Красная тинктура

       Розовые очки имеют такое поганое свойство — разбиваться линзами внутрь и больно-пребольно ранить тех, у кого хватило наглости их на себя примерить. У Итана сердце обливалось кровью, когда он видел, как мечта о группе с первых строчек национального хит-парада, став реальностью, заносила над ними огромный воображаемый камень. Они пробыли в туре какой-то жалкий месяц, да и тот был февралем, и уже откровенно не справлялись с нагрузкой. При этом неделю из этого времени они проторчали в неапольской студии звукозаписи, безуспешно пытаясь отвоевать сначала право на «If you were a bird» или «Ocean in me» в качестве сингла, а потом на изначальный текст «Morirò da Re».       Третью им все же одобрили, но сказали переписать слова во что бы то ни стало, ибо в оригинале песня, полная плохо завуалированных секс-отсылок, годилась только для сопровождения травести-шоу в какой-нибудь «Голубой устрице». Дамиано, стиснув зубы, сделал требуемое за один присест, а Итан не нашел в себе дерзости просить его, разве что за эту бессонную ночь не поседевшего, убрать имя Марлены как-то попавшее в выплаканные кровью строки. Вместо этого после окончания записи он все остававшиеся полтора дня не выпускал того из кровати, пытаясь доказать, не то Дамиано, не то себе, что Марлены в его голове давным-давно нет.       К сожалению, короткий визит домой в начале марта не только не дал возможности полноценно отдохнуть после всего этого, но и усугубил все начавшиеся в группе тенденции стократно. У Томаса после Рима окончательно поломались биологические часы, которые теперь были уверены, что в сутках тридцать шесть часов и не часом меньше, Виктория же вошла в совершенно неуправляемый штопор морального разложения, ввязываясь из-за своей боязни что-то пропустить в походы по самым злачным местам куда их ввиду скромного возраста только пускали. Сам Итан себя особо измученным не чувствовал — были в его жизни периоды, когда нагрузки были в разы хуже, но левое запястье после секс-марафона нещадно заныло и проходить отказывалось, при этом после выступлений боль иррадиировала в локоть, а пальцы дёргало. Сначала Итан грешил на усталость, следом на переохлаждение, потом списал на свою — более чем столетней давности — травму (скорее всего там была трещина, но в веке девятнадцатом рентген был развлечением, а не методом диагностики), но состояние это нисколько не улучшило. Так что оставалось лишь упрямо молчать и пытаться скрыть от остальных пачки обезболивающих, которые поедались в таких объемах будто то были конфеты.       А Дамиано? Дамиано стресс не то чтобы заедал, ел он приблизительно в тех же количествах, что и во время Икс-фактора, но сейчас, когда большая часть съеденного им уже не оказывалась в унитазе, талия и точёные скулы стремительно исчезали. Так что да, Дамиано свой стресс заедал и не только. Получив не так давно «допуск к телу» тот вовсю им пользовался. Итан не имел ничего против регулярного качественного секса, но желание зачастую настигало Дамиано в самых неожиданных и неподходящих местах, а слабые попытки не столько отказать (ты сдурел, нам через десять минут на сцену!), сколько привить понимание, что сначала работа, а потом уже остальное, он воспринимал почти как личное оскорбление. Да и отказывать, когда к тебе ластился горячий во всех доступных значениях этого слова юноша, когда лез пальцами между пуговицами рубашки, когда обнимал со спины так, будто это он прожил четыреста лет в одиночестве, и, убирая мешающие пряди, доверительным шепотом говорил что-то вроде: «Ты и я. Туалет. Через пятнадцать минут!», чтобы через секунду шутливо повиснуть на Томасе или сотворить очередную нелепость, пытаясь всех хоть как-то растормошить, оказалось почти непосильной задачей. Итан точно не мог с ней справиться, так что фразе: «Спокойной ночи, не сломайте кровати!» — брошенной все тем же Томасом он даже не удивился, только кивнул в ответ, пытаясь хоть на секунду задержаться в дверях, когда Дамиано уже подталкивал его в номер.       — И вам с Вик… Дамиано!       — В кроватку, баиньки! — как ни в чем не бывало настаивал тот, — Ты слышал, что сказала Марта, если мы будем с утра зевать, она начнет лично контролировать как именно мы заселяемся. Винченцо, скажу тебе по большому секрету, обычно спускает всю воду в бойлере!       — Хорошо, хорошо! — поднял руки Итан. Через полминуты к великой радости тут же заметавшегося по безликому помещению, аки птица в клетке, Дамиано они уже остались одни.       — Сейчас все будет.       «Все» в его понимании означало выдернуть тумбочки из прохода между кроватями, сдвинуть койки вместе, разворошить заботливо застеленное горничными белье, раздеться самому до исподнего и рухнуть в это гнездо спиной, разбрасывая руки и ноги в разные стороны.       — Иди ко мне. Няшить буду!       Итан, успевший лишь повесить на крючки верхнюю одежду, в недоумении склонил голову на бок.       — Не думаю, что ты объятья имеешь ввиду.       — А как мне это ещё называть? — Дамиано приподнялся на локте, — Ты даже отсосать себе не даёшь!       — Ты, как и большинство людей, пребываешь в плену заблуждения, что единственным полноценным сексом является тот, что с проникновением.       — Если бы ты не сучился, мы бы занимались любым. Но кое-кто придумал какие-то дурные правила, и мы имеем что имеем: грустную дрочку в кулачок и тисканья по праздникам.       — Дамиано… — Итан с плохо скрываемым раздражением потянул через голову свою толстовку, и в нарушение всех своих обычных правил бросил ее на шаткое трюмо у стены, принимаясь за ремень на брюках, — Мне кажется, ты совершенно не понимаешь, что это не для того чтобы отнять у нас с тобой что-то, а для того чтобы дать нам возможность нормально завершить тур. Неужели два запрета тебя так беспокоят?       Дамиано, что опять драматизировал и даже откровенно привирал, теперь смотрел на него со странной смесью вожделения и осуждения и как будто даже не мигал. Взгляд его прикипел к цепочке синяков-засосов на ребрах — варварских следов собственника, наставленных в недавнем порыве страсти — Итан прекрасно почувствовал смену атмосферы в комнате и нарочно потянулся в надежде, что удастся сменить тему и отложить этот разговор на неопределенный срок, но Дамиано, как обычно, вцепился хваткой пираньи.       — Да. Я хочу тебя, а получаю отговорки.       — Конкретнее.       — Перечислить твои отговорки?       Итан со смешком выпустил из себя воздух, и, балансируя на одной ноге, потянул с другой носок.       — Конкретнее о том, как именно ты хочешь заняться сексом.       — Я как-то считал, что это решается по наитию.       — Вопреки фанону вампиры мысли читать не умеют. Как я могу дать тебе, что ты хочешь, если я вынужден гадать? К тебе, как к стиральной машинке, не прилагается инструкция со всеми этими японскими иероглифами.       — Потому что ко мне прилагается инструкция на чистейшем английском… — после этих слов пугающим своей резкостью рывком Дамиано перевернулся на живот и заголил татуировку. Черные, будто написанные небрежно маркером буквы, складывались в знакомую «Kiss this». Итан тронул надпись кончиками пальцев прежде чем сесть на матрас и мазнуть по ней уже языком.       — Итан! — взвизгнул Дамиано фальцетом и почему-то рассмеялся, пытаясь укатиться хоть куда-то.       — Что «Итан»? Я строго следую инструкции!       — Ты серьезно?       — Инструкция, Дамиано. Потому что я все больше думаю о том, чтобы связывать тебя покрепче и делать все по-своему пока мы не закончим этот бедлам.       — Сделай это, — Дамиано заложил руки за спину точно так, как многие месяцы назад его просили сделать для обвязки, — Так у моих страданий будет хотя бы какой-то смысл!       Итан тяжело вздохнул. Дамиано несмотря на вот такие закидоны иногда казался ему слишком совершенным, чтобы быть реальным. Не мог кто-то быть настолько способным заполнить собой все выбоины души и сгладить острые углы. И все же почти идеал был здесь, и, извиваясь змеей, буквально выпрашивал то, от чего другие люди частенько бежали, как от пожара. Итан запустил пальцы в каштановые волосы, стоявшие у Дамиано дыбом на затылке, чтобы легонько потянуть его за них на себя и прижаться губами уже к основанию шеи.       — У меня нет ничего подходящего и достаточно безопасного. Но завтра я что-нибудь придумаю.       — Завтра, — повторил возмущенным эхо Дамиано, — у тебя вечное завтра.       На большее его не хватило — слова превратились в невнятное бульканье, стоило только тронуть зубами кожу на плече.       Утром Итан проснулся от того, что что-то тяжёлое приземлилось ему на грудь. Он с огромным трудом разлепил глаза, и, ориентируясь по свету в комнате, понял, что все возможные и невозможные будильники давно отзвонили. Итан подскочил на кровати и тут же столкнулся взглядом с сияющим, как начищенный таз, Дамиано.       — Завтрак на тумбе…не хотел тебя будить, так что упер все что мог со шведского стола. И посмотри: я то принес?       