Свет в вечнохолодных руках

      Остаток субботы прошел спокойно. Тоня заказала еду на дом, и к возвращению Светы доставка как раз пришла. Они обсудили проведенное время, посмеялись, подурачились. Вечер провели за просмотром ужастика, Тоня смотрела со скепсисом, однако кино ей понравилось, а вот Света с воодушевлением села за фильм, пусть старшая и отговаривала её зная о пугливости девушки. Под конец фильма Света успела растрогаться из-за концовки, а Тоня уснуть.       Той ночью, впервые за долгое время, Тоня заснула крепко, а проснулась позже Светы, что стало удивлением для обеих, ведь обычно всё было наоборот.       Всё воскресенье они посвятили друг другу. Вместе смотрели кино, нежились в постели в обнимку, безмятежно пили кофе на балконе, пока Антонина курила сигареты. В воздухе ощущалось затишье перед бурей, как странная беззаботность посреди хаоса, разрушения, но после событий субботы женщины смирились с произошедшим. Пусть им и было страшно перед завтрашним днем, сейчас они хотели насладиться этой безмятежностью сполна, словно ничего не было и не намечается. Они пытались отгородить себя от предстоящего понедельника, забыть о нем и о проблемах, что поджидали их с его наступлением.       Поэтому Тоня позволила Свете примоститься на своем плече, пока та смеялась за просмотром очередной серии ситкома. А Света, в свою очередь, не донимала ту вопросами, не разговаривала о предстоящем и просто была рядом, а большего и не надо было. Они вместе смеялись на кухне, пока готовили блинчики, медленно качались в долгих объятиях, подолгу сидели в ванной при свечах, нежась в теплой воде, прижимаясь, любовались друг другом, болтали, молчали. Вместе. Так, словно завтра наступит конец света, что разлучит их навсегда, и потому им хотелось забыться друг в друге. Им не нужно было слов, чтобы понять о чем говорить не стоит, а что можно обсудить за чашкой кофе, это было встроено в них, как опция гаджета — “по умолчанию”.       Нет. Их отношения не были идеальными, но за все эти годы они успешно решали все конфликты разговорами. Сейчас что-то изменилось, но суть осталась та же. Они никогда не сорвутся на любимом человеке, насколько бы плохо им ни было.       После разговора с Инной Тоня многое для себя переосмыслила, в особенности, взаимоотношения со своей возлюбленной. Осознание их чрезмерной близости, что стала болезненной, привело её к принятию решения очертить некоторые границы, дабы помочь им прийти к комфорту. Они слились, словно одно целое, уже совсем не понимая опасности.       Пока что хватает одного напряжения с работой, потерять и Свету будет намного более тяжелым ударом, — скорее испытанием — чем кресло в излюбленном кабинете школы, которой она посвятила много лет своей жизни. И Антонина уже давно понимала, что ей нужно оставить свою должность, но она хотела сделать это более деликатно, а вышло всё совсем наоборот.       Однако в глубине души ей хотелось оттянуть этот разговор со Светой. Поэтому Тоня решила сначала разобраться с завтрашним днем, что коршуном сидел над ней, и дать им спокойно вздохнуть, а после поговорить по душам.       Только вот Тоня не знала ещё об одной проблеме, которую она не замечает в упор, а следовательно и не решает. А Света никак не может найти подходящий случай, чтобы поговорить об этом.

***

      С наступлением утра Свету будил нежный голос над ухом, побуждающий проснуться.       — Мелодия твоего будильника скоро будет сниться мне в кошмарах, — прошептала женщина, мягко поцеловав висок девушки.       Младшая услышала, но никак не отреагировала, тогда Тоня провела кончиками пальцев от плеча и ниже к запястью, отчего веки Светланы дрогнули.       — М-м-м, — пробурчала девушка. — Молчи, овощи ещё спят.       Её реакция заставила директрису улыбнуться. Света бывало разговаривала во сне, это происходило не часто, однако всегда было неожиданным для Тони.       Женщина понимала, что нужно разбудить её и в тот же миг ей на ум пришла интересная идея. Она решила поцеловать щеку Светы, девушка стала дышать не так ровно, как до этого, но глаза не открыла. Тогда губы Тони накрыли губы спящей. Мягко. Почти неощутимо. Света вздрогнула, ответила, рука старшей коснулась щеки, что под её прохладными руками покрылась пунцом. Однако Тоня отстранилась, не давая им набрать обороты.       Девушка, не открывая глаз, вытянула руку в поисках любимой, но не находила, сколько бы ни рыскала по одеялу.       — Тонь… — как-то грустно и тихо звал сонный голос Светы.       Но Тоня не собиралась ей отвечать. Тогда девушка открыла глаза, щурясь от света.       — Я уж было подумала, что мне это приснилось, — призналась она, все же заметив женщину.       Тоня коснулась рыжих прядок, что разбросались по подушке, плечам и лицу.       — Моя спящая красавица, — с каким-то умилением и трепетом она произнесла эти слова, завороженная тем, как шло Свете быть такой небрежной, будничной, полусонной. Голос Тони стал слегка игривым, и потому она почти промурчала предложение. — Может быть мне будить тебя так каждое утро, а?       — Ты — мой самый эффективный персональный будильник, — её рука коснулась щеки возлюбленной.       Света невыносимо хотела было поцеловать эту неотразимую даже с утра женщину, но…       — Нет-нет, дорогая, сначала умойся, — Антонина ткнула кончик носа Светы, чем заставила ту поморщится. — Можешь поваляться, пока я в душе, но потом подъем, — ответила Тоня, похлопав её по плечу.       Шаги женщины растворились и спустя время был слышен лишь звук воды где-то за дверью. Света покрутилась, а потом уткнулась лицом в подушку, проклиная человека, что придумал понедельники. Она никогда не была жаворонком (в отличие от Тони), поэтому, не смотря на количество будильников, по-настоящему разбудить её получалось только у Антонины. Но вот так её ещё не будили.       Тоня прибегала к завтракам в постель, пару раз дарила цветы с утра, один раз, когда её было никак не разбудить, женщина просто взяла Свету в охапку и потащила в душ. Это было неожиданно и забавно. Но Тоня впервые разбудила её поцелуями, этот факт был для неё удивительным, ведь ей казалось, что они уже всё испробовали в отношениях. Оказалось нет. На миг стало интересно, что ещё они узнают друг о друге, что ещё успеют сделать. Такая мелочь заставила её улыбнуться, и она бы ещё долго так нежилась, если бы не реальность, что обрушилась на неё внезапно.       Случайно вспомнив, что сегодня у Тони ответственный день, она резко присела, схватившись за голову, путая пальцы в рыжих волосах. День обещает быть тяжелым. Она потерла глаза, окончательно просыпаясь. Пучина неизвестности, словно чёрная дыра поглощает её все глубже и глубже, маленькие минуты радости моментально отошли на второй план. Света старалась дышать ровнее, чтобы не вызвать приступ. Вот он — их судный день. Она бы так и продолжила сидеть и смотреть в одну точку, если бы её плеча не коснулась привычно прохладная рука.       Дернувшись всем телом, Света подняла взгляд. Антонина стояла перед ней в халате и с полотенцем на голове, от неё пахло свежестью, ванилью и табаком. А на лице виднелось беспокойство.       — Свет мой, тебя что-то тревожит? — спросила заботливо Тоня, присев рядом и, мягко коснувшись щеки, убрала рыжие пряди, закрывающие веснушчатое лицо. Этот жест был одновременно ласковым, заботливым и таким домашним, теплым, уютным. Свете всегда хотелось закрыться в холодных руках Тони и остаться в них навсегда, застыть. Заснуть в них и не проснуться.       Девушка ещё не полностью отошла ото сна, потому формулировать и выстраивать предложения было трудно, но она смогла собрать кашу в голове в кучку.       — Обещай мне позвонить и рассказать как всё пройдёт, — мягко попросила Света, сурово глядя в глаза женщины.       Антонина нежно взяла её руки в свои, согревая привычным холодом ладоней, что были всегда ласковыми, оберегающими.       — Я обязательно тебе позвоню. Ты ведь знаешь, что все будет в порядке, мы выкрутимся из этой ситуации. Я всё сделаю. Обещаю. Поэтому поднимайся с постели, а я сварю кофе.       От слова “кофе” желудок Светланы непроизвольно сжался, и девушка, побежденная природой человеческого организма, поднялась и поплелась в душ.       Тоня тем временем, оказавшись на кухне, включила кофемашину и, подняв рольшторы, посмотрела в окно, где осень медленно пробиралась на улицы: деревья теряли зелень, приобретая новые краски, а погода становилась чуть более мрачной. Небо — белая пустыня — не пропускало ни лучика солнца, а на градуснике показывало семнадцать градусов по Цельсию — не густо. Снова носить с собой зонтик, укрываться в плащах-накидках в тщетных попытках согреться.       Женщина тяжело вздохнула. Ей тоже было страшно, даже если она этого особо не показывает. Её лицо — каменная плита — никогда не поймешь, что у неё на уме, но даже с таким раскладом она оставалась человеком, что испытывает разные эмоции, пусть и не особо их показывает.       Чувство вины за происходящее отпустило, тревожность тоже отошла, но тяжесть осталась. И переживала она не за себя, не за репутацию, а за Свету. Они с самого начала не хотели публичности их отношений, а теперь сами стали виноватыми в обратном. Потерев лицо дрожащими пальцами, она постаралась взять себя в руки. Только это уже не помогало, лимит накопления всех эмоций, что она не позволяла себе выпускать, исчерпал себя ещё в субботу и теперь, ей оставалось лишь отсчитывать минуты, часы до того, как весь этот груз с лязгом и шумом обрушится на неё. Может она в глубине души чувствовала это, но не придавала значения, по привычке откладывая дальний ящик.       Когда бодрящий напиток наполнил кружки, Тоня умиротворенно присела за стол и блаженно сделала первый глоток крепкого кофе.       — Приятного.       Голос Светы, вошедшей на кухню, был бодрее, чем десять минут назад, так было всегда после утреннего душа.       — Спасибо, и тебе, — женщина благодарно улыбнулась возлюбленной.       Остаток завтрака они провели в приятной тишине.

***

      Антонина решила, что к ответственному разговору, нужно и подготовиться соответственно, насколько ей позволяло время. Она недолго думая собрала образ для предстоящего дня.       Беспроигрышный строгий костюм, состоящий из пиджака и брюк клёш с темно-красным ремнем, дополненных белой рубашкой с двумя расстегнутыми пуговицами сверху, сидел на Тоне идеально, подчеркивая её формы тела, и создавал впечатление готовности женщины к любому исходу. Волосы, обычно уложенные под типичное прямое каре, сегодня лежали более агрессивно назад, делая её более властной. А завершено всё привычным деловым нюдом. Ничего лишнего — и просто, и со вкусом.       Мельком глянув на часы, Тоня в последний раз посмотрела на себя в зеркало и вышла в коридор, где уже стояла Света, поправляя укладку.       Её образ был скромнее, но от него веяло уютом и теплом. Светлое платье миди в мелкий красный цветочек с белым воротником на плечах создавало ощущение последних теплых дней ушедшего лета, а поверх укороченный бежевый кардиган, который будто закрывал её от надвигающейся прохлады осени. Волосы девушки были уложены небрежными волнами, что ниспадали на плечи, а макияж был минимальным — тушь, немного хайлайтера и неброский блеск для губ.       Они обе замерли в коридоре, глядя друг на друга так, словно впервые видели. Взгляд Антонины оценивающе прошелся от макушки Светы до кончиков пальцев, пока та не улыбнулась, убирая прядь рыжих волос за ухо. Этот жест был таким будничным, мягким и, вместе с тем, настолько притягательным и изящным, что у старшей перехватило дыхание, а на щеках чувствовалось тепло.       Это было необыкновенно, вот так, как по волшебству, заново влюбиться в человека, которого знаешь не один год. Осознав, что слишком уж долго она рассматривает девушку, Тоня, покраснев словно школьница, отвела взгляд в сторону, прокашлявшись в кулак.       Светлана лишь тихо усмехнулась. Её всегда безумно заводила такая реакция Тони (в особенности её взгляд, медленно скользящий по телу, оценивающий каждый сантиметр), и девушке очень льстил тот факт, что она знает как сделать так, чтобы смутить её, поэтому пользовалась этим, чтобы каждый раз приятно робеть под глазами цвета кофейной гущи.       Сама же девушка также почувствовала как перехватило дыхание от образа Тони. Она каждое утро восхищалась тем, с какой же сногсшибательной женщиной свела её жизнь, но сегодня образ был убийственно шикарен.       — Ты выглядишь… Очаровательно, — наконец произнесла Тоня, обувая классические черные каблуки, стараясь подольше не смотреть на Свету. У неё не хватало слов для комплиментов, как и объёма легких для дыхания.       — А ты словно идешь на съемки нового боевика. Надеюсь, у тебя в сумочке нет револьвера?       Антонина громко усмехнулась.       — Мне нравится такой комплимент, — выпрямившись, с улыбкой произнесла Тоня, намеренно не глядя на Свету.       — Если без шуток, то ты убийственно сексуальна сейчас, — она кротко протянула руку, легонько коснувшись пепельных волос, чем заставила Тоню взглянуть, наконец, в глаза. — Я ещё ни разу не видела на тебе эту укладку. Ты решила приберечь козыри?       Тоня перехватила ладонь девушки и приложила её к своей щеке. Света вздрогнула на миг, но быстро расслабилась, её большой палец провел по молочного цвета коже и коснулся маленькой родинки под правым глазом. Иногда женщина её замазывала, но сегодня крошечное темное пятнышко было заметно даже под косметикой.       — Для тебя у меня в запасе их ещё предостаточно.       Карие глаза Антонины в темном освещении коридора были темнее обычного и как-то по-особенному притягательными.       Им не нужны были слова, звуки. В этой многозначительной тишине было что-то большее, чем наборы букв — чувства. Румянец Светы стал отчетливее под непрерывным взглядом женщины, и тогда глаза девушки, пытаясь спрятаться от пытливого взгляда, опустились на губы. Она судорожно вздохнула, та заметила этот короткий миг, и ей этого хватило, чтобы притянуть учительницу к себе, коснувшись её талии, и поцеловать. Другая её рука задержалась на шее девушки.       Мягко, нежно, бесстрастно, почти целомудренно, так, словно это был их первый поцелуй. Они увлеклись, и он стал глубже, дольше, чувственнее. Отрываясь, Света прикусила губу женщины, отчего та прикрыла веки, завлекая её в новый поцелуй. Однако они отпрянули друг от друга, когда рука Светы опустилась на ягодицы директрисы, чем заставив её мягко всхлипнуть. Им всегда было тяжело оторваться друг от друга, но сейчас это было невыносимо и, вместе с тем, необходимо.       Заметно покраснев, Тоня снова посмотрела на наручные часы, прокашлявшись, отметила, что нужно все же уже выходить. Женщина не видела, как Света хитро усмехнулась, а в её глазах заплясали веселые огоньки.       — Я подвезу тебя до работы, — в голосе Антонины полностью исчезли нотки послевкусия от их небольшой прелюдии, только легкая растерянность, когда она продолжила с саркастической усмешкой: — И поеду на это сборище любителей публичных унижений.       Девушка поджала губы, подавляя кривую улыбку, её игривое настроение тоже как-то само собой улетучилось.       — Может мне нужно поехать с тобой? — спросила Света, — Всё-таки мы обе… — но она не успела договорить.       — Исключено, — холодно перебила её Тоня. — Я не хочу, чтобы ты в этом участвовала.       Света, горько усмехнувшись, ответила:       — Предлагаешь мне спрятаться за твою юбку?       — Нет! Я пытаюсь закрыть тебя, чтобы не подрывать твоё здоровье.       — Но в их глазах это будет выглядеть именно так, — сухо ответила младшая.       — Если тебе станет плохо там, в их глазах это будет выглядеть как спектакль.       Ничего не ответив Света взяла сумочку и прошла к выходу, обернувшись с грустной улыбкой. Женщина также вышла и заперла дверь.

***

      Дорога до работы была напряженной. Антонина чувствовала всю ту тяжесть, что копилась в геометрической прогрессии между ними. Это было смесью страха и тревоги, граничащих с истерикой, они заполняли пространство автомобиля медленно, постепенно, пробираясь всё глубже в грудную клетку.       Тоня мельком глянула на девушку, что сложив руки на груди и опустив голову на стекло, смотрела куда-то сквозь окно, а её отражение было меланхоличным, рассеянным. Женщина вздохнула, она понимала, что это лишь жизненный этап, что им нужно было пройти, но страх, что приступ паники захватит её ненаглядную тогда, когда её не будет рядом, снова поселился в её голове.       “У неё с собой медикаменты, пакет, —вторила она сама себе, успокаивая, доверяясь. —Ей смогут помочь, в случае чего, она там будет не одна.”       Остановившись на очередном перекрестке, Тоня всё же прервала тишину, а вместе с тем и поток тревожных мыслей:       — Помнишь, как о нас узнала Инна?       Света не могла не улыбнуться.       — Да, — ностальгически протянула девушка и со смешком продолжила: — Ты убрала мне прядь за ухо, когда мы стояли у автомобиля утром. На парковке никого не было, но мы даже не заметили, как подъехало такси.       — Она ещё долго шутила про “служебный роман”.       — А потом и Лена стала заговорчески подмигивать.       Они вместе посмеялись их глупой оплошности. Но внутри закралось чувство, что жизнь совсем ничему их не научила, и теперь они пожинают плоды своей безмятежности, вставшей им боком.       — Это было неизбежно, — обреченно произнесла Тоня. — Нам просто повезло встретить там Инну, а не кого-то другого из коллег. Но тогда это было легче исправить, чем сейчас. Я знаю… Нет, я чувствую твоё переживание и не могу тебя заверить в том, что всё будет как прежде, но… Всё наладится, — и она коснулась руки девушки, сжимая её ладонь в своей, успокаивая.       Взгляд Светы оторвался от окна, и она посмотрела на Тоню.       — Тонь, всё нормально. Ещё в субботу я истратила все свои эмоции, поэтому сейчас не могу сказать, что готова, я… Просто хочу, чтобы всё наконец решилось. Я знаю, что ты разберешься с этим, иначе и быть не может. Да, исход в любом случае будет неутешительным, но… Пусть это просто закончится.       Антонина мягко улыбнулась, возвращая взор на дорогу, облегченно вздыхая.       — Скорее, тебя нужно успокаивать, а не меня, — задорно произнесла Света.       — Это точно, — грустно усмехнулась женщина.       И увидев зелёный свет, они отъезжали, продолжая путь до работы. Пока Свету раздирала легкая тревога, внутри Тони была паника, что усиливалась, однако она всеми силами игнорировала это и никак не выдавала внешне, лишь её руки слегка дрожали.

