Затмение солнца

Тяжело вздыхая, Акутагава смотрит на умиротворенного тигра, сидящего на подоконнике. Глаза совсем серые, словно белую бумагу исчеркали карандашом этого цвета; кожа подстать волосам – бледная, словно неживая, мальчику явно не хватает свежего воздуха и солнца. Он резко встаёт, отряхивает пыль со штанов. — Вставай. — мягко просит, после чего закрывает окно шторами. — Плохо? — незаметно взволновался Акутагава, подходя к Накаджиме чуть ли не вплотную, но тут же отскакивает, словно от огня, нервно сглатывая слюну. Ацуши качнул головой: — Нет. Врет он так же плохо, как и убеждает себя в том, что помощь ему не требуется. Акутагава прекрасно видит с какой силой его трясёт, как он, стиснув зубы, вставал, пытаясь заглушить боль, непонятную Рюноске и как он изо всех сил старается воспринимать свою слепоту как шутку. Такое, конечно, по большей части подходит Дазаю, хотя в его случае он будет подходить к кому не попадя и жаловаться, насколько он несчастен, что все его тело болит, а жизнь – просто отстой, едко посмеиваясь над тем, что его откровенной лжи верят. Ацуши нерешительно трогается с места и подходя ближе к дверному проёму, желая выйти из комнаты. Нахождение на одном месте порядком надоело, он итак чувствует себя птицей, жаждущей свободы в запертой железной клетке без ключей. Прямо как в приюте. Воспоминания приходят обрывками, в нос ударяет мерзко-сладкий запах гнили и сырости. В памяти вырисовываются серые, каменные стены, в щелях которых уже давно поселились зелёный мох и плесень. Темно: в подвале не было окон, только старая деревянная дверь, но Ацуши смотрит на неё через прутья «клетки», не в силах до неё дотянуться. Место совершенно такое же, какое уцелело в его памяти. Холодно. Так же, как и сейчас. Но воспоминания прекращаются, как только чья-то прохладная рука касается плеча и слегка оттягивает. Ацуши будто связали и резко вынули из кошмара, настолько резко, что закружилась голова, и если бы он видел, мир бы уже растёкся словно река. — Осторожней. — Акутагава подходит ближе, кладёт вторую руку на плечо тигра. — Ты чуть в стену не врезался. Накаджима хотелось бы ответить, причём довольно резко, на языке так и вертелись язвительные слова, но ничего лучше, чем промолчать не нашёл. «Акутагава ведь хочет помочь...» — мысли обрываются, приходит осознание: вдруг Акутагава не шутил с ножом, и он всё-таки пришёл его убить? Мысль, конечно, дурацкая, но Накаджима слишком быстро потерял бдительность, поддавшись чувствам, сладким ядом разносящимся по телу, доходя до мозга и расплавляя его. «Только я могу тебя убить» — проносился в голове спокойной голос врага, который, вроде бы успокаивал когда-то, но сейчас Ацуши чувствует развивающуюся паранойю. Он быстро оборачивается, скидывая руки Рюноске с плеч: — Ты ведь пришёл не для того, чтобы меня убить? Акутагава слегка опешил от резкости. — Это вторая правда или-... — но Ацуши его перебивает, не давая досказать мысль. — Правда. — Нет. — пытается сухо ответить тот. — Если бы хотел убить – убил бы раньше. «Тогда зачем?..» — Значит кто-то отдал приказ... — Задумался тигр, бормоча себе под нос: — никогда не поверю, что ты делаешь это по своей воле. — а затем доварил громче: — Дазай-сан? Со стороны Акутагавы послышалось приглушённое «мгх», после чего Ацуши оставалось только думать самостоятельно. — Это будет уже третья правда за день. — Это не игра! — рявкнул тигр. — Мне совсем не смешно! — А ещё минут пятнадцать назад было смешно. — язвительно заметил Акутагава. Теперь он полностью убедился в своих догадках о ситуации, отношение тигра к ней и самому Рюноске. Его лицо потемнело, словно грозовая туча образовалась над городом, ещё немного и бабахнет яркая молния. Рюноске ещё слишком далёк в понимании человеческой души и чужих эмоций, лишение какой-либо эмпатии даёт о себе знать, но Ацуши, видно, расстроился, а может даже обиделся. — А знаешь!