Красная тинктура

      «…Отыскав нужную дверь, звонишь один раз, держишь звонок, быстро считая до пяти, если звонка нет, то стучишь коротко и решительно. И ради всего святого, никогда не приходи взмыленным или запыхавшимся, прежде чем оповестить о своем прибытии, отдышись и проверь свой внешний вид!» — оценив свое отражение в блестящей латунной ручке, Дамиано с умеренной силой несколько раз ударил кулаком по косяку и принялся прислушиваться к квартире по ту сторону двери. Сердце прыгало то в горло, то в желудок.       Сюзанна же ему всё подробно объяснила, он все понял и даже безупречно ответил на ее блиц-опрос: что и как говорить и не говорить, что делать или не делать, и как удирать, если что-то пойдет не по удачному сценарию. Он очень хорошо помнил то выражение лица с россыпью неярких веснушек на носу, похожим на кнопку, из-за, очевидно, не шибко удачно сделанной ринопластики, с которым женщина потасканного вида вталкивала в его голову то, что давно работающие в этой сфере считали прописными истинами.       — Ты, определённо смышлёный мальчик, Дамиано, — винировая улыбка сверкнула между густо напомаженных сливовым губ, — поэтому я не буду вешать лапшу на уши, рисовать воздушные замки и уверять, что пройдет не так много времени и ты будешь нарасхват, получая соответствующее вознаграждение. Этого, скорее всего, никогда не случится.       Он понимающе кивнул, и Сюзанна продолжила свою речь.       — Работа эта тяжёлая и морально, и физически, поэтому нужно сразу настроить себя на то, что это работа, все, что ты будешь делать это работа и воспринимать происходящее нужно как работу, а в работе нет ничего постыдного. Стыдиться надо тем, кто грабит и убивает, да продает заведомо разбадяженный крэк подросткам. Кроме того, если ты всё же решишься примкнуть к представителям нашей профессии, следует навсегда запомнить, что все, что тебе говорят, нельзя воспринимать близко к сердцу. Люди зачастую покупают не наш товар, но внимание, что идёт с ним в комплекте. Одни будут плакать у тебя на плече, другие — пытаться унизить… Твоя задача дать им то, что они хотят, и тогда тебя позовут снова. Большинство из клиентов именно постоянные.       Она сняла шикарно закинутую ногу, съехала чуть ниже по сидению кресла из-за чего под подолом юбки мелькнули очертания татуировки на бедре, и забросила другую.       — Те, кто к нам обращаются — люди со средним достатком, в высшем обществе свои правила, мы туда не суемся, потому что, банально, не соответствуем. В самый низ тоже не лезем. Какой смысл рисковать ради пары лишних купюр? Придерживаемся золотой середины.       Женщина иногда трогала огромное бижутерное кольцо на среднем пальце, несколько раз в процессе их разговора отвечала на телефонные звонки, и говорила много, но при этом ни одно слово не казалось лишним или пустым. А еще ее честность — именно то, что в итоге подкупило Дамиано, что привело его сюда…       Наконец, ему открыли. На пороге стояла вполне себе обычная женщина, которая оглядела его с ног до головы.       — Добрый вечер…       — Добрый вечер, — отзеркалила ему незнакомка.       Он справится. В этом нет ничего сложного. Ему просто нужны деньги.       Когда Дамиано вернулся домой (где-то в подземельях души жил ужас от того, что он теперь называл так студию-чердак), Итан варил мыло на продажу. И не так, как его варят инстаграмщицы: мешают готовую основу с маслами, отдушками и красителями, а потом разливают по фигурным формочкам, а по-настоящему, поэтому все небольшое помещение пропиталось запахом, состоящим из нот топлёного животного жира и кислоты, бутылка с которой всегда стояла открытой на столе на случай, если растворяемая в воде щёлочь всё же перегреется и хлюпнет куда-то не туда.       