***

      Высадив Свету у школы, Тоня попрощалась и поехала к своим начальникам.       Собрание предвещало большое количество пассивной агрессии, желчи, яда и разочарованных взглядов. Столько лет, потраченных на построение идеального положения, рассыпались к её ногам пеплом после пожарища из-за одной оплошности и неосмотрительности.       Она чувствовала себя так, словно подвела их, а в первую очередь Свету. Она тоже попадет под удар, это было вне всяких сомнений, но Тоня не даст им до неё добраться. Они могут как угодно говорить о ней, но втаптывать и мешать с грязью самое дорогое что у неё есть, она не даст, они могут поливать грязью её имя, но ни одного скверного слова о своей драгоценной, женщина не потерпит.       Припарковав автомобиль, она прошла в центральное здание, занимающееся бюджетными организациями. На удивление не было пораженных взглядов, никто не начал шептаться при виде директора школы. Все буднично работали в суматохе понедельника, значит, была надежда на негласность процесса, что несомненно радовало.       Как бы она хотела прямо сейчас развернуться, поехать обратно в школу, забрать Свету и уехать далеко-далеко, туда где никто их не найдет и пропади-пропадом эта школа, слухи, сплетни, но она так не могла, ей нужно было закрыть этот гештальт, чтобы больше к нему не возвращаться. Паника, сидящая в глубине души, всё ещё не отошла, лишь слегка притупилась решительностью.       Поднявшись на лифте на пятый этаж, пройдя по коридору к кабинету совещания, она остановилась, глубоко вдохнув, отдернула пиджак, пригладила волосы, посмотрела на часы.       Пора.       Обреченно вздохнув, Тоня решительно потянула ручку и вошла в кабинет.       Комиссия, сидящая в полном составе, пребывала в удручающей тишине, скрывая всё негодование собравшихся. За длинным столом сидело четыре человека: два заместителя начальницы главного управления — мужчины, один — Игорь Михайлович — с уже появившейся лысиной, другой — Андрей Витальевич — с сединой у висков, переговаривались между собой, и два главных специалиста — девушки, лет около тридцати, которых Тоня видела впервые, сидели по бокам, обмениваясь напряженными взглядами.       — Доброе утро, коллеги, — беспристрастно произнесла Антонина, присаживаясь рядом с одной из девушек.       Она не могла не отметить то, с каким презрением на неё смотрела мужская часть присутствующих, будто она в действительности была насильницей или совратительницей, и затаскивала в постель не только Свету или других учителей, но и учениц.       — Не могу сказать того же, учитывая то, по какому вопросу мы здесь собрались, — едко заметил Игорь Михайлович, откидываясь на спинку стула, чем заставил Тоню в сердцах закатить глаза.       “Да, шоу начинается,— отметила про себя Антонина и вспомнила фразу из известного фильма: —Счастливых вам голодных игр, и пусть удача всегда будет с вами.”       Однако ничего не началось. Все они сидели и ждали чего-то, но если все присутствующие понимали, чего ждут, то вот она пребывала в полном неведении.       — Мы ждем кого-то ещё? — тихо спросила Тоня у девушки, что сидела по левую сторону от неё.       — Да, начальницу главного управления, она с минуты на минуту должна прийти.       В этот момент вошла женщина средних лет, чуть старше Тони, с пронзительными голубыми глазами и окрашенными темными волосами, собранными в строгий пучок заколкой. Она была смуглой, невысокой и немного полной, однако тело её было достаточно подтянуто, потому её формы только украшали фигуру.       — Рада всех видеть, — произнесла начальница и встретилась взглядом с Тоней.       “Всем встать, суд идет”,— прозвучало у Тони в голове. И с этой мыслью все поднялись и присели на места вместе с женщиной.       Тоня не ожидала, что Виолетта Павловна будет присутствовать сегодня. Это дало ей немного спокойствия, так как, если бы здесь были лишь её заместители, смело можно было ставить крест не только на карьере, но и на репутации её, Светы и школы в том числе.       Виолетту Антонина знала с начала своей карьеры как директора. Строгая, однако справедливая женщина, которая отчасти посодействовала её повышению на руководящую должность. Она не понаслышке знает об ориентации Тони, так как, в далеком прошлом сама ни единожды заигрывала с ней, но их короткая интрижка закончилась ничем, и они обоюдно разошлись на приятной ноте.       В тот период Тоня без разбора вступала в легкомысленные отношения со многими, на то было много причин: депрессия, груз ответственности, семейные проблемы, одиночество — всё это давило, а рядом не было никого, кто мог бы дать ей опору и малейшую надежду на то, что всё наладится.       Однако сейчас она могла похвастаться тем, что такой человек у неё был.       — Что ж, раз все на месте, давайте начнём, — начала Виолетта, — Думаю, все мы уже в курсе, для чего здесь собрались, но я всё равно напомню. На повестке дня серьезный вопрос касаемо компетентности руководителя дошкольного учреждения образования Антонины Дмитриевны. В вечер пятницы мне поступила запись с камер наблюдения школы, где главными лицами были директриса, сама же Антонина Дмитриевна, и учительница трудового обучения Светлана Борисовна. На видео запечатлены действия сексуального характера между женщинами в пустом классе. Я думаю показывать запись не нужно. У вас на руках имеются кадры.       Один из таких чёрно-белых снимков передали Тоне, они были зацензурены, слава Богу, но по контексту было ясно, что происходило в тот момент. Это было мерзко, словно сейчас все собравшиеся здесь люди копошились в её нижнем белье. Но лицо её не выдавало эмоций, лишь челюсть сжалась сильнее.       Антонина заметила, как мужчины стали перешептываться, их сальные улыбки не сошли с лиц, даже когда они встретились со стальным взглядом директрисы, поправляя галстуки. Тоня держала листок дрожащими руками: она была не в силах справиться с эмоциональным перенапряжением.       — Данное видео могло быть скомпрометировано? — спросила одна из главных специалисток.       — Источник, от которого поступила данная информация, мне не известен, однако я сама лично передала видео экспертам, чтобы уточнить этот вопрос, и они меня заверили в том, что это не подделка.       Андрей Витальевич решил вставить своё слово в дискуссию:       — А чего ходить вокруг да около? Давайте спросим у нашей главной подозреваемой.       Его коллега, сидящий рядом, хохотнул. Виолетта Павловна взглянула на Тоню и спросила:       — Вы подтверждаете свои действия по отношению к сотруднице?       Антонина не могла ответить иначе, чем сказать правду, здесь она не смогла бы съюлить или соврать, учитывая все доказательства.       — Да.       И снова этот шепоток, что резал слух. Она поднялась.       — Однако я хочу прояснить ситуацию, — начала Тоня, обводя взглядом окружающих, начальница отдела кивнула. — Да, я отдавала отчет своим действиям и понимаю насколько это непрофессионально с мой стороны. Я нарушила субординацию и готова оставить свой пост директора настолько быстро, насколько позволяют кадры. Но прошу сохранить эту информацию непубличной и не хотела бы обсуждения данного файла ни здесь, ни за пределами этой комнаты и, думаю, в этом вы меня поддержите. У меня есть единственное, но совершенно глупое “оправдание”, если его таковым можно назвать, это то, что камеры в учебных кабинетах запрещены, и я понятия не имею, откуда взялась камера в классе трудового обучения.       Закончив, каждый из присутствующих погрузился в раздумья.       — Вы же понимаете, что не в вашу пользу выдвигать здесь ультиматумы? — первым возразил было Игорь Михайлович, но его остановила Виолетта Павловна одним взмахом руки.       — Напомню, что окончательное решение будет зависеть не только от вас, но и от меня, потому считаю важным выслушать мнение каждого из присутствующих, до вас так же дойдет очередь, господа, — твердо и холодно произнесла женщина и вернула взгляд к Антонине.       Мужчина недовольно скривился, но, скрестив руки на груди замолчал, тем самым давая слово начальнице.       — Вы знаете, как происходит процесс увольнения, — она обратилась к Антонине. — Вы можете оставить пост только в конце учебного года, не раньше, а к тому времени необходимо найти кандидата на эту должность. Это первое. Второе, я согласна, выставлять эту информацию общественной — риск не только школе, но и всему отделу образования, — с этими словами женщина намеренно взглянула на своих заместителей. — Потому я, лично, поддерживаю вашу позицию конфиденциальности. И последнее, то, что камера была в кабинете — действительно нарушение, и я настоятельно советую найти этого человека. У вас была идеальная репутация, за исключением данного инцидента, я не знаю, что в действительности произошло, но среди рабочего коллектива кто-то явно решил вам насолить. Однако я не исключаю и долю вашей ответственности, вы были неосмотрительны, действия такого характера недопустимы на рабочем месте.       Тоня кивнула, всё ещё пытаясь справиться с комком неоднозначных чувств, что вводили её в состояние полного ступора. Моментами она ощущала, что ещё чуть-чуть и в голове будет лишь бессвязный шум голосов. Но она не позволяла себе раскисать, до последнего пытаясь контролировать своё сознание.       — Да, я понимаю, — больше ей сказать было нечего, потому она села на свое место и коснулась виска, едва заметно потирая его.       Следующим встал Игорь Михайлович, который, по своей натуре, не скупился на едкость высказываний, был резок и с очень активной жестикуляцией. Он старался быть объективным, но солидарность его распространялась лишь на лиц мужского пола. Потому Тоня внутренне готовилась к всплеску желчи.       — Моё мнение таково: Антонину нужно отстранить немедленно. Такое поведение неприемлемо для человека в сфере образования, на секунду, руководителя учреждения. Мало того, что эта… Лесбийская эротика просто возмутительна, так ещё и в стенах учебного заведения. Это совращение, растление, учитель младше Антонины, а что если данное поведение распространится на учениц? Если уже не распространилось.       — Стоп, — начальница снова подняла руку. — Мы не будем здесь обсуждать ориентацию Антонины Дмитриевны и пускать ложные обвинения.       — Это вздор, — спокойно возразила Тоня, заранее ожидая данной реакции мужчины. — Прошу заметить, я не питаю интереса к несовершеннолетним. И попрошу соблюдать мою просьбу не обсуждать мои отношения с Светланой Борисовной.       — Да-да, как скажете, обсуждать не будем, по этим кадрам, — он помахал черно-белым листом. — И так все ясно.       — Не пресекайте границ, Игорь Михайлович. И как я уже сказала, на данный момент, мы не можем отстранить Антонину с поста, мы просто-напросто не располагаем ресурсами. Но даже при условии отстранения, для общественности, такая резкая смена руководства будет интересом и может вызвать массу вопросов, — Виолетта подняла взгляд на другого зама. — Андрей Витальевич, ваше слово.       Мужчина встал и немного растерянно поправил галстук. По характеру он был менее вспыльчив и более снисходителен, нежели Игорь, однако всегда придерживался мнения своего коллеги. Этакие сиамские близняшки.       — Я, несомненно, возмущен данным инцидентом. Устроить акт совращения в пустой школе… Невообразимо. И хотел бы немедленного отстранения Антонины, но на данный момент это невозможно. Единственное, не считаете ли вы, что учитель также должна быть привлечена к наказанию, раз уж являлась непосредственной участницей данного прелюбодеяния?       Антонина сразу подняла руку.       — Извините, что перебиваю. Я беру полную ответственность за данный инцидент на себя и прошу не приплетать к данному делу Светлану.       — Но это возмутительно! — поддержал своего коллегу Игорь. — Обе принимали участие в процессе. И мы даже не осведомлены в том, что это вообще не было насилием со стороны директора.       Тоня снова настойчиво вставила слово в диалог:       — Это не было насилием.       Она отвечала спокойно, а внутри неё бушевали эмоции, но дай Тоня им выбраться наружу, и её тревога смешанная с паникой завладела бы ей окончательно. Потому самообладание и спокойствие были главными союзниками этого дня.       — А где доказательства? Или мы должны поверить вам на слово? — продолжал возмущаться Игорь.       — Моя личная жизнь и её подробности вас не касаются, — ловко парировала Тоня.       Мужчина рассмеялся.       — Ах, извините, это теперь так называется.       — Если бы я действительно решила прибегнуть к такой низости, думаете, я брала бы всю ответственность на себя? Или может пыталась бы обелиться в ваших глазах?       Игорь резко замолчал, не найдя чем возразить.       — Коллеги! — повысила голос начальница отдела. — Я учту ваше мнение, но решение стоит и за мной, — напомнила Виолетта Павловна, прожигая взглядом Игоря Михайловича. — Я знакома с Антониной Дмитриевной достаточно продолжительное время. Она никогда не нарушала профессиональных границ, и, напомню, я уважаю желание Антонины не обсуждать её ориентацию.       — Один вопрос, — руку подняла специалистка отдела. — Если в данном инциденте замешаны обе, почему Светлана не пришла на данное собрание?       Тоня ответила без промедлений.       — Светлане Борисовне не позволяет присутствовать здоровье. Малейшее переживание, стресс вызывают гипервентиляцию.       Вторая девушка сразу же вступила в диалог:       — Можем ли мы утверждать, что если на видео нет данного приступа, как вы говорите, то половой акт был обоюдным?       — Всё верно.       — Что ж, нам всё понятно, — ответила девушка за двоих и пометила что-то в записной книжке.       — А мне не понятно! — яростно поднялся Игорь Михайлович, градус дискуссии резко подскочил. — Где медицинское заключение, как подтверждение, от медработников? Опять же, все ваши утверждения на словах, а на деле мы не имеем никаких доказательств вашей правоты.       Виолетта Павловна резко вступила в диалог:       — Вообще-то доказательство присутствует. У меня на руках имеется копия заключения врача и подтверждение двух других заместителей директора школы, где четко прописано, что у Светланы проблемы со здоровьем.       Лицо Тони внешне не изменилось, но внутри она ликовала. Это медицинское заключение она имела как запасной вариант, потому вместе с остальными документами отправила его в управление ещё в субботу до встречи с Инной.       Виолетта передала документы Игорю и всем остальным. Тот замялся.       — Это достоверные документы?       Тоня поднялась и посмотрела прямо в глаза мужчине.       — Достаточно достоверные, чтобы признать, что видео — дело рук того, кто метит на моё место, а то, что на нем запечатлено — личное дело — моё и Светланы Борисовны. А если не верите, то позвоните лечащему врачу, а потом и Светлане, много ли нового вы услышите?       Заместитель отдела, слегка опешив, присел на место.

***

      Её “судьи” принимали решение. Осознавая всю тяжесть, что копошилась внутри неё, она вышла на улицу на ватных ногах преодолевая ступеньки, лифты и тротуар.       Антонина стояла на улице за зданием и курила. Сейчас ей уже было плевать на то, что будет. Всё, чего она хотела — укрыться в теплых, оберегающих объятиях, закрывающих от всех и вся, прижаться всем телом, утонуть в них, пристроиться на плече, вдыхать родной, обволакивающий запах цитруса и корицы, забыть обо всех этих переживаниях и проблемах и просто быть там, рядом с ней. Сердце сжималось от мыслей о Свете.       “Как она? Всё ли хорошо? —посмотрев на часы, она отметила: —Уже третий урок. Она пообедала?”       Мыслей много, а она одна.       Сигарета, вторая, третья. А желание завопить в истерике не уменьшалось, скорее, росло. Эта паника сидела в ней ещё с утра, но сейчас настал тот критический момент, когда можно расслабиться, только вот эта “победа” принесла ей лишь желание закрыться ото всех и кричать, рвать, плакать и бить.       Она ходила взад-вперёд, поправляла волосы, манжеты рубашки, рукава пиджака, останавливаясь, постукивала каблуком, выдавая свою нервозность. В конце концов облокотилась о стену и присела на корточки. Руки дрожали, сердце бешено забилось, а дыхание стало частым. К горлу подступил ком, и она почувствовала влагу под глазами. Её затрясло, и далеко не от холода. Это была паническая атака. Все эмоции, что копились в ней в течение дня, которым она не давала выйти, стали её собственной ловушкой, только теперь сопротивляться им она была не в силах.       Симптомы давно были выучены. Она всегда переживала за Свету и знала как ей помочь, но столкнувшись с удушающим чувством, не знала что делать, а помочь было некому. Тоня громко всхлипнула, понимая, что больше держать это в себе она не может. Не может притворяться сильной, когда всё внутри неё кричит об обратном.       Дать волю этим чувствам, позволить им выйти наружу — вот как она поступила. Было это правильным или неправильным, она не знала, но этого требовала от неё психика. Притворяться и сейчас было бы для нее невыносимо.       Что-то треснуло. Вся эта сталь, которую она день за днем надевала, чистила, полировала до блеска, в конце концов, с грохотом спала с её плеч. Она всегда держалась — осанка, безупречных макияж, одежда как с иголочки. Сейчас же, любой, кто взглянет на неё — заплаканную, сидящую на асфальте с сигаретой — и не подумает, что она когда-то была успешной женщиной.       Когда-то была…       Но жизнь умело ставит нам подножки, исподтишка, тогда, когда мы этого не ожидаем. Потушив очередной окурок, она снова прикурила. Старая привычка, ещё по молодости приевшаяся ей с табачным дымом. Лишь это её успокаивало. Она хотела бросить, но каждый раз не представляла как справляться со стрессом без них.       Медленно поднявшись на трясущихся ногах и вытерев слёзы, она принялась исправлять макияж, пока докуривала последнюю сигарету. Руки предательски дрожали, однако тушь на ресницах была восстановлена. Ей не было стыдно за слезы, но показывать всем то, что она сломлена — для неё — было слишком.       Когда она докурила и хотела начать новую, ей позвонили. Вердикт вынесен. Всё почти кончилось.       “Осталось немного. Потерпи ещё чуть-чуть”,— пыталась сама себя успокоить.

***

      — Что ж, — вздохнула Виолетта Павловна. — Во время решения мы пришли к почти единому мнению. Антонина, это ваш последний учебный год в качестве директора школы. Вам предоставляется возможность найти кандидата на ваше место самостоятельно. В течении двух месяцев я жду ваших предложений, в ином случае управление само примет решение, кого поставить на ваше место. Данный инцидент останется в пределах данного помещения строго конфиденциальным. Светлана Борисовна остается на своем посту в качестве учителя трудового обучения. На этом всё.       Вздохнув с облегчением Тоня прикрыла глаза. Голова кружилась и её подташнивало. Она потерла виски. Всё ещё оставаясь на месте, наблюдала, как покидают комнату совещаний. В конце концов остались только она и Виолетта.       — Эх, Тоня-Тоня, — буднично вздохнула начальница, — Так глупо слететь с поста директора можешь только ты. Совсем голову потеряла…       Закатив глаза, Антонина спросила:       — Только не говори, что ты оказала мне услугу и каким-то образом повлияла на ваше “обоюдное решение”?       — Увы, я остатки разума приберегу до старости. Мне моя должность ещё пока нужна.       Женщина присела напротив Тони, пытаясь заглянуть в её глаза, что были устало опущены.       — Я знаю, что сглупила, — проговорила Антонина. — Но по крайней мере отделалась меньшим. Как они согласились?       Виолетта усмехнулась.       — Знаешь, сколько у меня на них компромата похуже твоего? На всю жизнь хватит. Они пусть и любят выкаблучиваться, возмущаться, самодовольно грозиться увольнениями, но вставить что-то поперек моего слова не смогут. Можешь считать, что решение принимала я, а они просто согласно кивнули своими седыми головками и поддержали. Это просто было своего рода шоу. Цирк.       Тоня задумалась. Совещание, что было обычным представлением, отняло остатки её сил.       Просто шоу…       — Спасибо тебе, — искренне произнесла Тоня глядя в глаза старой знакомой, это меньшее, что она могла сделать.       Такого взгляда Виолетта ещё не видела. Она в целом не видела Тоню такой… Живой — не каменной, — настоящей.       — Да не за что. Пусть ты та ещё штучка была в отношениях, но зла на тебя я не держу. Это дело прошлых лет. А за своих я всегда заступлюсь, — и она мягко сжала ладонь Тони, поддерживая. — Вообще тебе, считай, повезло. Меня Татьяна, специалистка, спросила не приходило ли мне на почту видео. Я глянула и сразу поняла, что надо тебя выручать. Хотя, признаться, на своём ты стоять умеешь и без моего накостыляла бы им.       Женщины посмеялись.       — Как понимаю, у тебя на личном всё замечательно? — не могла не поинтересоваться Виолетта.       — Не без проблем, но я не жалуюсь. А у тебя как? Сходила к психологу после меня?       Начальница отдела звонко рассмеялась их давней общей шутке.       — Было-было, а вообще, уже год в отношениях. Не без изъянов, но меня всё устраивает.       — Рада за тебя.       Женщины еще долго могли бы болтать, им было чем поделиться, но Тоня хотела поскорее увидеть Свету и всё ей рассказать, как и обещала. Почувствовав это, старая подруга подытожила:       — Поскорее найди того, кто метит на тебя. Кстати, — Виолетта посмотрела на свой телефон. — Кажется твой звонит.       Тоня мигом полезла в сумочку. На дисплее было улыбающееся лицо Светы, и она сразу сняла трубку. Не успела женщина и слова сказать, как в трубке послышалось:       — Прости, я не смогла ждать твоего звонка, ты сильно занята? Совещание еще идет? — обеспокоенно затараторила девушка.       Виолетта заинтересованно смотрела на то, как быстро, директор собирает вещи со стола в сумку, держа плечом телефон у уха.       — Ладно, я пойду, — тихо произнесла Тоня. — Пока.       — Пока-пока, — помахала рукой Виолетта.       Забрав сумку, Тоня вышла из совещательной и быстрым шагом направилась к лифтам.       — Алло… Алло! — почти кричала на том конце Света.       — Я тут. Всё хорошо, скоро приеду.       — Как прошло? — нетерпеливо поинтересовалась девушка.       — Расскажу у себя в кабинете в 11:20.       — Стой, подожди. Ты обещала…       — Знаю, дорогая, это не телефонный разговор, — мягко перебила её Тоня.       — Ладно, жду, — как-то настороженно произнесла Света.       — Давай.

***

      Тоня достаточно агрессивно ехала к школе. Такое бывало в редких случаях. Конкретно в этот момент на неё повлияло недавнее переживание и желание как можно скорее увидеть Свету. Подъехав, она припарковалась и прошла в здание. Посмотрела на часы — 11:00. Идеально.       — Добрый день, Антонина Дмитриевна, — поприветствовали её на входе.       — Добрый, — рассеянно ответила женщина, обернувшись на голос.       Это была вахтерша, чья смена была в пятницу. Тоня, посмотрев нет ли посторонних, подошла к посту. Та уже подготовила ключи.       — Спасибо вам, — произнесла она.       Пожилая работница не скрывая удивления спросила:       — За что?       — За то, что не настучали и не стали разводить сплетен. Хотя любой на вашем месте так и поступил бы.       — Вы строгий начальник, но справедливый и честный.       — Спасибо, — ещё раз поблагодарила Тоня.       Антонина отошла на пару шагов назад и, подмигнув, с улыбкой пошла по коридору в направлении своего кабинета.       Вахтерша пребывала в смешанных чувствах, она впервые видела такое приподнятое настроение у руководительницы. Да и чтобы та отблагодарила, на её памяти, такое было впервые за долгое время.

***

      Когда директор оказалась в своём кабинете, то смогла вздохнуть. Оглядев помещение, в голове пронеслось всё время. Столько лет подряд она здесь сидела допоздна, а теперь, считай, может начинать паковать вещи. Но сейчас это ей не было важно, важнее было то, что уже 11:08, а это значит, что Света скоро будет здесь.       Подойдя к столу она достала папку, проверила некоторые бумаги и сложила обратно, оставив на столе. Проверила стационарный телефон — никаких звонков. Всё было так, словно её отсутствие ничего не значило. Тоня не знала радоваться ей этому или огорчаться.       В этот момент в дверь постучали. Тоня, перед тем как обернуться, поправила волосы и, сдерживая радость, всё же обратила внимание на дверь.       — Войдите, — моментально отреагировала женщина.       Однако это была не Света и, легкая, едва заметная улыбка резко исчезла.       — Добрый день, я принесла документы, что вы просили переделать, — это была её заместитель по учебной работе — Лапина Ольга Николаевна.       Внутренняя радость остыла, а на замену пришел холод.       — Да, спасибо, я проверю, — Тоня забрала папку и положила её на свой стол. — Что-то важное происходило в моё отсутствие?       — Ничего серьёзного.       Тоня долго смотрела в серые глаза женщины, пытаясь найти подвох, но там была лишь сталь. Надо было отдать должное Ольге — она умела держать лицо. И как понять, что она причастна к последствиям пятницы? Однако больше некому. Антонина никому не переступала дорогу пусть и была строга и имела завышенные требования, но в жизни никого не обидела и всегда поступала по совести. Только у Ольги были личные счеты, это директор знала наверняка.       — Я могу идти? — всё же спросила заместитель, прерывая затянувшуюся тишину.       Директор вздрогнула, но, сжав переносицу, всё же ответила.       — Да, конечно.       Ольга поспешно покинула кабинет, оставляя женщину в одиночном безмолвии.       Антонина потерла лицо. Не передать словами как она устала от всего этого. Присев за стол, женщина отвернулась к окну. И смотрела не на осенний пейзаж, не на стекла окон, а сквозь. Зрение расфокусировалось, и она прикрыла глаза, откидывая голову на спинку кресла. В голове была сплошная пустота. Задумавшись ни о чем, она не заметила как прошло время.       Робкий стук в дверь вывел её из раздумий, когда дверь прикрылась.       — Тонь? — мягкий обеспокоенный голос заставил сердце женщины сжаться, а тело моментально расслабилось.       Однако в противовес чувствам и своей физиологии директор резко ответила:       — Запри дверь.       “Я на это больше не попадусь”,— повторяла она себе мысленно.       Антонина подскочила и стала ходить по углам в поисках лишних проводов. Кто знает, что ещё могли придумать против них. Вдруг одного раза мало, учитывая чем закончилась для них пятница. Пересмотрев все полки и шкафчики, отключив всё из розеток, она вздохнула.       Света с абсолютным непониманием наблюдала за всем этим. Она все это время была на иголках и ждала ответов на вопросы, а сейчас и вовсе пребывала в кромешном замешательстве.       — Ты мне хоть что-нибудь сегодня объяснишь?       — Я искала камеру или прослушку, или…       Обратив, наконец, взор на Свету, она отметила волнение и растерянность на лице той, она ждала ответа на другой вопрос.       Вздохнув, Тоня ответила:       — Собрание прошло в нашу пользу. Там была Виолетта, считай, что она выносила решение. Ты останешься, я покину школу с окончанием учебного года. О нас никто ничего не узнает.       Света судорожно выдохнула, приобняв себя за плечи.       — Иди ко мне, — расставив руки в стороны, позвала Тоня.       Учитель подошла и уткнулась в грудь любимой. Она слышала стук сердца Тони — частый, громкий — в этой удручающей тишине. Одна рука женщины прижимала Свету, а другая гуляла в рыжих волосах. Это всё, что нужно было, чтобы, наконец, расслабиться и почувствовать себя чуточку лучше.       — Я найду этого человека, — вдруг холодно произнесла Антонина. — Обязательно.       — Ты думаешь, это может быть не Ольга?       — Я не знаю, но лезть в личное я не позволю.       Девушка посмотрела в глаза директора — безэмоциональные, припухшие, с едва заметной холодной яростью, столь сокрушительной, что Свету пробрало до мурашек — и отметила для самой себя факт того, что с утра макияж у Тони был аккуратнее. Коснулась щеки, мягко провела по коже.       — Ты плакала.       В ответ та лишь устало опустила взгляд, горько скривившись. Света обеспокоенно попросила:       — Расскажи мне, я имею право знать что ты чувствуешь. Когда тебе больно, плохо, страшно — всё это естественно. Ты не должна делать вид, что всё нормально, если это не так. Ты видела меня в разных состояниях и знаешь о моих чувствах, страхах. Я вижу твои изменения, но то, что ты чувствуешь — всё ещё только догадки для меня.       Она была права. Тоня редко делилась своими переживаниями с ней. Зная то, как плохо бывает Свете, она всегда старалась отгородить её от лишнего стресса, потому и не рассказывала ничего.       Женщина отстранилась. Сложила руки на груди, словно прячась от Светы, от этого разговора, от своих чувств — от самой себя. Прошлась по кабинету и полуприсела на рабочий стол, опершись руками по бокам, вздохнув и ссутулившись, она намеренно не смотрела в зелёные глаза, потому что знала — станет тяжелее.       — Я не боюсь ничего, ты это прекрасно знаешь, но… Мне всегда, в первую очередь, тревожно за тебя. За твоё здоровье, за твою репутацию… — она всё же заглянула своими до боли печальными глазами в глаза Свете. — За твою жизнь.       Света вздрогнула. Не перебивая, внимательно слушала её, давая той выговориться. От этих слов, что гремели болью, внутри неё словно поднялся ветер, небо затмило облаками и пошел град. Стало зябко и в душе и в помещении, от чего девушка поежилась.       А Тоня продолжила:       — Я редко делюсь тяжестью только лишь потому, что не хочу обременять тебя. Ты и без того много переживаешь, в особенности, в последние несколько дней. Лучше я буду радовать тебя, чем лишний раз огорчать, — недолго помолчав, Тоня снова продолжила пустым голосом: — Ты права. Это эгоистично по отношению к тебе. Раз уж мы с тобой в отношениях — то всего должно быть поровну.       И после короткого молчания продолжила:       — Да, я плакала. Перед тем, как узнать решение комиссии, я вышла на улицу покурить, проветриться. Я хотела скорее оказаться рядом с тобой, обнять, прижаться. Мне стало плохо. Дыхание сперло, а слёзы душили сильнее. Это накопилось и в итоге меня прорвало. Как бы я не пыталась подавлять в себе переживания, в итоге не я управляю ими, а они мной.       Монолог прервался. Света заметила, как дрожат плечи Тони, и подошла к ней, притянула её к себе, позволяя вечно холодным рукам обнять её талию. Было очень больно видеть, как та, что всегда держала лицо, сейчас — скрывала его, пытаясь не показывать слабостей, пряталась, хватаясь за ткань платья учительницы, лишь бы не показать то, что она такой же — живой — человек, что может испытывать чувства, боль, может плакать.       Её всхлипы казались громкими в этой тишине. В следующую минуту голос Тони был прерывистым, негромким, от слез, что не переставая, текли по щекам, а она тщетно пыталась вытереть их.       — Я боюсь за тебя. Каждый день, каждую минуту жизни я думаю о тебе. Я не хотела тебя отпускать в субботу с Леной только потому, что я очень привязалась к тебе. Это помогла мне понять Инна при встрече. Это неправильно, я знаю… Я хотела поговорить об этом позже, но… Как видишь, всё пошло не по плану.       Тоня всхлипнула, дрожа всем телом, все еще глядя в пол. Рука девушки стала гладить её по волосам, спине, плечам. Так громко при ней она плакала впервые.       Нельзя сказать, что это не огорчало Свету. Ей всегда хотелось понимать, что же внутри этой стойкой, сильной женщины? Что заставляет её выкуривать по пачке в день, подолгу стоять на балконе вечерами? Но она всегда уходила от ответов, переводила разговор в другое русло, стараясь сместить фокус от себя.       И сейчас у учительницы появился шанс узнать это, пусть о чем-то из этого в глубине души она догадывалась, но услышать это прямо от Тони было лучше, чем метаться в догадках. Да и Тоне, очевидно, это было нужно, рано или поздно плотину, что она строила годами, в конце концов, прорвало бы. Ей станет легче, если она откроется Свете, в этом девушка была уверена.       Потому она ласково гладила волосы и дрожащие плечи, успокаивая всё ненастье, скопившееся за долгое время внутри той. Бережно касаясь хрупкого тела женщины, она старалась поддержать, окружить её заботой, теплом, светом, что Тоня всегда называла своим.       — Ты можешь плакать. Я рядом. Я не уйду.       Руки Тони сильнее сжали ткань на талии Светы. У старшей разрывалось сердце, глаза жгло, а тело било дрожью, но это только на физическом уровне. Эмоционально было в разы больнее. Словно что-то внутри с треском разбилось, раскрошилось на тысячи мелких кусочков, превращаясь в мелкую крошку — то душа или само сердце Тоня не знала ответ, потому она, еле дыша, давилась всхлипами, стараясь не выпустить скопившееся, а скорее успокоиться, что не делало лучше, лишь хуже.       — Нам нужно отделиться, — произнесла девушка мысль Антонины. — Лена мне также сказала. Но это не значит, что полностью. Наша зависимость друг другом обусловлена тем, что мы даже работаем вместе. Есть плюсы в том, что ты уволишься. И мы привыкли, что всегда рядом. Значит нужно просто найти раздельные увлечения. То, что у нас есть свои собственные комнаты дома — тоже на пользу.       Женщина молчала. Светлана подняла голову Тони, коснувшись влажной щеки.       — Эй, мышка, всё будет хорошо. Мы справимся, — рука девушки стала вытирать слезы с лица директрисы. — Я тоже боюсь за тебя, даже не думай, что я не переживаю за тебя каждую минуту. Но мне страшнее, когда я не знаю почему ты подолгу не спишь до глубокой ночи, почему по выходным я просыпаюсь в постели без тебя. И на всё это у меня нет ответов, только мысли о том, что, может, я сделала что-то не так, и теперь ты отдаляешься от меня. От этого молчания тяжелее и тебе и мне.       — Прости меня, — сипло произнесла женщина, чувствуя новый поток слёз. — Прости.       Она вновь задрожала всем телом, цепляясь с новой силой за тело Светы. Это было так, словно девушка была обломком, а Тоня — человеком в воде, чудом спасшимся после крушения Титаника, а её дрожь походила на дрожь от холода ледяной воды.       — Ничего. Главное — мы обсуждаем это, говорим о проблемах, пытаемся найти способы решить их. Ты всегда можешь поплакать при мне, также как посмеяться. Всегда можешь пожаловаться на что-то или кого-то, выговориться. Только не прячь это от меня.       Света продолжала гладить содрагающуюся женщину, что прятала лицо.       — Спасибо, — сказала она так, словно здесь есть кто-то ещё и нужно сделать так, чтобы только девушка услышала её слова.       Света наклонилась и поцеловала любимую в лоб. Она вытерла лицо той от слёз, поправила волосы и присела рядом, когда убедилась, что Тоня понемногу успокаивается.       — Почему мышка? — резко спросила Тоня, шмыгнув носом и вытирая лицо.       Света лучезарно улыбнулась, чем заставила сердце старшей забиться чаще.       — Ты сидела на столе, крепко прижавшись ко мне, и мне показалось, что ты такая маленькая хрупкая, что легко можешь поместится в ладошку, а накрыв другой рукой, я могу спрятать тебя от всех. Поэтому мышка. А из очевидного, это пепельный цвет твоих волос.       Тоня смотрела на линолеум. Ей было стыдно от того, какой она сейчас была — беззащитной, слабой, уязвимой. Такой, очень давно, видели её только родители. Долгое время она подавляла в себе все эти эмоции, стараясь всегда выглядеть так, словно её нельзя сломить, но даже самые сильные опускаются на колени, когда становиться страшно и больно, до дрожи невыносимо.       — Ты стыдишься? — с точностью отметила Света.       Тоня не ответила ей, отвернув голову.       — Точно, — сама себе ответила девушка. — Мне… — она сама себя остановила. — Я, наверное, лучше пойду. Звонок скоро.       Однако только Света направилась к выходу, её одернули, мягко сжав запястье. Она обернулась, взглянув на извиняющееся лицо Тони.       — Прости, — обреченно произнесла она. — Я не стыжусь. Я просто… вымотана.       — Всё хорошо. Я всё понимаю.       — Сколько у тебя уроков сегодня?       — Семь.       Перед тем, как Света уйдет, Тоня нашла важным сказать:       — После работы встретимся на парковке, — и, немного помедлив, произнесла более важные слова: — Я люблю тебя.       — И я тебя люблю.       Девушка грустно улыбнулась и, высвободив руку, вышла из кабинета, оставив за собой шлейф мягких легких духов, и Тоню, что так и сидела некоторое время на столе, глядя на дверь, слушая многочисленный стук каблуков, бег детей, крики в коридоре, а среди них, едва различимые шаги Светы и звук собственного сердца.       Всё, чего она хотела прямо сейчас — закурить.