-... — грозно начал тот, пока по дому эхом не разнесся дверной звонок и бесконечный стук по двери. Накаджима резко замолк и вздрогнул от неожиданности, сердце пропустило пару ударов, когда до слуха донесся звонкий голос Кёки, молящий выйти и поговорить. Он рефлекторно повернулся к источнику звука, но не тронулся с места, ноги будто приковали к мертвой точке, они не слушались, не хотели идти. Но в отличие от Ацуши, Акутагава быстрее вышел из "транса", грубо схватил мальчишку за футболку и повёл за собой под неуверенные восклицания Накаджимы: — Куда ты меня тащишь? Пусти! Так они прошлись по всему маленькому дому, пока Акутагава не остановился около входной двери. — Поговори с ними. — он, наконец, отпускает Ацуши, строго скрещивает руки на груди и пока тот ничего не ответил, добавил: — Они, пади, думают что ты уже сдох. На удивление, Ацуши не собирался ничего ему отвечать. Он завороженно слушал звуки за дверью, пытаясь подавить незаметно подкравшийся со спины страх. Светлая голова покачивается из стороны в сторону, Ацуши заламывает пальцы до хруста, закрывая глаза. — Ты слабее, чем я думал. — вышел из себя Акутагава, задев ледяными словами и без того хрупкую душу Ацуши, лишил ее равновесия и она полетела вниз, разбиваясь, словно хрусталь, с характерным звуком. Рюноске толкает его в плечо, подходя ближе к двери, начинает ее открывать. Звуки чужих, но таких родных, голосов, резко затихают, а глаза заворожённо смотрят, как с каждой секундой дверь все больше отворяется. Акутагава толкает Накаджиму в спину, прячась, чтобы его не увидели и не задавали лишних вопросов, мол, почему этот парень здесь. В первые же секунды Ацуши встретил холод, сильный порыв ветра и мёртвая тишина. Он схватился за дверной косяк, судорожно вздыхая, не решаясь поднять взгляд. А смысла его поднимать нет, все равно ничего же не увидит. Его стала напрягать тишина, хочется вернуться в дом, но в считанные секунды тишина пропадает, будто ее никогда не было, из-за звонких выкриков. Кто-то налетел на него с крепкими объятиями, потом второй человек, третий, четвёртый... Да что вас так много? Всем агентством пришли? — Ацуши! — заорали хором, женские голоса, которых, как понял Накаджима, два, практически срывались на крик. Кёка и Наоми, значит и Джуничиро здесь, а кто четвёртый? — Мы уж думали ты никогда не откроешь! — раздался весёлый голос чуть ли не над ухом. Понятно все, четвёртый – Кенджи. — Кенджи! — злобно рыкнули на него остальные. — Мы за тебя переживали! — крикнула Наоми. — Ты - бессовестный дурак! Почему не открывал? — Наоми! Кто говорил, что я слишком сильно давлю на него? Ацуши лишь нервно рассмеялся, чувствуя как чьи-то маленькие руки вцепились в него, словно бойцовая собака в своего противника – так крепко, что, казалось, эти руки больше никогда не отпустят его. — Ничего, Танидзаки. Всё хорошо. — улыбается он. — я не слышал когда вы приходили. Видимо спал. Какая очевидная ложь, думалось наблюдавшему за всем этим Акутагаве, но на удивление, Ацуши поверили, или сделали вид, что поверили. В любом случае теперь это не так важно, главное – Накаджима наконец вышел к ним. — Не делай так больше. — донёсся тихий голос Кёки, что все сильнее сжимает руку тигра. — Прости... — Ацуши, нам очень жаль, что всё так получилось. — мягко начал Кенджи. Он хотел ещё много чего сказать, но, видимо, кто-то заткнул ему рот. Ацуши услышал невнятное начало, а потом ему в рот будто напичкали много еды, или просто подставили руку чтобы он больше ничего не сказал, злобно шикнув. — Тебе нужна помощь? — словно ничего не было, бросил Джуничиро. — Пока нет. — более сухо ответил Ацуши, отбирая руку у Изуми и скрещивая их на груди. — Тогда... может пойдёшь с нами на Нагасаки Кунти через несколько дней, если его не отменят? Будет весело! — Не думаю, что это хорошая идея. Я стану для вас обузой. — Не говори так. — вмешалась Кёка, замечая, что с ее другом что-то не так. Ацуши никак не хотел это комментировать, желание разговаривать с ними отбилось напрочь вместе с отрицанием мыслей, что его друзья делают все из-за тупой жалости. Слишком противно, хотя, возможно, Рюноске помогает ему тоже из-за этого. «Бред какой. — возражает у себя в голове, прикусывая щеку. — Акутагава и жалость – несовместимые вещи». — Идите без меня и повеселитесь. — на выдохе бросает он, кривясь от собственных мрачных мыслей. — Но зрение может и вернуться до этого времен-... — Тогда и посмотрим. — перебивает он Наоми, выдавив из себя грустную улыбку. — Всё хорошо, правда. Это не последний праздник, в следующий раз я обязательно с вами схожу! Все резко затихли, Кёка прижалась к Ацуши, заключая в робких объятиях. Такая реакция друзей окончательно расставила все точки над "и", его догадки оказались правдой, если Дазай не успеет аннулировать дар врага – этот праздник будет последний в его жизни. Поэтому они вместе так яро пытаются уговорить его пойти. Накаджима все это время противился мыслям о своей смерти, не желал в это верить изо всех оставшихся сил, но их, больше не осталось. Впервые