Судя по настойчивому плеску воды за ширмой, что услышал Дамиано, когда зашёл со своего ключа, Итан со всей присущей ему аккуратностью отмывал кувшин для реактивов. Кастрюля с мыльной массой, накрытая крышкой с прослойкой из клетчатой салфетки, углы которой были подвязаны так, что напоминали комичные кроличьи уши, уже стояла на паровой бане — самый опасный этап был позади.       — Я вернулся, — сумка, оттянувшая плечо, приземлилась прямо на пол у входа, — Притащил карри из забегаловки вниз по улице.       — Если ты только за карри ходил, то долговато тебя не было.       Итан, выплывший из-за ширмы, — под мышкой у него была зажата бутыль столового уксуса — действительно держал в руках кувшин, который он протирал старой тряпкой. Резиновые перчатки торчали из кармана передника, а респиратор болтался на оттопырившемся правом ухе.       — Ну не совсем, — усомнившись в чистоте от химикатов частично застеленной газетами столешницы, Дамиано поставил пакет с едой на один из табуретов, — ещё вот.       — Что это? — Итан нахмурился и в недоумении уставился на смятые купюры, что Дамиано выудил из заднего кармана своих чрезмерно тугих джинсов и с громким нервическим шмяк отправил на угол стола.       — Ты деньги никогда не видел?       — Видел. Но я чего-то не понимаю.       — Здесь четыре сотни. Я… — Дамиано запустил руку в волосы на затылке. Неужели ему ещё и объяснять придется? — Я посмотрел сколько стоит снимать студию по соседству. И я здесь уже второй месяц, в общем, это вроде как половина суммы за аренду. Если это не так, скажи сколько не хватает, я попозже донесу.       Когда он закончил свою пулеметную очередь, Итан выпустил воздух через нос. Получившийся звук походил одновременно и на раздражённое фырканье, и на смешок.       — Забери назад.       — Не заберу.       — Дамиано, забери. Я не возьму.       — Делай с ними что хочешь, я забирать не буду.       В красных от паров едкого натра глазах промелькнул нехороший огонек.       — Ну раз так.       Дамиано завороженно наблюдал как Итан потянулся за спичечным коробком, как вытряхнул из него одну, как чиркнул, смотрел как трепещет пламя… как оно оказывается поднесено. Ближе, ближе. Нервы сдали в тот момент, когда до купюр осталось чуть больше дюйма — Дамиано почти запрыгнул на Итана, и будто кот, напуганный подкравшимся к нему огурцом, вцепился в его руку, вспомнив и озвучив, кажется, все ругательства, что он слышал за семнадцать длинных лет своей жизни.       — Выговорился?       — Ты самый невыносимый человек, которого я знаю… — припечатал напоследок Дамиано, потому что у него действительно закончились идеи. Надо же, он никогда раньше не замечал, что Итан выше его ростом, — вот теперь да.       — Тогда послушай меня очень внимательно, — оставшаяся свободной рука Итана легла Дамиано на плечи в подобии объятий и подтянула поближе, стало как-то сразу тепло до желания растечься как тот кусок масла, пахнущего до головокружения кокосом, что лежал на столе завернутым в пакет с зиппером и ждал своей участи быть добавленным в мыло, — Во-первых, брать меня на слабо очень плохая идея, в мире не так много вещей, которые я не стану делать ни под каким видом. Во-вторых, перестань пытаться что-то доказать даже не мне, а какому-то своему внутреннему термиту, что не дает тебе спать спокойно. Я пригласил тебя сюда, значит мне комфортно, ты не засиделся в гостях, тебе не надо возвращаться обратно домой, если ты этого не хочешь, не надо пытаться как-то втиснуть и вписать себя в жизнь старшего брата и не надо устраивать вспышки сомнительной эмансипации. Я в любом случае снимал бы эту студию, в любом случае жил бы здесь, и в любом случае платил бы эту аренду, заметь, из своих, а не родительских, денег. Если что-то меня перестанет устраивать, я скажу тебе об этом прямо в лицо.       — Зато не устраивает меня. Забери деньги и скажи сколько не хватает… Не заставляй меня опускаться до перырывания всей студии в поисках договора на аренду.       