в сеуле весна

кожа под пальцами ощущается шёлком. дыхание на шее — утренний вздох, занавески зашторены, и свет стеснительно льётся из мелких щелей, окрашивает щёку в нежно-жёлтый. юнги говорит ещё раз: — вставай, чонгук, — и его смех теряется в одеяле, кинутом младшим в качестве ответа. руки блуждают по телу, ищут слабые места, будто их не знают. чувствительные бока и бёдра, шорты и футболка задираются (совсем не специально), чтобы юнги мог проехаться руками, лениво и нежно, но достаточно, чтобы чонгук выдохнул с дрожью и прикрыл глаза. чтобы разбудить внутри пока слабый огонь. в сеуле весна, и они заваривают её натощак вместе с жасмином и мелиссой. глушат в чашках смех и улыбки. свет на кухне играет по-особенному нежно, и чонгук не удерживает себя от касаний, почти невесомых, будто случайных. по плечам, пока хён открывает вкладку на ноутбуке, выдох в макушку, руки обнимают. ноутбук остаётся на кухонном столе, пока они тонут друг в друге, как в том весеннем чае. нос чувствительный к запахам. чонгук вдыхает два раза, накрываясь панамкой от солнца. сирень и воздух. сладость на языке оседает приторностью. юнги фотографирует его на полароид около цветущей яблони и засовывает фотографию в ежедневник. дома он прикрепит её скрепкой к стене у рабочего стола. весь город пылает в свете и даже не кажется таким громким. людей не много, не мало, но будто бы нет, будто всё, что осталось в мире, — улыбающийся чонгук, кладущий голову на плечо, заглядывающий в фотоаппарат и будто случайно касающийся губами щеки. город пылает в свете, и юнги делает фотографии: набережная, траффик, пешеходные переходы, чонгук с собакой, с цветами, в маленькой кофейне, занятый своим кофе и видом за окном. юнги делает вид, что на карте памяти не так много его фотографий. к вечеру собирается дождь. юнги предупреждающе показывает телефон, обнимает со спины и говорит, что им пора, но чонгук засматривается на цветущие яблони, делает пару фотографий, и когда они выбегают из парка, дождь уже накрапывает. ногами — по лужам. откровенно. губами — по коже. с любовью. по шее, собирая скатывающиеся к ключицам капли воды, улыбаясь и хохоча. так безумно хохоча, будто это их последняя весна. они мокрые, отчаянные и влюблённые. одежда мерзко прилипает к коже, когда юнги прижимает его к себе, вовлекая во влажный поцелуй, но чонгук даже не думает отстраняться. чонгук не думает вообще. и юнги немножко жалеет об этом, когда чонгук лежит на кровати, обёрнутый в одеяло, как в кокон. у него горячий лоб, и юнги целует успокаивающе, поит чаем с мелиссой и мёдом, сидит рядом, поёт ему что-нибудь глубоким баритоном, хотя совсем не умеет петь, и чонгук даже пару раз хрипло смеётся. весна стучится в окна ветвями цветущих деревьев. на подоконнике остывает чай. воздуха так много, но юнги предпочитает дышать чонгуком, а он в ответ — улыбается, прикрывая глаза. и им хорошо. и весна стучится в окна.