***

      Остаток рабочего дня Тоня просидела над кучей папок, отчетов и документов. Она снова ушла с головой в работу, чтобы не думать ни о чем, чтобы в голове не было места для мыслей. Иногда секретарь переводила звонки на неё, и она принимала их. В послеобеденное время она стала размышлять на счет того, кому отдать “бразды правления”. Однако ни к чему не пришла. Все её коллеги из других школ отказывались по разным причинам: не кончился контракт, ушли на пенсию, не могут покинуть пост.       Прозвенел очередной звонок с урока, а Тоня разгребала очередную папку документов. В коридоре начался новый поток спешки, суеты, какофонии звуков. От периодичного гула у Тони разболелась голова, тому были и другие причины — эмоциональное истощение, усталость.       Неожиданно к ней постучали, и Антонина буднично произнесла:       — Открыто.       Не обращая внимание на вошедшего человека, она потерла переносицу.       — Что, завал? — знакомый голос вывел её из состояния задумчивости.       — Это какое-то издевательство. Ненавижу понедельники, нет, я проклинаю того, кто их придумал, — честно ответила женщина, решив наконец посмотреть кто пришел.       Это была Инна, что как обычно приветливо улыбалась.       — Привет, извини, я уже ничего и никого вокруг себя не вижу с этими бумажками. Как ты?       — Ничего, я понимаю. А вообще я чувствую себя ужасно. У меня сейчас форточка, хочешь попить кофе у меня в лаборантской?       — Не откажусь, я полдня не пила кофе.       Тоня встала из-за стола, забирая ключи от, пока что своего, кабинета.       — Что даже не ходила покурить? — насмешливо спросила учитель.       — Тут сходишь, — саркастично протянула женщина. — С такой-то кипой.       Инна искренне рассмеялась, ожидая Тоню, закрывающую дверь на ключ.       Когда они всё же расположились у Инны в кабинете, то Тоня отметила меланхоличность подруги.       — Рассказывай, — коротко, но настойчиво попросила директриса.       Учительница физики тихо вздохнула, перебирая рукава своей классической рубашки.       — Нечего рассказывать. Она меня избегает. Не смотрит на меня, не разговаривает. Я сегодня чуть ли не ношусь по школе от звонка до звонка, пытаясь успеть в учительскую, чтобы застать её там и сказать одно глупое “привет”. Но я ещё ни разу не успела, каждый раз я захожу, и все говорят мне, что она уже ушла. И как назло у неё сегодня уже закончились уроки, — она посмотрела на настенные часы. — Час назад.       — Дай ей время. Возможно она ещё не знает, что тебе ответить. Расслабься. Не нервничай так. Всему своё время. Лена должна сама сказать тебе, что она решила.       Инна ответила, разливая кипяток по кружкам:       — Я понимаю, но… А что если она уже решила и просто не хочет меня видеть. Может я не так поняла?       — Не горячись. Я предполагаю, она не торопится отвечать по причине недавнего расставания с Галиной. Думаю, ты наслышана, что их отношения не отличались идиллией. Она боится наступить на те же грабли. Боится, что ей опять придется переживать то же разочарование, те же эмоции — не самые положительные. Поэтому не стоит на неё сейчас давить.       Инна протянула ей горячий напиток. И Тоня, благодарно кивнув, сделала первый глоток и поставила на стол кружку.       — Наверное, ты права. Я об этом не задумывалась.       И этот разговор бы окончился, если бы Инна не решилась на отчаянный вопрос.       — А Света не говорила, что Лена ей сказала на это всё?       — Нет, мы это не обсуждали, это ваши дела и ни я, ни она не лезем в них. Но если Лена всё же будет избегать разговора, то я попробую с ней поговорить.       Инна понимающе улыбнулась, погружаясь в свои мысли. Недолго помолчав, обдумывая что-то каждая в своих мыслях и попивая горячий кофе, первой нарушила тишину учитель.       — Как у тебя прошло? Видимо не так плохо, раз ты всё-таки здесь. Я, признаться, думала, что зайду в твой кабинет, а там какой-нибудь полулысый дядька сидит за столом.       Тоня рассмеялась и ответила:       — Такой исход мог бы произойти. Благо в комиссии была Виолетта Павловна. Если бы её не было, я могла бы уже сегодня паковать вещички и искать два билета куда-нибудь далеко, где о нас со Светой никто ничего не слышал в газетах.       — Это начальница отдела? Та самая пассия, что разрывом с тобой, заставила тебя обратиться к психологу?       Тоня грустно улыбнулась, не желая вспоминать то время. Тогда ей было ужасно тяжело. И те отношения, что были у неё с Виолеттой не были такими, какие сейчас со Светой. Они были мучительными для них обеих. И сколько бы та не пыталась помочь Тоне — тщетно. И им пришлось расстаться. Болезненно, но верно.       — Именно.       — И как она? — любопытство Инны взяло верх, и она не стесняясь продолжала спрашивать.       — Счастлива в отношениях. Она и вправду выглядела счастливой.       Вспоминая то прошлое, Тоня невольно погружается в него с головой, словно в омут. Тогда она, сама пребывая не в лучшем состоянии, нарубила дров и причинила достаточно боли Виолетте, за что винит себя. Это каждый раз давит на неё.       Инна заметила депрессивные нотки задумчивости в глазах подруги и решила быстро перевести тему.       — Так, хорошо, а что насчет нашего субботнего разговора? Вы со Светой обсудили это?       — Если говорить об этом, то достаточно просто внимательнее присмотреться к моему лицу.       Инна не поняла, но её глаза сосредоточились на подавленных глазах Тони, что были припухшими и виднелись темные пятна под глазами от остатков туши.       — Всё настолько плохо?       — Нет. Просто… Я впервые поделилась с ней тем, что меня беспокоит, о чем переживаю я, а не расспрашивала о её состоянии.       — Ты никогда не рассказывала ей? — сокрушительно спросила учительница.       — Нет. Я всегда считала, что не нужно этого делать, чтобы она не переживала за меня, чтобы лишний раз ей не стало плохо.       — Так, хорошо, и к чему вы пришли?       — К тому, что моё увольнение нам на руку, — саркастически усмехнулась Тоня.       Однако Инна не оценила иронии и со всей серьезностью ответила:       — В этом есть смысл. И вообще хватит тащить за собой свои переживания, нужно делиться ими и в первую очередь с ней. Она дорожит тобой, так же как и ты. И ты должна уважать ваш обоюдный выбор — быть вместе. Если она тебе доверяет, значит, и ты должна доверять. Это тяжело, но жить в неведении, что происходит с дорогим человеком — тяжелее.       Сейчас Тоня по-настоящему осознала как тяжело всё это время было Свете. Ей плохо, а та даже не знает почему, потому что она не рассказывает об этом. Директриса схватилась за голову.       — Я идиотка.       — Все мы по-своему идиоты. Я тоже. Главное — вы решаете это. Не без помощи, но это лучше, чем ничего.       У Тони случилось дежавю, похожее говорила и Света несколько часов назад.       — Да. Спасибо, Лариса Гузеева.       Инна рассмеялась запрокинув голову назад.       — Не за что.

