За свободу, равенство и братство!

Читатель мой, помнишь ли ты, что я обещал тебя познакомить с Басамом? Думаю, нет лучше времени, чем сейчас. Сам наш герой не местный – как и многие гладиаторы он родом из Натлана. Оттого у него непривычно смуглая для местных кожа. Голова его побрита налысо, а в кариих глазах часто пылает ненависть к мондовским аристократам. Главный мотив его, которым он руководствовался при вступлении в сопротивление – это месть Лоуренсам. А в особенности старшему Лоуренсу. Он не смотрит далеко в будущее, на развитие Монда, его совсем не интересует, что будет после падения аристократии. Он здесь ради факта падения, а не для того, чтобы улучшить чью-то жизнь. И он здесь не один такой. Много кому Лоуренсы насолили, многих людей не интересовало, что будет после. Они просто жаждали крови своих мучителей. Правильно ли это? Мне кажется, что нет, но вопрос этот чересчур сложный. Пусть, каждый сам решит для себя. Отмечу лишь то, что жажда крови часто порождает новую. Если это, вовремя не остановить, то можно и захлебнуться. Впрочем, я сильно отступил от темы. Наверное, читатель мой ждёт действий от Басама и уже порядком утомился моей словесной характеристикой и пояснениями к ней. Не смею больше задерживаться.

***

Басам знал, что ему не стоит идти туда. Но и совсем отказаться от этого он не мог. Этот шаг опасен, даже несмотря на то, что он уже не раз феерично с ним справлялся. Каждый раз, когда он ходил на гладиаторские бои он подставлял прежде всего самого себя: вдруг схватят и вновь заставят драться на этой арене? Но впрочем он должен знать наверняка, что с его близкими, с его друзьями сейчас всё хорошо... нет, он, скорее должен знать, что они живы, что сегодня им повезло не умереть на арене. Они не могут жить хорошо. В этом он прекрасно отдаёт себе отчёт, ведь он знает, как живут гладиаторы. Его до сих пор гложет вина за то, что, когда он сбегал, не смог освободить ещё хотя бы одного человека. Но освобождать их сейчас было бы самоубийством, притом и для сопротивления. Он не мог подставить своих новых союзников ради старых друзей. Но он обязательно их освободит. Освободит всех, кто доживёт. Освободит, когда восторжествует революция. Басам натягивает капюшон, пытаясь всё своё тело спрятать в балахоне нищего. Придётся неестественно сгорбиться, чтобы не выдавать необыкновенно высокого роста, и крепкого телосложения, несвойственного бедняку. Он вновь выбирается из убежища революционеров. Аккуратно, окольными путями он направляется к арене. Он внвовь ощущает, что совершает ошибку. Это чувство всегда преследует его, когда он выбирается, чтобы посмотреть на своих знакомых. И каждый раз он его побеждает. Он не знает, зачем он с ним борется, ведь куда безопаснее оставаться тут. Однако, что-то внутри призывает идти. Внутренние противоречия не уйдут из его головы вплоть до возвращения "домой" (он же может назвать это место домом, верно?)

***

Петлистый путь заканчивается у арены. Она находилась там, где сейчас стоит Мондштатский собор Барбатоса. "Арена – место интереснейшее, одна из достопримечательностей Монда. Пожалуй, сюда можно ехать, хотя бы за тем, чтобы побывать тут и лицезреть интереснейшие поединки человека и животного. К тому же место проведения просто шикарное. Само поле боя представляет из себя круг диаметром около 80 метров. По его краю возвышаются 5 этажей зрительских трибун. Какая роскошь царит тут! Удобные зрительские места, прекрасный обзор на эпичнейшее сражение, здесь разливают лучшие вина и трапезничают изысканейшими блюдами! Такое место и такая приятная атмосфера! Сюда так хочется вернутся,"– писал в своих мемуарах Тот Хазани – известный сумерский врач, что был большим поклонником гладиаторских боёв. Только вот, Хазани не видел нижних зрительских трибун. Дело в том, что арена, условно была поделена по этажам зрительских мест. Первый этаж даже не имел как таковых мест для сидения – тут стояли самые низы. Они платили смехотворные гроши и развлекали себя, наблюдая за чужими страданиями. Не было тут блеска, комфорта и дорогих вин. Второй – для людей позажиточней. Здесь уже присутствовали сидения, но до сих пор было неприятно, грязно. Да и обзор – не самый лучший. Третий этаж был для очень малочисленного среднего класса мондштадцев (в том числе и низших рангов "государевых людей": надзирателей, палачей и охранников) или не самых богатых туристов. Здесь всё было опрятно, аккуратно и по-простому: не было излишней роскоши и дорогих вин, зато был отличный сидр. На четвёртом этаже, как правило располагались зажиточные гости из-за границы и охотники с аристократскими гвардейцами. Именно эти места и описывал Тот в своих впечатлениях. На пятом этаже традиционно восседали Лоуренсы и Гунхильдры. Также, по идее там должны были находится и некоторые признанные герои. Так, допустим, несколько десятков лет назад с пятого этажа трибуны за играми наблюдал дедушка Эрика – Генрих Шильцфауз. Сейчас же там сидели высшие ранги госуларственнных служащих, в том числе и знакомый нам Фон Гаузен и некоторые уважаемые заграничные гости. Здесь роскошь четвертого этажа увеличена раза в два: всё так и пышет классическим борокко. Сегодняшние гладиаторские бои не так просты, как может показаться изначально. Они посвящены приезду послов из Снежной в Мондштадт. Миссия у них чисто дипломатическая, как писал граф Дмитрий Воронцов – известнейший из дипломатов Снежной в докатаклизменном периоде в своих мемуарах: "Едем мы в царство ветров исключительно для укрепления мондштатско-снежных отношений. Больших целей нам там никак не преследовать.". Сегодня я часто буду обращаться к мемуарам Дмитрия Павловича "О бесконечных скитаниях молодого дипломата". Кстати, очень рекомендую книгу прочитать, если Вам интересна всемирная история докатаклизменного периода. "Особый повод для игр – особо жестокие игры" – рассуждал про себя Басам, побаиваясь за своих знакомых, что остались там. Он купил себе билет в нижние трибуны – там легче затеряться, слиться с толпой и не привлекать внимания. Как же здесь неприятно, грязно, душно, как ужасно воняет. Как только эти люди это терпят? И ради чего? Басаму этого не понять. Он здесь, чтобы убедиться, что его друзья переживут и эту игру. А они... Зачем они здесь толпятся, шумят, топчутся? Неужели столь велика их жажда чужой, невинной крови? Об этом он думать не хочет. "Поскорее бы началось. Иначе я уже не выдерживаю этих людей." – думал бывший гладиатор, посматривая то на пустую арену, то на верхний ряд. Там расположился Аццо со своим отцом – Аларикусом и Гунхильдры: муж с женой, старшая дочь 19 лет (ровестница Аццо, к слову) и мальчики-двойняшки 7 лет отроду. Но Басама не интнресовала ни счастливая семейка Гунхильдров, ни молодой судья-истязатель. Он пристально осматривал старшего Лоуренса. Он вглядывался в грузную фигуру Аларикуса, будто бы надеясь в жировых складках найти его совесть. Глава Монда чувствует на себе чей-то тяжёлый неприятный вгляд. Он пробегается колючим взором по второму и третьему этажам строения, даже не думая глядеть ниже.

