I don't wanna be you anymore.

— Здорова. Я тебя ждал. — произнёс Шура, сидя напротив за столом с кружкой. — Что? Я опять тут? — Александр осознал, что уснул и снова очутился у себя в голове. Тут было жутковато, но место, где он находился напоминало его старую квартиру. Да, это была именно она. Та самая хрущёвка, в которой Саша жил в 90-х. Осознание обстановки заставило Романова содрогнуться и немного ссутулиться. Почему-то в этом старом притоне было слишком убрано для Питера из прошлого. — Да, опять. И мне нужно с тобой серьёзно поговорить. — на удивление, по виду Думский и правда был настроен на обсуждение чего-то важного. Кажется у него даже голова помыта. Он что, готовился? На нём была надета та же самая олимпийка, но она выглядела приличнее обычного. — Что ж, деваться мне некуда. О чём же будет наш разговор? — Романов думал, почему таблетки не помогли, но всё равно смирился с пребыванием его в своей голове. Хотя может помогли? — Ты меня ненавидишь и общаешься со мной, как с посторонним человеком, при этом зная, что я — это ты. — И? — Помнишь «Бойцовский клуб»? — неожиданно, вроде бы переведя тему спросил Шура. — Допустим, помню. — он вспомнил, как читал эту книгу, когда был в адекватном состоянии, а ещё ходил на этот фильм с Костей. — А помнишь, как ты восхищался цитатами и основным замыслом из книги? — К чему ты клонишь? — Нельзя жить по-настоящему, пока не осознаешь все прелести своей вершины. — Думский сложил руки в замок и положил на них голову. — Нельзя понять прекрасное, не попытаясь воссоздать его. Столько усилий люди прилагают ради того, что может послужить усладой для их эгоцентричных душ. — он выпил глоток содержимого в его кружке. Саша молчал. Это существо сейчас говорило очень мудрые вещи. — Но, что с тобой представляем мы, являясь городом? Культурной столицей. И какой ценой у тебя получилось заслужить это звание? Конечно, наш отец повлиял на наше создание и на нашу репутацию. Но прожил он только свои человеческие годы, а мы живём не одно столетие. Мы сами продолжали жить, взрослеть, осознавать себя. Но в какой-то момент случился ёбаный Советский Союз, да слава богу, что он распался! Москва хотел создать идеальное общество, идеальную общественно-экономическую формацию! Он хотел достичь вершины. Но вершина его представляла нечто большее, чем возможности россиян. Люди здесь слишком жестоки и, как ты помнишь, мы так и не дошли до коммунизма, остановившись лишь на социализме. Хотя многие считают, что в СССР был коммунизм. Так вот. Потом война, наша блокада и пиздец. Ну, не буду нагнетать. Всё позади. О чём я? О книге. О цитатах. Нельзя осознать и по-настоящему ценить прелести вершины, не побывав на дне. Проще говоря, я достиг дна на свой страх и риск, не зная, смогу ли я оттолкнуться. Но смотря на тебя, я вижу, что смог, я оказался лучше, чем я думал. Я превзошёл себя. И стал тобой. Вот какова была цена осознания нашей вершины. И ведь большего нам не нужно. Нам отлично живётся в центре разваливающегося себя и в любви москвича, который нам так и не выделил деньги на реставрацию. Козёл. — Я тебя недооценивал… — Родной мой, ты себя недооценивал! Мы прекрасны! Хоть в 19-м веке, хоть в 90-х, мы же Санкт-Петербург, мать вашу! — тот хлопнул Сашу по плечу. — Теперь когда я тебе поведал истину, ха-ха, могу уйти. Я доволен собой. Я горжусь тобой. Конец. Конец сна. Александр проснулся и сразу посмотрел на часы ровно пять утра. Неужели он и правда ушёл? А этот разговор? Не был ли он обычным действием таблеток? Но в любом случае то, о чём во сне говорил Шура, заставило глубоко задуматься. Александр невольно улыбнулся. В это время проснулся Миша. — Саш…? — вопрос звучал, как будто: «Это ты?» — Да? — ответ звучал будто: «Это я?» — Ты чего не спишь? Всё хорошо? Ты как себя чувствуешь? — неуверенно спросил Московский, протирая глаза. — Хорошо, Миш. Лучше не бывает. Если честно, камень с души! — Романов положил руку на сердце. — А что произошло? — увидя, что любимый радуется, тот тоже улыбнулся. — Миш, Мишенька! Он. Он ушёл! — Правда? А как ты это понял? Он тебе снился? — Да, он мне кое-что сказал и обещал, что уйдёт. И я его больше не слышу и не чувствую! — А что он тебе такого сказал? — Сказал он много чего на самом деле, и мне нужно это всё обдумать… Слушай, а я вчера ничего не натворил? А то я не помню… — Нет, не натворил. Ты просто стал вести себя странно и называл себя Шуриком, а ещё ты подкатывал ко мне. Я хотел уйти, но потом ты сказал: «Что ж ты, фраер, сдал назал? Не по масти я тебе?» и как-то резко отрубился. Я испугался и решил не уходить. Я тебя раздел, уложил и лёг с тобой, мало ли что… — Ох, как мило! — Саша обнял Мишу, а тому тоже стало радостно за Романова и за то, что он первый его обнял. — Кстати, Мишунь, а ты когда мне деньги на реставрацию выделишь, как обещал? — не отстраняясь от объятий спросил Саша. — Эм-м, попозже… — Миша сам сомневался в своих словах. Нет. Он вовсе не зажал денег для любимого, просто… Просто временные неполадки, да. День у Москвы и Петербурга прошёл хорошо. Александр даже согласился пойти на какой-то ужастик, которым ему Михаил прожужжал все мозги. Но потом, как платой за чувство страха весь фильм, Миша был отведён аж на три театральные постановки. Саша даже не дал нашей прекрасной столице поспать ни на одной из них, представляете! Вечером возлюбленные покушали в ресторане. Думаю, понятно, кто весь счёт оплачивал. Но главное, что Александра больше не мучал Шура. Он понял важную вещь по поводу Думского, которую никогда не понимал. Шура не был ошибкой. Он был лишь этапом жизни Петербурга, через который Саша благополучно прошёл. Потому что, цитируя Думского, лишь побывав на дне, можно по-настоящему ценить вершину.