***

      Последний час до окончания рабочего дня длился мучительно долго. Все документы лежали в папках на столе, а Тоня не могла усидеть, да что там, она вообще не знала что делать, как отвлечься. Все, что от неё требовалось было сделано, хоть сейчас пакуйся и иди домой, но она преданно ждала окончания урока, ждала Свету. Её голова была одновременно пустой, тяжёлой, уставшей, вместе с тем, мысли путались вокруг долгожданной поездки домой. Теперь, когда всё сказано и сделано, что будет пока они будут добираться домой? Тоня не знала как себя теперь вести, словно она не плакала перед Светой недавно, а впервые её поцеловала, но даже тогда, она не чувствовала себя также, как сейчас.       Не выдерживая, она взяла пачку сигарет, зажигалку и пошла на курилку за школой. Уже на месте она облегченно сделала первую затяжку, а за ней выдох и очередной вдох дыма. Голова была пустой. В сравнении с утром субботы, сегодняшний день казался уродливой насмешкой и гадким плевком в душу.       Как там говорят, нужно настраивать себя на лучшее? Где там, как тут думать о лучшем, если даже то счастье, что у неё было, начало рушиться. А может и до этого всё было не так хорошо, как могло быть? Она не знала, но мысленно хотела остаться в каждом совместном с Светой моменте их безмятежности, там, где никто не ставит камеры, чтобы насолить им, там, где они есть друг у друга и больше никого, словно они одни во всем мире, во всей вселенной. Эти воспоминания были для неё бесценны, да даже сегодняшнее утро было таким, словно всё было лучше, чем в данный момент.       Но все, что хотелось бы предотвратить, уже сделано, а слова, что можно было остановить — сказаны. Она не была до конца честной со Светой, просто нашла для себя лучшее — спрятаться, закрыться телом и душой ведь считала это правильным. Оказалось нет. Людям свойственно ошибаться, но Тоня не знала как искупить вину, как исправить то, что она наворотила. И сейчас, впервые в жизни, помимо кромешного опустошения, Тоня чувствовала, что у неё нет плана, она абсолютно не знает, что ей делать. Такой состояние у неё последний раз было, когда она поссорилась со Светой на долгие несколько лет и осталась наедине с собой. Тогда было страшно от безысходности. Страшно от одиночества. А теперь от того, что будет дальше. От неизвестности.       Выкинув окурок в мусорку, она направилась обратно в школу, стараясь не думать о прошлом, настоящем и ближайшем будущем.       Проходя мимо поста вахтерши, она остановилась и спросила:       — Подскажите, в пятницу после меня и Светланы Борисовны, кто-то ещё покидал школу?       Женщина задумалась, пытаясь вспомнить.       — Да, вроде никого больше не было.       Антонина разочарованно вздохнула, уже было направившись обратно, но вахтерша её остановила.       — Постойте! — воскликнула. — Это было в спешке, но последней мне оставила ключи Ольга Николаевна. Однако она так быстро ушла, что я, видимо, и забыла об этом. Это было незадолго после того, как вы ушли.       Тоня внутри закипела. Теперь всё было очевидно. Все сомнения и колебания развеялись, как листья на осеннем ветру.       “Вот, стерва”, — вспомнила она голос Инны из субботнего разговора.       — Спасибо, — Тоня на этот раз не улыбнулась.       И Вахтерша поразилась тому, с какой скоростью у той менялось настроение.       Тоня только сейчас вспомнила, что у Ольги будет рабочая поездка на остаток недели, ведь она ещё на прошлой неделе заверила все документы для этого, более того, она сама попросила её об этом. Всё было так, словно Лапина давно всё спланировала. От этого стало ещё омерзительнее, чем тогда, когда она курила.       Вернувшись в кабинет, она первым делом глянула на часы. Осталось немного. И Тоня стала собирать вещи, стараясь не думать ни о чем. В последний момент решила поправить макияж. Как раз в то время, когда она закончила, прозвенел звонок. Она собрала оставшуюся мелочь в сумку, отдернула пиджак, поправила манжеты, легко провела по волосам с одной стороны, с другой. Баланс был восстановлен, но внутри было пусто и холодно. Всё внутри смешалось в единый бесформенный комок, сгусток чувств и различных эмоций, но их было настолько много, что в итоге это рождало лишь кромешную пустоту.       Короткий стук в дверь заставил её моментально повернуться. Уставшая Света стояла в дверях и ждала. Её усталость выдавали глаза — опущенные, слегка грустные — и понурая походка, но она всё ещё находила в себе силы мягко улыбаться Тоне.       Когда они вышли из школы вокруг было шумно, а между ними — тихо. Толпы детворы спешили поскорей домой, подростки бурно обсуждали очередной школьный день, стук каблуков оповещал о уставших учителях, спешащих скорее оказаться дома. Сухие прощания с коллегами, выученные улыбки. Но не было и единого слова в сторону друг друга.       Между ними образовалось затянувшееся молчание, что создавало ощущение бесконечности тропинки от школы, словно оно поглощало пространство, стирая границы времени, что тянулось — как назло — медленно.       Тоня мельком глянула на Свету: она шла опустив голову, отчего её лицо закрывали рыжие волосы, что на солнце были ярче и блестели, слегка развевались от шага и теплого ветерка. Её всегда привлекал этот цвет. Он был пленительным. А осенью, он был как напоминание о бабьем лете — словно последний запас тепла и солнечных лучей. Тоня постаралась избавиться от мысли, что хочет коснуться их и убрать те пряди, что закрывают лицо Светы.       Вот оно — они рядом, но не могут коснуться друг друга, их разделяет пара метров и тянущееся молчание. Но ещё больше Тоню взяло раздражение, когда она увидела радостную парочку подростков, что шли за руку над чем-то смеясь, они прошли мимо них, скрываясь в толпе.       “Как же это нечестно…”— пронеслось у неё в голове.       Даже подростки могут быть счастливы, а они со Светой — нет?       Тоня едва заметно протянула руку и коснулась мизинца Светы. Учитель замедлилась, чем заставила Тоню остановиться. Мимо них продолжали идти коллеги, ученики. Света отдернула руку. Они продолжали стоять. Света по-прежнему смотрела на асфальт, а Антонина на неё.       — Мы даже этого не можем делать… — произнесла Тоня так, чтобы её услышала только Светлана, голосом, в котором звучала горечь.       Та молчала. Но потом ответила, словно лишенная каких-либо эмоций.       — Мы только разобрались с тем, что было в пятницу. Давай не будем усугублять.       Слова укололи, надавили на больное, но это была жестокая реальность, что била по лицу, отрезвляя.       — Да, ты права, прости. Меня просто так бесят все эти парочки.       Резко для неё Света рассмеялась, она слегка нагнулась, прикрывая лицо ладонью. Этот момент заставил директрису любоваться ею. Все звуки исчезли, остался лишь этот смех — звонкий, радостный. Такой как раньше, как будто не было всех этих разборок и проблем, не было этой злосчастной пятницы. Она и сама не заметила, как глупая искренняя улыбка появилась на её лице. И эти глаза — зелёный лес, манящий своей загадочностью и непредсказуемостью. Захотелось остановить время, задержаться в этом мгновении, что с каждой секундой ускользало, как вода через решето.       — Я и не думала, что тебя могут раздражать такие мелочи, — убирая прядь волос с лица, ту саму, что манила Тоню недавно, произнесла Света.       — Ну, теперь я буду делиться с тобой каждой мелочью, — произнесла ласково, по прежнему улыбаясь, смотря в глаза Светы, борясь с желанием коснуться её. — А бесят они меня, потому что могут делать что вздумается, а мы нет.       И снова взгляд Светы потускнел и опустился. В зеленом лесу поселился серый туман.       — Они дети, детям простительно совершать ошибки, делать что-то необдуманное. Когда ты старше от тебя ждут более обдуманных решений и поступков.       Последняя компания мальчишек прошла мимо них, оставляя их в молчании ещё более звонком, чем до этого.       — Ты чем-то расстроена, — мягко констатировала факт Тоня, разбивая тишину.       Веки девушки прикрылись.       — Я просто устала. От всего и от всех. И больше всего на свете я хочу сейчас коснуться твоей руки, остаться наедине, прижаться, поцеловать тебя в конце концов! Но среди толпы мы не можем этого сделать.       И она посмотрела прямо в глаза Тоне. В этом взгляде одновременно была и просьба и печаль. Она тоже хотела сейчас того же.       Директриса тоскливо опустила глаза, отвернув голову, отчего не заметила, как Света посмотрела по сторонам и резко ступила ближе. Мягкие, теплые руки обвили талию директрисы. Сердце женщины тоскливо пропустило удар. Она коснулась щеки Тони и поцеловала. Здесь не было камер, не было людей — все свернули на перекресток и уже были далеко от них. Их фигуры стояли в тени деревьев. На этот раз никто не смог бы их увидеть. Этот поцелуй был нежным, таким, словно он последний в их жизни. И Тоня ухватилась за ткань кардигана на спине Светы, словно они могли погибнуть в любой момент, словно сейчас на них обрушится шквал пуль и их не станет. Внутри обеих что-то разверзлось, у Тони с души спала тысяча оков, а у Светы распутались тиски, что сжимали её крепко накрепко. Было одновременно рискованно, снова поступать так, как им хотелось, и безумно невозможно сделать иначе, чем есть.       Но этого короткого мгновения хватило, чтобы зажечь внутри Тони маленький огонек, а когда рука Светы скользнула к талии, прижимая женщину ближе, огонек превратился в пожар, вспышка была мгновенной. Женщина сдержала стон, тяжело сглотнув, а тепло на щеках оповестило её о румянце.       Света вздохнула, отступив на шаг назад, опасаясь тех, кто ещё не успел покинуть школу. Взгляд Тони задержался на её лице, но спустя доли секунд приобрёл более выразительные черты. Света этого не заметила, она опять опустила взгляд, но щека Антонины дрогнула — сейчас она сжимала челюсть очень крепко и чувствовала, как ей всё же не хватало телесной близости. Сколь часто бы они не делили постель, ей всегда было словно недостаточно, но настолько отчётливо она почувствовала это только недавно. Тоня умела без слов говорить “я скучала” или “я хочу тебя”, и сейчас эти слова пробежали в её глазах немыми субтитрами, так и не прозвучав.       — Давай поедем домой? — спросила директор. Света только хотела что-то ответить но, не услышав ответа, Антонина стала действовать.       Тоня взяла за руку Светлану и быстро начала шаг в направлении парковки, та старалась поспевать за ней, но все же несколько раз чуть не споткнулась от того темпа, с которым двигалась первая, потому Антонина всё же немного замедлилась.       Света совсем не понимала предпосылок и причин такой резкой смене настроения. Однако эта резкость и непредсказуемость всегда отчего-то заводила её. В голове промелькнула мысль, что Тоня возможно того и ждет.       Антонина часто бывала бесцеремонна, так как того от неё требует статус директора, однако в отношениях абсолютно этим не гордилась. Но только Света могла пробуждать в ней чувство желания раздеть её прямо здесь и прямо сейчас, только эта девушка способна заставить Тоню откинуть все её светские замашки, нормы и правила общества, только ради этой девушки она была готова рискнуть всем, что у неё было, поставить на кон свои принципы и даже свою жизнь. И только перед ней она готова обнажить свою душу также, как это было сегодня. Теперь душа Тони и вправду была в руках Светы.       Это бывало спонтанным, резким и даже неожиданным, но, возбуждаясь, Тоня не могла ничего с собой поделать, контроль полностью покидал её, и всё, что она могла делать — действовать. Она могла бы попросить Свету прямо о своих желаниях, но никогда не спрашивала, никогда не просила, лишь в крайне редких случаях, а таких было мало. А их настолько частые разговоры о том, что её дорогая возлюбленная не против такого проявления любви, сейчас были приняты, она больше не готова спрашивать об этом, она доверяет ей и знает, что Света отвечает тем же. И это осознание давало ей уверенности и решительности.       Она понимала, что её напор был резким, но с каждой секундой её возбуждение росло, а дыхание становилось всё более учащенным. Сейчас Тоня не могла думать ни о чем, кроме как об обнаженном нежном, мягком теле, что пахнет корицей, как она кусочек за кусочком буквально по крупицам снова открывает его для себя, в котором знает каждый миллиметрик, и вместе с тем, это не мешает ей заново влюбляться в эту очаровательную девушку, что стала огромной частью её жизни, стала важным приоритетом, смыслом.       Без этой широкой улыбки, заразительного смеха, веселых зеленых глаз, веснушчатый щек, теплых, оберегающих рук, нежности и заботы, долгих разговоров обо всем и ни о чем — кем бы она сейчас была?       