***

И вот, наконец, прибывают главные виновники торжества. На пятом этаже появляется дипломатическая группа из Снежной. После важных поклонов, дипломаты присели в ожидании шоу. "Мы ожидали увидеть красивейшее шоу в исполнении искусных акробатов, настоящих профессионалов, что по своей силе, ловкости, выносливости могут посоревноваться с животными. Конечно, на нашей родине такого мы бы никогда не увидели. И, наверное, спасибо Царице за это", — писал Воронцов в своей книге много позже. На арену вышел ведущий. — Дорогие друзья! — нижние трибуны встретили его восторженным визгом, что оглушал Басама. — Наконец, прибыли главные виновники торжества, а это значит, что мы можем начинать! — восхищённый крик усилился. "Какие же они шумные! Хотя, чего ожидать от этой желчной черни?" – рассуждал мятежник. — Первой на сцене выступит Заки по прозвищу Эуфорбия. — Попривествуем героиню. Толпа вновь завыла, ещё пуще прежнего. Ах, Заки! Басам с ней не ладил когда-то. Но сейчас он пожертвовал бы многим, лишь бы вытащить хотя бы её отсюда. Как, впрочем, любого другого своего товарища. Да, и не товарища. Быть рабом Лоуренсов даже врагу не пожелаешь. Заки выжила. Выжил и Хаким, и Тина, и Кабир, и даже Джахиза. Конечно, сражались и люди ему малознакомые, но пока никто не умер. Что не могло его не радовать. Когда прочая толпа возмущалась: где кишки и кровища? "Это казалось нам искусством лишь первые три выступления. Наверное, потому что только первые три человека могли показать силу и вынослиаость, способные поравняться или даже одолеть звериные. Это давалось им легко и изящно. Это даже восхищало. Только вот многих из нас смущало то, что животные в конце умирают. Мы ожидали увидеть нечто совсем другое. Наблюдать за живодёрством не хотелось никому. Но пока мы уважали эту странную традицию. То, что вправду задело нас – так это последующие выступления. Их уже нельзя было назвать искусством. Скорее мы наблюдали за тем, как испуганный человек с ножом бегал по всему полю от разъярённого зверя, а потом в отвратительном состоянии, с множеством ран, что слабо совместимы с жизнью, убивал животное. Зрелище отвратительное, признаться честно. Первым отвернулся, чтобы не видеть всего этого кошмара Дицкий, за ним Добронравова с супругом, потом Цветаев. Это было неуважением к традициям этих мест. Но их традиции противоречат идеалам нашего архонта." А люди недовольствовались. Они уже час тут находятся, а настоящей крови не пролилось. Да и сам Аларикус недоволен. Он тоже жаждет настоящей крови. Ведущий чувствует напряжение, что накопилось в зале. Он ловит на себе тяжёлые взгляды толпы. "Пора выводить гвоздь программы" – рассуждает мужчина, желая повеселить публику. — И так: гвоздь программы! — восхищённо крикнул он — Из далёкой Снежной нам дипломаты привезли необыкновенный подарок, именуемый медведем. — Толпа обрадовалась, да и сам Аларикус улыбнулся. Басам даже не знал, что такое медведь, но ему уже стало страшно. Вскоре вывелили из клетки взбешённого зверя. Гладиатору не выжить. Басаму стало жаль его. "Они вывели Винчи [кличка медведя] на арену! Что эти дикари сделали с ним? Он пылал злостью. Но я Винчи знал давно и знал прекрасно: он был медведь цирковой, ручной. В моём поместье он играл с крестьянскими детишками, жонглируя снежками, и, вставая на задние лапы! Этого медведя-то и выбрали, лишь, потому что он славился добрым нравом и дружелюбностью. Мы думали, что в Монде он будет развлекать людей на улицах, или на худой конец обоснуется в зоопарке (тогда мы ещё не знали, что в Монде их попросту нет). Ужас! Ужас! Наконец отвернулся даже Хатинский – человек исключительной воли, умеющий уважать чужие вкусы. Отвернулся и я. Было противно на это смотреть. Винчи никогда не должен был пугать людей, угрожать их жизни. Я отвернулся тоже и взгляду моему представились мондштатские аристократы во всей их красе. Аларикус даже не скрывал своего хищного удовольствия, широко улыбаясь, насмехаясь над загнанным гладиатором. Аццо – сын его, смотрел на всё происходящее, как смотрят на Заполярный дворец его постоянные посетители – ему явно было неинтересно, взгляд его выражал спокойное безразличие, что к людям, мучившимся на арене, что к восхищению отца всей этой ситуацией. Миланья [дочь], скорее интересовалась холодным дэнди, нежели битвой на арене. Джим и Джин [близнецы] увлечённо наблюдали за битвой, споря о том, кто же победит. Джим искренне верил в победу заморского зверя, когда Джин, скорее ради спора с братом, ставил на гладиатора. Герда [жена] наблюдала за поединком внимательнейшим образом, ни за кого не болея. Как бы выразились у нас "она болела за красивую игру". Её муж – Фредерик, восторгов её не разделял. Он недображелательно поглядывал на Аццо. Я поспешил отвернуться от них, к друзьям-дипломатам. Раздался ужасный крик. Винчи пролил кровь. В это верить не хотелось никому из нас. А, кажется мондштадцам это очень понравилось. Дикари." Басам ужаснулся силе этого чудища. Оно с лёгкостью буквально порвало гладиатора. Невольно пробежала дрожь по всему телу. Какой ужас! Но страшнее стало, когда к медведю стали подводить ещё гладиаторов. Беспощадное животное кромсало всех, кто попадался ему под лапу. Его знакомых там не было. Но это не отменяло его сожаления каждому погибшему здесь.

***

Наконец, игры закончились. Слава богам, прекратилось это истязание людей и никто из его близких не пострадал. Всё теми же окольными путями он возвращался домой. Из мыслей его не выходил медведь. Такой большой и устрашающий. Но вдруг в голове его созрела странная мысль. Вряд ли он её когда-то воплотит, но хотя бы в порядке бреда, ему захотелось на Аларикуса натравить медведя. Чтобы "эта старая жирная свинья осознала, какого же быть гладиатором". Потешаясь мыслями о том, как бы выглядел напуганный Лоуренс, он вернулся домой. Басаму хотелось увидеться с Хардвином и Эриком – он считал их надёжными людьми. Да и поговорить с ними можно было на интересные темы. Только вот, где они? Не найдя их самолично, он обратился к их координатору: — Бени, ты случаем не знаешь, где сейчас находятся Хардви или Эрик? — парень поднял на него усталые, заплаканные глаза. — Хардвина сегодня заключили в инхальмы, на два дня, за плохую работу в поле. А Эрик... недавно у меня был... — он хлюпнул носом, готовый вот-вот расплакаться снова. Перед ним лежал кинжал, уже знакомый внимательному читателю. — Всё хорошо, Бен? — Эрик... он, кажется, ушёл к Отолайн. — проигнорировал его вопрос парень. — Бен... — уверенно начал Басам, но был перебит: — Я не хочу обсуждать это с кем-то. Идите своей дорогой, пожалуйста. — Ладно. — согласился с ним мужчина. Басам ещё недолго постоял в тишине с Беном, а после пошёл к их казначейке – Отолайн.

***

— И откуда же у тебя такое колечко красивое? — Отолайн заинтересованно разглядывала пожертвование Эрика в казну. — Сегодня Аццо подарил. За хорошую работу. — девушка улыбнулась и, немного помолчав, вернула ему кольцо. — Оставь себе. — Ты только подумай, как его можно продать! Я не знаю кому, но это будет очень выгодно для бюджета сопротивления. — Нет. — уверенно повторила девушка — Если Аццо заметит, что кольцо пропало, то мы даже не знаем, что он с тобой сотворит. Но явно что-то страшное. Не рискуй. К тому же тебе предстоит выстроить дружественные отношения с младшим Лоуренсом. — Что?! — недоумённо спросил Эрик. Он планировал сближаться с дворянами, но не настолько же... — Что слышал. И только попробуй его продать. Я тогда тебя продам. — они посмеялись, но их смех прервал бестактный вход Басама. — Ох, Эрик, Отолайн, здраствуйте! — Привет! Как денёк? Может что-то мне принёс? — шутливо поинтересовалась девушка. — Не, не принёс. Скорее, хочу с Эриком поговорить. — Ну, мы уже закончили. Эрик может идти. — она вложила ему в руку кольцо и чуть ли не вытолкнула его из "банка". Эрик надел кольцо на палец, недовольно смотря на украшение. — А что это за безделушка красивая? — Это долгая история. — Время есть. И тогда Эрик с Басамом разговорились обо всём, что произошло за этот долгий день. И я, дорогой читатель, с тобой заговорился. Нам пора прощаться на сегодня.