за долгое время он хочет опустить руки, сдаться и поплыть по течению жизни. Друзья попрощались с ним, предварительно попросив ещё подумать над их предложением, когда в голове полностью сложился пазл и осознание ситуации не захлестнуло его вместе с эмоциями. Когда голоса молодых сотрудников ВДА отдалились, Накаджима быстро закрыл дверь, не решаясь повернуться к Рюноске что, скорее всего, стоит позади с ухмылкой и рвётся пустить гадкое: «Я же говорил». Но сейчас Ацуши на это наплевать. В голове играла одна сломанная пластинка: хочу жить. Не хочу умирать. Тем более умереть так тупо! Полезть на рожон, хотя Дазай предупреждал, что это слишком опасно, попасть под действие способности и чудом выжить. Роковое, и скорее всего, последнее задание для Ацуши было на прошлой неделе, даже чуть больше, но для него эти дни стали чёрной вечностью без единой надежды на спасение. Когда он, проснувшись в очередной, ничем не примечательный день, понял, что ничего не видит, сколько бы не протирал глаза – тут же накатили ужас и паника. В тот же день Дазай зашёл к нему, чтобы проверить все ли хорошо. Ацуши не было в агентстве, он даже никого не предупредил. Осаму пришлось взломать замок на двери, чувствуя, что произошло что-то ужасное, тогда-то он и увидел. В тот день он постоянно говорил Накаджиме, что тот не умирает, и Ацуши, найдя в этом успокоение, верил, хоть чувствовал, что это не так. С каждым днём становилось все тяжелее, будто бы его органы постепенно отказывают один за другим, словно он правда умирает, но слова Дазая въелись едким дымом в голову. Сейчас же этот дым рассеялся полностью, сознание стало чистым как никогда раньше. До него наконец дошло, он чувствует, как смерть дышит у него за спиной, уже распуская свои костлявые ледяные руки, чтобы забрать его. — Тигр. — доносится голос неподалёку. — Ты в норме? Кажется, когда Ацуши думал, он что-то ему говорил, но тот не слышал, или отчаянно желал не слышать. — Уходи. Он отходит от двери, не поворачиваясь к Рюноске лицом, словно чего-то боится. — Нет. Накаджима не справляется с эмоциями, он и сам не понимал, что чувствует: обиду, грусть или же злость? До слуха Акутагавы стали доносится горькие, режущие сердце, всхлипы. — Уходи! — голос дергается, срывается на крик, или злобный рык. — Даже ты знаешь правду, они знают, а мне ничего сказать не хотите?! Для Акутагавы стало всё ясно, словно день. Всё настолько очевидно, он думал, что Ацуши говорил про свою скорую кончину всерьез, даже не подозревая, что где-то в глубине не верит в это. — Я не уйду. — шёпот Рюноске опаляет ухо тигра, он даже не заметил как тот подошёл вплотную. Тут же Ацуши обернулся и оттолкнул его. — Ты ведёшь себя как малое, капризное и эгоистичное дитя, Накаджима. — Хах! — вышел из себя тот. — Значит это я эгоист? Я?! А то, что делаете вы – все это – не эгоистично? — Я-... — А ты... —Ацуши шипит от злости и закипает словно чайник. — Тебе самому не противно? Быть постоянно на побегушках у Дазай-сана и исполнять любой его приказ, словно собачка на поводке! Нервы сдали, и не только у Ацуши. Рюноске перекорёжило от злости за такие слова, он то и дело хотел выплеснуть всю злость, появившуюся только из-за слов. Резко подходит к Ацуши, хватает мертвой хваткой за руку, прижимая к стене и встал к нему нос к носу. Смотрит, как резко Ацуши замолк от страха, но не брыкается, принимая смерть уже в любом виде, даже от Расёмона, как думалось Акутагаве. Но вместе со страхом он, сквозь темноту коридора, рассмотрел мокрые дорожки слез на щеках. Злость ушла, оставляя за собой еле заметный след. Акутагава наконец стал понимать, что такая реакция – вполне нормальная для обычного человека. Ему страшно, грустно и обидно из-за того, что от него умолчали такой важный факт. — Знаешь... — успокаивается он, разжимая руку. — Я ведь тоже умираю. Мои лёгкие не протянут долго, я и мечтать не смею о том, чтобы дожить до следующего года. — замолкает, пытаясь подобрать нужные слова, смотря на перепуганного мальчишку. — Так что, раз уж нам суждено умереть, давай забудем, что мы когда-то были врагами, перестанем вести бесполезные споры и проведём эти дни вместе? — И ты хочешь провести со мной последние дни жизни, зная, что я тебя ненавижу? — Это неправда. — смягчается Акутагава. Щеки Ацуши приобрели более живой, розовый цвет, а кончики ушей словно горели в адском пламени. В груди всё затрепетало, словно птица наконец выбралась из клетки и парит над миром, радуясь свободе.