Никем.       Одинокой, а может даже безжизненной. Призраком. Мрачным мраморным стендом. Обособленной, нелюдимой пустой оболочкой того человека, коим является сейчас. Её пустота захватила бы всю суть, зажала бы в крепкие тиски, да так, что нельзя и вздохнуть. Но это забвение еще не полностью забрало её, пусть мелкими, но теперь уже уверенными шагами, она ступает на встречу, открывается.       Да, это неидеальные отношения, но шаг за шагом, они стремятся к ним.       Что было бы, если бы они всё же не встретились? Если бы её младшая сестра, когда Тоня ещё жила с семьёй, не привела бы домой свою подругу — Свету… Если бы родители её были строже и не приняли бы ориентацию Тони когда-то давно, когда она была ещё подростком… Можно думать об этом бесконечно, но легче от осознания того, что всё сложилось хорошо, так как есть, и это привело их к сегодняшнему дню.       — Постой, — хрипло попросила Света, выдергивая её из потока мыслей. — Я… не успеваю.       Молчание. Частые вздохи. Тоня крепче сжала руку Светы в своей, словно боялась, что эта мягкая ладонь ускользнет из её пальцев.       — Слышишь? Подожди.       Женщина двигалась порывисто, она слышала эти просьбы, но не останавливалась. Сейчас она была очень возбуждена, но также злилась на себя и на то, что не могла взять над собой контроль. Но теперь она точно знает то, что Света ей доверяет. Они знают друг друга не один год, но это осознание поселилось в ней только недавно. Тоня уверена, что её резкость сейчас безумно возбуждает любимую.       — Постой… Тоня, — дыхание девушки было неровным, и она уже еле-еле поспевала за ней.       На ходу Антонина приблизилась к машине, открыла дверь задних сидений и мягко толкнула туда Светлану, которая издала тихий короткий стон и, сама того не замечая, выглядела в этот момент настолько сексуально, что Тоня затаила дыхание: лицо девушки было залито густым румянцем, глаза прикрыты, словно в немом экстазе, волосы были небрежно разбросаны по лицу, но при этом так естественно ниспадали на плечи, словно это было частью укладки, от учащенного дыхания её грудь вздымалась, а сама она уже немного вздрагивала, её легкое платье чуть задралось, но это не делало её образ и позу вульгарными, скорее пикантными и интригующими.       — Ч-что ты… — прозвучал вопрос все еще лежащей на сидении Светы, что отчаянно пыталась прийти в себя, чей голос всё ещё был неровным от сбитого дыхания, она даже не замечала того заинтересованного в предвкушении взгляда Тони, в глазах которой уже засверкали веселые огоньки.       Не ответив Антонина поспешно закрыла дверцу автомобиля и приблизилась лицом к лицу уже раскрасневшейся девушки, что всё ещё пыталась восстановить дыхание. От этой близости Света приглушенно ахнула и судорожно сглотнула. От лба к виску стекала тоненькая дорожка пота, Тоня протянула руку и аккуратно вытерла её указательным пальцем, мягко касаясь щеки девушки.       — Глупый вопрос не считаешь? — произнесла она с усмешкой, закатывая глаза.       От этого взгляда Света почувствовала лёгкое покалывание внизу живота. Ей нравился напор Тони, он всегда вызывал в ней судорожное желание чего-то большего, чего-то нового.       И Тоня поцеловала её не так, как обычно, а мягко, почти неощутимо. Их языки соприкасались. Они ходили по тонкому льду, но Антонина не боялась провалиться в воду с головой. Она не дразнила как обычно это бывало, а была достаточно ласковой и неловкой, как будто она впервые целует Свету. Это возбудило их обеих даже больше, чем обычный напор Тони.       — С-стой… — мягко попросила Света, отстраняясь.       Она понимала к чему идёт дело, но уже слегка сконфуженный и возбуждённый мозг отказывался анализировать и воспринимать реальность. В такие моменты Света чувствовала себя полной идиоткой, но ничего не могла с собой поделать.       — Ты мне доверяешь? — вопрос был скорее риторическим. Потому девушка промолчала, коротко кивнув, так как сил на слова у неё не осталось, и почувствовала губы директора на своей шее, что заставило её тихо вздохнуть и потерять последние остатки рассудка.       — Ты… хочешь здесь… — не договорила Светлана.       Взгляд Антонины сковал в упор и смотрел пристально, не моргая.       — Я хочу тебя здесь и сейчас, — в её карих глазах была твердая решимость, но на щеках проглядывал мягкий румянец. — А ты?       Вопрос слегка озадачил девушку, но вместе с тем отрезвил. Обычно Тоня не спрашивала, а делала, а если Света того не хотела, то не настаивала. Сейчас она сразу дала выбор. Света могла бы начать отрицать то, что возбуждена, но сил на это не осталось. Она хотела этого, определенно.       — Хочу, — коротко ответила Света.       С этими словами Антонина начала снимать платье с девушки. Не закончив, женщина стянула предмет одежды с учителя и пропустила пальцы под кружевной белый бюстгальтер Светы. Её движения были четкими, отточенными. Обычно она всегда могла держать себя в руках и всегда старалась угодить в первую очередь Свете, но в этот раз всё слегка иначе. Тоня нуждалась в близости, ей это было нужно.       Слова, просьбы, мольбы вертелись на языке, но что-то не давало ей просто попросить. Гордость или нерешительность не знала даже она сама.       Директор стала расстёгивать бюстгальтер учителя и отбросила его куда-то на передние сидения. Благо стёкла салона были затонированы, и они имели некоторую конфиденциальность.       Вновь почувствовав губы Тони на шее, которые мягко и неспешно спускались от ключиц к плечам, потом, ниже, к груди, девушка прикрыла глаза. Это было пленительно и приятно, она никогда не могла сопротивляться её губам, перед ними она всегда была обезоружена. Света вздрагивала от каждого такого поцелуя, её голова запрокинулась, она изо всех сил, что ещё остались в локтях, на которые она оперлась, старалась сдерживать очередные стоны, что становились всё громче.       Когда горячий язык Тони коснулся её соска, она упёрлась затылком в стекло позади себя и всхлипнула. В это время одна рука женщины сжимала сидение, а другая опустилась на бедро Светы, заставив её сильнее вздрогнуть. Пальцы медленно поднимались выше и выше, пока не остановились на хлопковой ткани белья, что уже была мокрой.       С каждым движением Антонина чувствовала, что рассудок начинает её покидать. Она жаждала прикосновений, низ её живота сводило, лицо заметно стало краснее, чем было. Когда она вновь услышала мягкий вздох Светы, что уже не могла самостоятельно сдерживать голос, Тоня решила поднять голову и заглянула в прикрытые глаза девушки.       — Я не могу ждать, да и ты тоже, — произнесла женщина, поцеловав руку Светы, но не договорила.       Тоня чувствовала, как её рассудок и тело плавились, сердце часто стучало в груди, от этого пульсация в висках расползалась и заставляла её дрожать. Ей стало жарко. Она никогда ещё так не хотела прикосновений. Рука Светы лежала на её плече и от этого касания всё пульсировало.       Её гордость треснула, а нерешительность отступила. Больше сопротивляться она не может. Она хрипло произнесла всего одно слово, которое далось ей с большим усилием:       — Помоги.       Короткая просьба слегка озадачила Светлану, но по румянцу на щеках женщины, небольшой испарине на лбу и учащенному дыханию, та поняла о чем её просили. Тоня никогда её не просила ни о чем и ни при каких обстоятельствах, одно лишь представление, о том, скольких усилий ей это стоило, заставляло Свету почувствовать себя еще более любимой.       Тоня направила руку Светы, и та почувствовала, как касается уже разгоряченной, бархатной кожи под рубашкой, что задралась. Рука поднялась к бюстгальтеру и сжала под ним грудь, от чего Тоня закусила губу, прикрыв веки. Пальцы другой руки стали опускаться ниже, расстегивая пуговицу брюк и ширинку.       Света, превозмогая дрожь, приподнялась, стянула пиджак с Тони и стала аккуратно расстегивать рубашку — пуговка за пуговкой, — спускать рукава, раскрывая то, что было под ней. Белый топ очень подчеркивал точеную грудь женщины, его лямки сами упали с плеч стоило девушке только прикоснуться к мягкой коже бюста, заставив Антонину ахнуть.       Света приблизилась к лицу Тони, пытаясь дотянуться до губ.       — Если ты так хочешь этого сейчас, тогда позволь мне поцеловать тебя, — произнесла тихо девушка, находясь критически близко. Старшая не отстранилась, лишь слегка потянулась навстречу, желая того же. Их губы слились в долгом, но очень мягком поцелуе.       Обычно Тоня была более страстной и даже слегка жадной, но сейчас она словно всем своим видом и нутром молила о близости, и было плевать на страсть, её устраивала даже эта легкая нежность.       Мягкая бледно-молочная кожа лица сейчас была пунцовой, а под прикрытыми веками уже не было видно игривой карей радужки. Девушка отстранилась, но продолжила медленно оголять тело своей женщины.       Руки Светы стали двигаться более отчётливо, а движения более выразительнее, её обычная несмелость сменилась точностью, ей не нужно было демонстрировать власть и силу — напротив она была очень нежной и обходительной — чтобы показать свою страсть. А когда её пальцы уже спускали резинку нижнего белья, что стало влажным, Тоня словно задохнулась собственным стоном и судорожно выдохнула, слегка дрожа. Женщина снова потянулась к губам возлюбленной, легла на сидение от накатившего наваждения и мягко ущипнула сосок Светы, заставив ту ахнуть, и Тоня улыбнулась.       — Сегодня без баловства, — твердо произнесла Света, ловко перехватив руку Тони, —Дорогая.       Теперь Света была в позиции удовлетворяющего, и пусть она успела раскраснеться, а сердце стучало барабанной дробью в висках, вела себя более уверенно, её привычное стеснение и робость словно улетучились, растворились в воздухе. Тело вздрагивало, а сердце словно готово было вырваться из груди, но это возбуждало еще сильнее, а когда она замечала как от её прикосновений Тоня млеет, то чувствовала как возбуждение захватывает внутренности.       Эти чувства были новыми для неё, незнакомыми и необычными, но нельзя сказать, что они не были захватывающими и приятными.       Света старалась быть учтивой, так как Тоня никогда не давала ей такой возможности удовлетворить её, потому её движения были слегка неловкими. Ей всегда хватало того, чтобы Света кончила. Но сейчас роли сменились, и это будоражило и одну и другую.       — Я правильно делаю? Тебе нравится? — спрашивала шепотом Света, оторвавшись от нежной шеи, что пахла лавандой и ладаном.       Язык учительницы мягко касался груди, а рука стимулировала сосок Тони. Женщина закусила губу, сдерживая всхлипы, чувствуя как пленительно приятно это было. В её голове были моменты их близости и, вспоминая стоны Светы, она невольно пыталась представить, насколько же той было приятно. Это возбудило её ещё сильнее.       — Ты… — порывисто дыша, пыталась выговорить директор. — Да, — только и смогла ответить Тоня, когда пальцы девушки стали водить по внутренней части бедра, мучительно медленно двигаясь, заставляя Антонину всхлипнуть и закусить губу, закрывая глаза и закатывая голову. Каждое легкое, мучительно медленное, прикосновение — словно разрядом проходило по всему телу.       Света стянула брюки до конца и полностью оголила бедра Тони.       — Чего ты хочешь? Ты можешь попросить меня, и я сделаю это. Я сделаю всё, что ты попросишь, дам тебе всё, чего ты хочешь, — снова шепотом спросила Света, наклонившись близко к лицу, от этого Тоня почувствовала её горячее дыхание, от которого по телу прошлись многочисленные мурашки, а бедра выгнулись навстречу руке, что замерла на бедре, мягко его сжимая.       Это была мучительно медленная пытка, но такая соблазнительная и до головокружения приятная, что Тоня могла лишь тихо скулить не в силах произнести хоть слово.       —Ммм…       Директор протянула руку и коснулась щеки любимой:       — Я хочу… — хрипло задыхаясь просила, — Хочу твои пальцы…       Эти слова заставили Свету ухмыльнуться, но прежде, чем Тоня это заметила, девушка мягко опустила другую руку на бедро и одними кончиками пальцев, медленно, провела выше, поднимаясь к горячему и уже внушительно влажному лону. Антонина уже не пыталась остановить всхлипы и стоны. Губа была покусана, а тело било мелкой дрожью.       — Све…т — пыталась выговорить директор, сдерживая стон, когда эти пальцы едва задели её клитор.       — Что? — тихо, слегка ехидно спросила девушка, продолжая короткие игривые касания, что длились доли секунд и прекращались.       —Ах… Продолжай, — тихо взмолилась женщина. Её лицо заливалось густым румянцем, тело дрожало. Темп касаний не ускорялся, он был медленным, неспешным. — Скорее, — произнесла Тоня и притянула за бёдра учителя. На миг во взгляде директрисы промелькнул едкий огонёк. Это было до головокружения приятно, но и до безумия нетерпимо.       — Нам некуда спешить, — улыбаясь с лёгкой издевкой произнесла Света.       Огонёк так же быстро, как появился, скрылся под полуприкрытыми веками светло-карих глаз директрисы, заставив её сжать пальцы, что всё ещё находились на бедрах Светы. Девушка ахнула, ей нравился их контраст Тониной страсти и её нежной медлительности       — Не будь такой нетерпеливой. Я сделаю так, что ты забудешь свое имя.       Тело Антонины выгибалось и вздрагивало от этого шёпота и горячего дыхания, что пробегало холодком по телу.       Света взглянула на Тоню: короткие пепельные волосы, разбросанные, ниспадающие на вздрагивающие плечи, прядки, прилипшие к лицу, прикрытые глаза, убеждающие, что ещё немного и Антонина взорвется, багровый румянец, что заливал щеки, давал понять, что ей сейчас очень приятно — всё это показывало такую властную и доминантную женщину абсолютно с другой стороны.       У Светы в голове была уйма вопросов. Сколько же желания должно было в этой женщине скопиться, чтобы она добровольно попросила об удовлетворении? Сколько раз Тоня мастурбировала наедине, в своем кабинете дома ночью, пока Света пребывала в царстве Морфея? А что она представляла?       Единственное, что она знала наверняка —такого, она точно не ожидала. И, чем больше она смотрела на Тоню, извивающуюся на сидении, тем больше понимала, что то, что та представляла вечерами наедине, не шло в ни в какое сравнение с тем, что Света выдавала сейчас. Иначе было бы скучно, предсказуемо. Света знала, как Тоня не любила терпеть и пользовалась этим, делая женщину уязвимой.       Она никогда не просила ничего взамен, никогда не ждала ответных ласк от Светы, не смотря на то, что та пыталась несколько раз, но безуспешно. И сейчас Тоня сама добровольно сдалась ей, желая оказаться на её месте, почувствовать эти теплые руки там, где всегда была её холодная рука, ощутить язык на своем теле, поцелуи неспешные, мягкие, ласковые. Тоня тонула в нежности, которой окружила её девушка и ей до умопомрачения нравилась эта медленная пытка.       Света стала водить средним пальцем между половых губ изредка касаясь клитора, едва задевая его. Спина и бедра Тони выгнулись на встречу, и с уст вырвался тихий стон, пусть она всё ещё и пыталась сдерживаться.       — А ты ещё чувствительнее, чем я, — произнесла Света, приблизившись близко к лицу Тони. Та поддалась навстречу, и их губы слились в рваном, но нежном поцелуе. Они не спешили, словно растягивали всё удовольствие.       — Ты… безумно возбуждаешь… — с передышкой прошептала женщина.       — Ты тоже.       — Я больше не могу, скорее…       Только сейчас девушка вспомнила о том, что рука Тони всё ещё находилась на её ягодице, изредка сжимая её, отчего девушка приглушенно всхлипывала.       Света медленно начала движения пальцем, теперь уже не блуждая, а задержавшись на одном месте, она дразнила Антонину медленными касаниями, прерывистыми, короткими, от которых становилось тяжело дышать, и разум обеих понемногу начал таять.       — Ну же…       — Не торопись, — перебила учитель.       Светлана понемногу начала учащать темп, но всё ещё двигалась неспешно, а бедра второй дрожали, но выгибались ей навстречу, желая закончить это. Вторая рука ласкала чувствительные места женщины — гуляла по груди, сжимая, поглаживая, опускалась к бёдрам, едва касаясь водила по животу.       — Сядь, — мягко коснувшись плеча, произнесла Света.       Антонина приподнялась, пытаясь превозмочь дрожь, и Света ей немного помогла, придерживая за талию. Девушка заглянула в глаза любимой, что были закрыты. Ей было тяжело в этой позе, потому её голова опустилась на плечо Светланы. И она едва сдерживаясь всхлипывала от каждого движения. Этот дрожащий голос Тони у самого уха заводил, и заставлял вздрагивать от волнения и того количества мурашек по телу, что появлялись от каждого тихого всхлипа или стона.       Директриса мягко поцеловала шею Светы, слегка прикусила и оставила красный засос, потом ещё и ещё. А девушка, в свою очередь, целовала щеку Тони, мягко убирая волосы, что выбились из, некогда идеальной, укладки.       Терпение Тони закончилось, когда учительница провела по ягодице, чем заставила ту вздрогнуть, выгнуться и всхлипнуть. Антонина резко взяла руку Светы и стала водить её пальцами чаще. Света наблюдала за этим, а внизу живота стянуло. Тоня едва дыша всё водила рукой девушки, пока её дрожь не прекратилась, и она не издала последний всхлип, выгнувшись. Тоня всё ещё сжимала пальцы Светы в своих крепкой хваткой, но так бережно и мягко.       — Ты сделала всё сама, — констатировала факт Света.       Тоня опустила голову на плечо Светы, словно прячась от её взгляда.       — Я… я не сдержалась.       Учитель коснулась щеки женщины, чье лицо было поражено задумчивым взглядом. Девушка бережно убрала за ухо прядку с её лица, заглядывая в глаза Тони.       — Всё хорошо? — взволнованно спросила она.       — Да, да, всё в порядке, — пораженно проговорила Тоня, — Ты… ты не говорила, что умеешь… так.       Света усмехнулась, целуя её.       — А ты и не просила меня никогда.       Щеки Тони покрылись румянцем, когда она опустила взгляд       — Мы можем делать так… почаще? — тихо, почти шёпотом попросила женщина.       Девушка смотрела на это пораженное смущение Тони и не могла не подразнить её. Она с усмешкой произнесла:       — Посмотрим на твоё поведение, — и её рука опустилась по спине на бедро женщины, заставив ту прикрыть глаза, запрокинув голову. — Я знаю, что одного раза тебе мало.       Снова этот шепот, что отдавался в висках. Тоня не могла протестовать, отрицать правды, она сдалась в руки этой девушки. Тем более, что она была абсолютно права, да и кто она такая, чтобы протестовать. Сейчас она была не директором, а женщиной, что любила всем сердцем, телом и была любима в ответ.       Они обняли друг друга, прижавшись, и целовали губы, шею, грудь. Голова Антонины снова опустилась на плечо Светланы, и она тихо скулила в него, чувствуя вновь то наваждение, что поглотило её, загнало в тупик этих мягких рук, что блуждали новой волной по её телу, обволакивали лаской, нежностью.       Не останавливаясь, Света почувствовала горячее дыхание и губы женщины на шее, а потом также резко, но мягко, укус. Руки Светланы, в свою очередь, сжались на спине Тони, царапая кожу. А потом стали спускаться ниже к ягодицам женщины. Это было так медленно, что Тоня всхлипнула в плечо Светы.       — Тоня… — дышать было тяжело, а складывать слова в предложения невозможно.       Тогда Светлана вновь опустила свою женщину на сиденье и её бедра оказались на внутренней части бёдер Тонины, заставив ту выгнуться на встречу. Сил в теле осталось не так много, потому её движения были медленными, но это было невероятно возбуждающе — для Тони, которая обычно любила двигаться быстрее — и мучительно.       Света придерживала за талию свою возлюбленную, и когда наклонилась её поцеловать, то растворилась в этих мягких губах, что страстно, но не жадно поглотили её разум.       С виду робкая и мягкая Светлана, сейчас приобретала более уверенные черты, но её мягкость характера выдавал румянец, голос, кричащий о приятности происходящего, и аккуратные, неспешные, такие нежные касания, что заставляли Антонину глотать всхлипы и закусывать губы в попытках заглушить стоны.       Движения Светы становились чаще, и Антонина совсем потеряла контроль над своим телом, когда та сжала её грудь и страстно поцеловала.       — Свет… — не успела выговорить женщина, выгнувшись чуть сильнее.       Восстановив дыхание и собрав все свои силы, Света произнесла:       — Я помогла. Помоги и ты мне, — попросила девушка.       Антонина, дрожа всем телом, приподнялась, надавила на грудь Светланы, укладывая ту на сидение.       — Я постараюсь, — преданно и искренне произнесла Тоня.       Женщина ласково коснулась её бедра, раздвинула колени и девушка почувствовала язык на внутренней стороны бедра, понемногу спускаясь к самой чувствительной части и, где-нигде оставляя красноватые следы. Это было пленительно, и она предательски часто всхлипывала, не в силах сдерживать себя. Её влага доказывала насколько приятно ей было. От каждого укуса становилось всё приятнее. Контраст страсти, нежности и мягкой боли был головокружительным. И Тоня была более терпеливой и неспешной, когда обычно — жадной, словно голодной.       Светлана ждала, вздрагивая от каждого прикосновения и нового укуса. Когда директор спустилась в самый низ, то ненадолго остановилась.       — Ну же, продолжай, — с придыханием просила девушка.       Тогда её язык оказался на клиторе девушки. Светлана от резкости вздрогнула. Её воздыхания заполнили небольшой салон автомобиля. Рука Светы коснулась головы Антонины прижимая к себе. Тогда та стала усерднее двигать языком.       Рука Светы ерзала в волосах Тони.       — Тоня… Быстрее.       И движения действительно участились, но не стали грубее, свободная рука Тони поглаживала бедро девушки. Света была на пределе и тогда Антонина чуть спустилась, но возвращалась на исходное место.       Свободная рука Светланы сжала спинку сидения, а тело выгнулось. Дрожа, девушка обмякла.       — Я выполнила вашу просьбу? — приблизившись к лицу возлюбленной, спросила Антонина.       Учительница пыталась отдышаться. Тело слегка подрагивало.       — Да.       — Тогда могу я вас поцеловать?       Светлана ответила поддавшись вперёд, и их губы слились одним целым в нежном поцелуе. Когда Тоня отстранилась, девушка улыбаясь спросила:       — С каких пор ты стала спрашивать ещё и на “вы”?       — С тех, когда узнала, что моя девушка может быть такой сексуально-активной и при этом оставаться такой же мягкой и ласковой.       — А ты оказывается не всегда альфа-самка…       Тоня опустилась на плечо Светланы и произнесла:       — Мне понравилось.       — Ещё бы тебе не понравилось! — возмутилась девушка.       Антонина выдала смешок. Этот момент безмятежности вернул её в реальность, помог осознать, что всё может, если не как прежде, то даже лучше, чем было.       Из короткого молчания женщину вывел вопрос.       — Почему ты не давала мне возможности сделать это?       Старшая задумалась. Но не над вопросом, а над ответом.       — Я всегда отталкивала свои желания на дальний план в угоду твоим. Это, наверное, сейчас прозвучало жертвенно, но мне всегда хватало. Я наслаждалась процессом, а не концентрировалась на оргазме, но в последнее время этого стало недостаточно и… — она закашлялась, — Все пришло к этому моменту.       Любопытство взяло верх над Светой. Она хотела узнать всё, да и смущение Тони подстегнуло ее задавать всё новые и новые вопросы. Но ещё более интересно ей было то, насколько далеко может зайти их диалог.       — Тебе серьёзно хватало того, чтобы я кончила?       — Вполне.       — Но ты ведь представляла, как это может быть, если мы поменяемся местами?       Не сразу, но директор ответила, намеренно не глядя в глаза девушки:       — Да.       — Расскажи.       Щеки Тони стали пунцовыми. Свете казалось, что она не ответит, слишком долго затянулось их молчание. Тогда она решила предложить своего рода компромисс.       — Я буду задавать вопросы, а ты отвечай да или нет.       Тоня кивнула. Если уж быть честной и доверять, значит настало время делиться и этим.       — Ты представляла нас в машине?       — Да.       — В общественном туалете?       — Нет, это слишком.       — А в школе?       — Да.       — Туалет слишком, а школа это нормально?       Но Тоня ничего не ответила, она смотрела в другую сторону, избегая прямого зрительного контакта.       — Ты представляла, что я буду резкой?       — Да.       Света внутри захихикала. Было так забавно осознавать, что она впервые поставила Тоню в тупик. Она не могла не ответить или отвертеться от разговора. Это было также интимным. Она никогда не интересовалась такими подробностями.       — Ты ведь мастурбировала когда представляла, как я буду касаться тебя?       — Да, — женщина покраснела.       — Тебе это нравилось?       — Да, — и покраснела пуще прежнего.       Учитель не знала, что ещё такого спросить и ляпнула наобум:       — Ты делала это в кабинете?       Тоня дернулась.       — Школы или дома? — уточнила женщина.       — Дома.       — Да.       — А школы?       — Да.       — Ты безумна!       Тоня закрыла лицо руками. Ей было странно-приятно делиться таким.       — Это было всего один раз! — но взгляд девушки был сокрушительным, — И я не горжусь этим.       — Антонина Дмитриевна, вы сумасшедшая.