Итан, зная наперед, что сначала поесть ему не дадут, подтянул к себе за угол невзрачный крафтовый пакет. Внутри лежали… Внутри лежали кожаные наручники, пугающие своим видом, но совершенно точно не должные оставлять следов на теле. Аккуратные застёжки, крепкие; ровные скруглённые мягкие края — явно не дешёвка. Итан одобрительно цокнул языком. Но в пакете было еще что-то. Итан вытряс жесткую пластиковую коробку и, давя в себе вполне отчетливое восхищение наглостью и хитрожопостью Дамиано, принялся рассматривать ее содержимое через прозрачные стенки.       — Ты не перестаешь меня удивлять, — пряча зубы за губами, улыбнулся он.       — Силиконовый хуй — это достаточно ясная для тебя инструкция?       Дамиано нервно дёрнул головой, от чего сережки в ушах громко звякнули. Лицо его, шея и даже видневшийся в расстегнутом вороте фрагмент груди стремительно покрывались пунцовым румянцем. Итан на автомате потянулся за телефоном — в его коллекции фотографий остро не хватало этого момента. Да и подразнить Дамиано никогда не было лишним.       — Не уверен.       — Не уверен он! Я тебе на чистом романеско объясняю. Ебать, ты зачем снимаешь?       Дамиано закрыл лицо руками, но попытку отнять камеру не предпринял.       — Для истории. Редкие кадры. Ты в смущении.       — Не вздумай выложить.       — Пока ты не сказал — я даже не думал!       — Серьезно, Эдгар. Не надо.       — Не надо или ты не хочешь? У тебя всегда язык отсыхает, когда надо говорить о том, что ты хочешь.       Итан остановил запись видео, откинул одеяло и опустил ноги на пол, чтобы подняться, он собирался во что бы то ни стало обсудить эту проблему, но не вышло.       — Дело не в том, что я хочу, а в том, что должно. Завтрак, душ, прогон перед концертом, вперед, ковбой, пока нам задницы не отъели, — как нашкодивший кошак, почувствовавший неприятности, Дамиано поспешно решил ретироваться, — Я к белобрысым, помогать доставать Тони из анабиоза. А то Вик не справляется и уже настрочила мне километр сообщений, состоящий из мата и SOS-морзянки.       Итан не успел даже глазом моргнуть, как остался один на один с тарелкой остывшей до состояния пудинга овсянки, накрытой бумажной салфеткой с изображением фрегата, стопкой двойных бутербродов с сыром и маслом, пятерки булочек с изюмом и орехами и аж тремя полными до самых краев стаканами с соком. Таким количеством можно было накормить половину танкового взвода, а не одного не шибко вообще жалующего завтраки вампира. Так что Итан упаковал все оставшееся с собой в клуб в качестсве перекуса, но есть в итоге никто не хотел.       Взвизгнула гитара, и вслед за ней хрипло заорала Виктория.       — Да блядь, Дамиано! Что с тобой не так?       Понять ее было можно — шестой раз подряд он пропускал момент, когда требовалось вступить, словно не из-под его шариковой ручки вышла песня, к премьере которой они так усиленно готовились.       — Мне что-то не хорошо, голова кружится, — Дамиано отпихнул от себя микрофонную стойку и поспешно сел прямо на пол.       — То тебя рвет фонтаном, то брюки не сходятся… А не беременная ли ты часом, милочка? — Вик бухнулась рядом с ним, Томас предпочёл усесться лишь на корточки, а Итану, которому нужно еще было выбираться из-за барабанов, пришлось и вовсе спрыгнуть со сцены, чтобы заглянуть Дамиано в лицо. Симптомы были видны невооружённым глазом: посеревшая кожа, мелкий тремор пальцев и объемы еды, принесенные на завтрак.       — Я заберу его на пару минут, выведу на воздух, — не терпящим возражений тоном отчеканил Итан и буквально утащил Дамиано на себя, но повел не к служебному выходу, а в сторону подсобок, где усадил на ящик для оборудования.       — Ну и? Ничего мне сказать не хочешь? — спросил он, опускаясь на колени.       — Это второй в истории земли случай непрочного зачатия! — попытался отшутиться Дамиано.       — А серьезно… Голод не затыкается что бы ты не ел и вне зависимости от объема?       — Да.       Итан молча полез в карманы, выудил из левого и швейцарский нож, и зажигалку.       — Будем считать это чрезвычайной ситуацией. Но я бы предпочел, чтобы мне не нужно было творить такое в последствии.       — Что ты? — Дамиано с неприкрытым удивлением распахнул мутные глаза, когда Итан принялся расстегивать рубашку, наблюдая как тот несколько раз провел лезвием над огнем, поболтал ножом, остужая, а потом, даже не зашипев, чиркнул себя под ключицей.       — Пей… Пока не закрылось. Это поверхностный порез.       — Разве не рано?       — Пей, говорят. Болтать потом будешь.       Губы у Дамиано были шершавыми, дыхание жарким, а его волосы так и лезли в нос. Итан втянул воздух ртом, борясь с неуместным сейчас возбуждением.       — В Милане вместе пойдем на охоту. