Затмение солнца

Игра в правду

«Какое громкое сердце...» — проносилось в голове Ацуши которую минуту. Мальчишка уже давно не спит и все это время вместо того, чтобы встать и заняться делами, которых, по сути-то, нет, он лежит в кровати, покачивая ногами из стороны в сторону. Лучше бы он вообще не спал: проснувшись, детектив чувствовал себя вареным овощем, мозги совсем отказывались работать; уставший, будто и не спал вовсе. Кто-то открыл окно, слышны последние в этом году песни птиц. Они, словно колыбельные матери, успокаивали, глазам так и хотелось вновь закрыться от минутного внутреннего покоя. Ацуши начинал просыпаться от чьих-то плавных осторожных прикосновений ко лбу и щеке, словно тот, кто это делал, не хотел создать дискомфорт. Такие движения не были свойственны никому из его знакомых, кроме Кенджи и ещё пары личностей, но как бы они попали в квартиру тигра? Через окно? Вряд ли. Ему холодно, с каждым днём всё холоднее, кровь в жилах превращается в лёд даже в теплом доме, но закрывать окно Накаджима не намерен. Лишь встанет с кровати, кое-как найдя плед, подаренный Акутагавой, завернется и будет сидеть, наслаждаясь свежестью, воцарившейся в комнате. «Неужели обладатель этого сердца – Акутагава?». Эта мысль не укладывалась в светлой голове. Как у хладнокровного убийцы может быть такое громкое, даже горячее, по мнению Ацуши, обжигающее сердце. Ему казалось, что у Акутагавы его вовсе нет. Вчера, да, скорее всего, это было вчера, или сегодня утром? Ацуши точно не знал, поэтому и не мог определиться, но когда Рюноске и Накаджима наконец встретились друг с другом чуть ли не нос к носу, сердце Акутагавы забилось в такт с сердцем Ацуши. Наконец, ему стало немного теплее в холодной тьме и все это, кажется, из-за мафиози, но сейчас, когда тигр не чувствует присутствия, не слышит его, по телу вновь пробегают неприятные мурашки. «Что со мной такое?— спрашивает себя, хотя наверняка знает, что происходит. Всё просто и понятно до такой степени, что до мальчишки это дошло как-никогда быстро. — Любовь?..» Нет, скорее, симпатия. Накаджима не так хорошо знает Рюноске, чтобы выразиться таким громким и многообещающим словом. А его голос... В те мгновения Накаджима ощутил на себе все окрасы его голоса, от холодной стали до мягкого, нежного, такого заботливого и обеспокоенного. Жаль, что Ацуши может ориентироваться только на его сердце и голос, увидел бы глаза, наверное, узнал бы больше, ведь даже Дазай-сан говорил: «Глаза говорят больше, чем слова, показывают больше, чем человек того желает». Эти слова пристали к парнише, заставляли всегда смотреть человеку в глаза чтобы узнать о нем больше. Собравшись с духом, он всё-таки встаёт, оставляя плед на кровати, долго копается в шкафу чтобы найти на ощупь подходящие, по его мнению, вещи, полотенце, и уходит в ванну, попутно надеясь не обо что не удариться и не включить кипяток или ледяную воду вместо нормальной. Ацуши самому изрядно надоело безделье, он хотел чём-то заняться, может, найти в этом какой-то выход или просто отвлечься от мыслей, но не может. Выйти на улицу погулять – страшно и рискованно, особенно если он пойдёт один. Попросить кого-то с ним погулять – ещё хуже, ибо во-первых: отвлёк человека от работы, во-вторых: будет чувствовать себя ещё более немощным, чем сейчас. Накаджима бы никогда в своей жизни не подумал, что ему будет безумно тошно от жалости к его персоне. Тёплые струи воды быстро пробегают по исхудавшему телу, Ацуши отчаянно пытается согреться, но он будто не чувствует тепла, лишь мерзкий холод... Уставший Акутагава вернулся в квартиру тигра ближе к сумеркам с небольшим пакетом в руках, уже предвкушая нервный разговор с Ацуши и его просьбы объясниться. Рюноске на протяжении всего дня продумывал в голове этот разговор, как он будет отвечать, каким голосом, как себя вести. Из-за этого весь сегодняшний день ему попадало от Чуи, хотя, не только из-за этого. Его довели, точнее, хозяин «Расёмона» довёл его ещё в начале дня из-за опоздания в мафию и пустых оправданий в стиле Осаму. Накаджима слышал звонкое бренчание ключей, глухие шаги, периодически сухой кашель и какие-то бормотания. Сердце мафиози было спокойным, пока тот не открыл дверь в комнату и не увидел Ацуши. — Что ты делаешь? — негромко удивился Рюноске, подходя ближе. Накаджима сидел на подоконнике у открытого окна. Тот приметил это место ещё утром: когда-то, по мнению мафиози, это было прекрасное место для отдыха – разложенные подушки для сидения, благовония, настольная лампа и книги. Но утром на этом месте красовался тонкий слой пыли, говоря всем, что оно уже давно пустует. — Будешь сидеть с сырыми волосами у окна – заболеешь, — отчитывает Накаджиму словно маленького непослушного ребёнка, садясь рядом, предварительно вытерев пыль. Ответа так и не было, поэтому, чтобы как-то занять себя, он оглядывал комнату. Она казалась Акутагаве необжитой, пустой, словно мертвой, хотя если бы у Ацуши было зрение, она была бы райским местом. Вещи хаотично разбросаны по разным, не предназначенным именно для них, местам. В одном из пыльных углов стоял большой цветок, который погибал от нехватки воды; вообще многие вещи пришли в негодность из-за проблемы Накаджимы. Казалось, сама комната и квартира подстраивалась под его состояние. — Знаю. — Слишком отстранённо, будто сейчас он находится не в этом мире, ответил Ацуши. — Птиц слушаю. Они скоро улетят и не известно, смогу ли я ещё когда-нибудь услышать их пение.— Он поворачивает голову к окну, будто бы надеяться что-то увидеть, но тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Ему, отнюдь, слышны не только птицы, но и весь город: звонкий смех детей неподалёку, голоса взрослых. Где-то слева кто-то грозно ругается, постоянно переспрашивая: «Алло, вы меня слышите?». Ацуши сразу понял что человек разговаривает по телефону. Шум от мотора машин, быстрое цоканье каблуков – город живет, оставляя в своих хлопотах все человеческие проблемы позади. — Почему ты думаешь, что умираешь? — Акутагава двигается ближе, Ацуши чувствует его ровное дыхание совсем рядом, отчего внутри пробегается мягкое тепло. — А что мне будет за то, что я отвечу? — на лице проскользнула тень хитрой улыбки, он открыл глаза и посмотрел прямо на Рюноске, пока в это же время тот то ли удивлялся такому заявлению, то ли настораживался. — Тебе нельзя общаться с Дазай-саном, плохой пример подаёт. — Отмахивается, кашляя в руку и отворачиваясь. — Допустим, я отвечу на твой любой вопрос. Так будет честно. Накаджима усмехнулся: — Значит игра в правду? Ну, хорошо. Лимит? — Две правды за день. — Хорошо, — но улыбка быстро улетучилась, будто ее и не было вовсе. Рюноске стало досадно, ведь ему так нравилась улыбка Накаджимы, хоть всем видом старается этого не показывать. От его улыбки, кажется, уходят все невзгоды, а солнце грандиозно выходит из больших, чёрных туч, царствуя в небе, — на самом деле всё просто: от слепоты не задыхаешься, не кашляешь кровью, а организм не отвергает еду. Но, может быть, я не прав. Откровенно говоря я сам ещё не могу понять, умираю или нет... Ацуши настолько резко замолк, будто еще слово и с глаз потекут слезы, но лицо оставалось не свойственно ему каменным, он словно хочет отгородится от горькой правды, — твоя очередь, — поникнув, тихо добавил он. Акутагава садится ещё ближе, узнавая на плечах младшего подаренный плед и тихо усмехается. — Что ты хочешь узнать? — Почему ты мне помогаешь. — А тебе не нужна помощь? — Сначала ответь. — более жестко попросил Ацуши, после чего Рюноске замолк. Ну вот и пришёл тот момент, который Акутагава прокручивал у себя в голове сотни тысяч раз, на который точно знал ответ, но почему-то не может вымолвить и слова. В горле будто застрял кусок еды, не давая мафиози волю в словах и высказываниях. Он все молчал и молчал, когда Ацуши так жаждал ответа, не находил себе места и Акутагава это видел. — Я не могу оставить тебя одного. — Это не ответ. — возражает тот, скрещивая руки на груди. — Только я могу тебя убить, — продолжает Акутагава, — и никто другой. Ацуши на это только усмехается: — Я, конечно, знал, что ты собственник, но чтобы настолько... — в этот момент из него вырывается нервный, тихий, но по-своему прекрасный смех. По телу Акутагавы пробежались мурашки, а на душе стало теплее. Даже не хотел чём-то возражать, чтобы не испугать и побольше насладиться смехом. Но он сам быстро заканчивает, добавляя, — Прости, я, кажется, уже схожу с ума. — Все мы по-своему сумасшедшие. — но его мысль перебивает Ацуши: — На самом деле я и подумать не мог, что когда-нибудь мы будем нормально разговаривать. Хотя я уверен что ты уже приготовил «Расёмон», чтобы меня убить. — Конечно, — хладнокровно, словно не шутя, отвечает Рюноске, — нож уже подставил к твоему горлу, ты смотри... — он резко остановился, вздыхая. Захотелось ударить себя по губам и голове, уже представляя как Ацуши берет его за шкирку и выпроваживает нахер из квартиры. Но на удивление, Ацуши ничуть не обиделся, лишь начал искренне смеяться, закрывая красное лицо в руках. — Погоди... Тебя это не задевает? — не понимал тот. Накаджима ещё долго не мог успокоится, мафиози уже думал скорую вызывать, когда тот подал голос: — Не думаю, что в обидах на это есть смысл. Ты ведь не со зла. Наверное? — Акутагава молча смотрит на птиц, что сидят на деревьях и звонко «поют» свои последние песни в этом году, — Продолжим? Ацуши утыкается носом в плед, обнимает свои колени и трогает подоконник, будто хочет что-то найти. Тонкие, изящные пальцы плавно подбираются все ближе и ближе к Рюноске, тот не может отвести взгляд. — Нравится? — мафиози потянул за плед, оголяя плечо Ацуши, но тот редко перехватывало его руку и возвращает мягкую ткань обратно. — Это вторая правда? — Нет, обычный вопрос. Накаджима усмехнулся: — Тогда отвечать не буду. Мафиози нахмурился: какой же Ацуши бывает вредный, но как только он смотрит на мальчишку, что дергается от несильного потока ветра, раздражение испаряется. Акутагава уже и не помнил как это – не раздражаться в диалоге с человеком, но сейчас он заметил что разговор с Ацуши не принёс ему никаких "темных" эмоций. Птицы улетают с деревьев, настала тишина перебиваемая шелестом золотой листвы, Накаджима тяжело вздыхает и тянется закрыть окно: — Вот и всё...