Итан клюнул его куда-то в ухо, Дамиано не видел, но почти был уверен, что у того на лице сейчас играла та самая улыбка в стиле минимализм — не заметная никому, кто не знает этого человека в достаточной мере, когда вокруг глаз проступали мелкие морщинки, а сам их цвет как будто менялся с цвета спелой черноплодки на какой-то более теплый.       — Это варварство.       — Ты до могилы кого угодно доведешь, а варварство лишь остановка где-то по дороге.       — От тебя странно пахнет, будто женской косметикой, — Итан почему-то резко сменил тему, но в итоге попал на еще более опасную, от которой Дамиано уже мысленно ощетинился.       — Может что-то прицепилось пока стоял в очереди, — как можно более равнодушно он пожал плечами, отпуская чужую руку и пытаясь заняться содержимым принесенного пакета, чтобы хоть чем-то занять руки. Обстоятельства вынудили почти пихнуть Итану в руки белый полистироловый контейнер, выстеленный изнутри двойным слоем фольги, чтобы удержать тепло свежесваренного риса с подливой, — Ешь давай, а то остынет.       Итан перехватил свою порцию одной рукой и шмыгнул носом… Выудил из едва не сожженных купюр синюю двадцатку поцелее и протянул обратно.       — Студия принадлежит человеку из альма-матер Елены, уехавшему в Нью-Йорк, так что мне по знакомству сделали скидку. Забери. Это лишнее.       Пришлось послушаться. Дамиано запихнул банкноту обратно в джинсы и сел, шурша своим свертком, прежде чем вонзить тупую пластиковую вилку в верхний кусочек, отправить его в рот и приняться старательно жевать жилистую курятину. Индийская кухня, а точнее та, которую, скорее, выдавали за таковую в Италии, имела одну феноменальную особенность: чтобы ты не выбрал из меню — в блюде всегда ощущался исключительно только вкус карри. По факту это могли быть куски третьесортного мяса, которое вот-вот уже грозилось покрыться плесенью, но понять это было совершено невозможно. Иногда к вкусу специй добавлялся привкус крахмала, что использовался для того чтобы загустить соус. Еда из местной забегаловки составляла приятный контраст и тянула на твердую четверку. Ничего феноменального, но жаловаться было не на что. На памяти Дамиано попадались и более жуткие образцы.       — В твоей жизни очень много этой женщины…       Итан сидевший напротив и сосредоточенно раскладывавший магическую дженгу: рис  — отдельно, мясо — отдельно, поднял голову.       — Знай я тебя чуть хуже или будь ты девушкой, решил бы, что ты меня ревнуешь.       — Тебя? Да кому нужны твои ощипанные усы!       Итан только ухмыльнулся, принимаясь за еду, но одним глазом все еще поглядывал на Дамиано.       — Откуда деньги то?       — Нашел подработку.       Где-то за окном раздался собачий лай. Какая-то мелкая представительница этого обширного племени пронзительно и звонко заливалась на разные лады, выражая крайнюю степень своего неудовольствия чем-то или кем-то. Итан молчал, что-то обдумывая. Челюсти его, перемалывавшие мясо, двигались медленно, да и в целом весь его вид являл спокойствие и безмятежность, будто недавний разговор прошел мимо, не задев ничего внутри. Про то что это за подработка он в итоге так и не спросил. Забрал контейнеры, сбросил в ведро для перерабатываемых отходов. Помешал мыло… Сел дочитывать очередную книгу.       Сделав несколько кругов почета по студии и не найдя себе занятия: спать ещё было рано, гулять — поздно, для попыток написания стихов голова была одновременно и слишком пустой и слишком переполненной мыслями, а домашнего задания не было и не предвиделось по причине начавшихся неделю назад летних каникул, Дамиано рухнул во второе плюшевое кресло, скинув ботинок, подвернул правую ногу под себя и принялся рассматривать Итана. Отношения с книгами у того были почти такими же, как у Томаса с гитарой — если смотреть долго, начинает появляться чувство, что смотришь чужое домашнее порно, для твоих глаз не предназначенное. Итан читал всегда вдумчиво и медленно. Его пальцы бережно касались страниц, скользили по их краям, изредка поглаживая. Трогали так, будто под подушечками был холодный шелк чьих-то волос. И как назло обложка в этот раз была темной.       Дамиано хватило минут на пять, за время которых Итан успел облизать палец, чтобы разнять слипшиеся листы, закусить губу, издать тихий полустон, прикрыть глаза, тяжело вздыхая; размять затекшую внезапно шею, напоследок проведя ладонью по груди и даже потянуться, являя взору полоску кожи между мешковатыми спортивными брюками на завязках и задравшейся футболкой.       — Итан, мне скучно. Может, хоть в картишки перекинемся?       Дамиано сполз на пол и, извернувшись ужом, умудрился протиснуть голову между руками, держащим книгу, и читающим. Хитрость тут была в том, чтобы не думать, что это поза минетчика, потому что ему как-то на автомате предоставили место, разведя колени.       — Мне это очень нравится. Скучно тебе, а страдаю я.       Не отрывая взгляда от печатных букв, Итан пихнул назойливую макушку вниз.       — Ну, Итан!       — Нет.       — Эдгар?       По лицу у Итана пробежала странная тень, он заложил книгу пальцем и предоставил все внимание Дамиано.       — Ну что ты хочешь?       — Хоть одну партию.       — И во что будем играть? Для ломбера нужны трое. Бридж? Вист?       — Я не умею. Ксери?       — А в эту не умею я.       — Но покер то ты знаешь?       — Знаю. Но ты ведь понимаешь, что в покер ты меня не переиграешь?       — Вот и посмотрим…       Дамиано нахально потерся о чужое колено плечом. Если начались торги, то он уже отвоевал себе партию. Через полчаса Итан выложил перед ним на плед, застилающий матрас, «стальное колесо», в то время как у него самого на руках был лишь стрит.       — И каково твое желание?       Желание могло быть любым, хотя они и договорились на право вето. Но Дамиано даже не мог представить, что мог Итан загадать. А тот молчал очень долго и выразительно, держал почти театральную паузу.       — Я хочу, чтобы ты… — он закрыл ладонями лицо, почему-то покрываясь нервными пятнами… — Однажды, тебе в жизни придется принять очень важное решение, которое напрямую будет связанно и со мной. Я хочу, чтобы ты подумал, потом еще раз подумал и еще раз, а не бросался в омут с головой.       Сама формулировка желания пугала до дрожи в коленях: поцеловать кого-то, сделать какую-нибудь дурь, позвонить по незнакомому номеру — Дамиано ждал задания такого рода, но вместо этого его вывели на тонкий прозрачный лед, и показали холодную бездну вод по ним. Он в безопасности. Пока в безопасности, но с каждым шагом треск становился все громче, а он как суицидник еще и попрыгивал.       — И не попросишь меня в одних трусах пробежать по улице?       — Это глупо.       Глупо. Да что Итан знал о глупости? Глупо Дамиано ощущал себя в пустующем ранним утром мужском туалете Макдоналдса, когда оттягивал нижнее веко и тупым черным карандашом пытался подвести слизистую. Рука дрожала, глаза слезились, но он с упорством, достойным воспевания в поэмах, продолжал издеваться над собой. И девчонки делают это каждый день… Да им памятники надо ставить! За карандашом шла тушь. Он раскрутил тюбик, обтер об его край щеточку, дал просохнуть и нанес один за другим два густых слоя. Кое-как разобрал на отдельные ресницы получившиеся паучьи лапки иголкой. Неплохо. Накрашенная часть теперь светилась на фоне остального лица. Жидкие румяна вместо помады — спасибо, Вик, просветила ненароком, что большая часть косметики взаимозаменяема, а те на губах держатся лучше, и еще блеск поверх.       — Поздравляю, Дамиано, ты официально продажная шлюха, — сказал он своему отражению, проверяя не остались ли розоватые отпечатки на зубах. Вроде чисто. Сбросил пакет с косметикой в сумку, вжикнул молнией. Вперед, работать.       Еще одна дверь, еще одна женщина, здоровающаяся с ним. Слава богу, не мужчина.       — Добрый день, — улыбка приросла к губам уже на автомате, — я являюсь официальным представителем компании Oriflame…