лет старше меня? — Уверен, что я не увлекаюсь наклейками с котятами. Перепалки между этими двумя были настолько обыденным делом, что все бы удивились, если бы в их горе-отношениях настал конфетно-букетный период. Ужас какой. Даже и подумать о таком страшном. Но, оглянув тщательно небольшую открытку, сделанную его другом, Такемичи понимает — это на деле уж и не такая плохая затея. На деле, он даже рад, что у Мацуно есть довольно необычное хобби. Поможет не загнуться. — А ты, — снова тянет он, пока в его голове рождается невероятный план скама своего лучшего друга. — Ты делал когда-нибудь подобные вещи для себя? Писал кому-нибудь любовные письма? Или отправлял открытки? Чифую понимает, куда это всё идёт. Лучшему другу он не может врать, поэтому, поджав губы, отрицательно мотает головой, разглядывая свои ногти на руках. Вся эта тема изначально казалась странной. Но, в этот момент Мацуно понимает: он безумно счастлив, что первым (помимо его кота и матери) об этом узнает никто иной, как его полоумный лучший друг из будущего. — Написал бы любовное письмо для меня? Чифую резко поднимает голову, а лицо его выражает открытое удивление вперемешку с отвращением. — Фу, — безразлично выплевывает он. — Спятил. Ты меня не привлекаешь. — Дурак! От моего имени Хине. — Судьба обделила тебя не только мозгами и мышцами, но и умением адекватно разговаривать, — хмыкает Чифую. — Для тебя письмо будет стоить 1000 йен. — С чего бы? — обиженно вскрикивает Такемичи. — Дополнительные 500 йен за ущерб. Пока я буду пытаться переводить твой словесный понос, я точно поеду кукухой, — он молчит, наблюдая за лицом друга. А там — спектр всевозможных эмоций, сменяющихся посекундно. Снова смеётся, закрывая рукавом рот. — Дебиличи. Не буду брать я с тебя денег. — Да пошёл ты! После долгого молчания и небольшого диалога с пришедшей с работы Мацуно-сан, в голову Такемичи приходит ещё более гениальная идея, чем письмо своей возлюбленной. — Как насчёт... — он снова тянет, пытаясь выдержать интригу. Порой это безумно раздражает. Чифую самому порой хочется втащить ему несколько раз. — Написать письмо Кейске от твоего имени? Признаться ему! Вместо валентинки подкатить вот таким вот интересным способом. Круто же звучит! Даже Пек Джей, лежащий возле кресла, где расположился его хозяин, давится шерстью от услышанного, а Мацуно-сан роняет пустую сковороду с грохотом. Ханагаки Такемичи сошёл с ума — и это факт. И, видимо, Чифую Мацуно тоже.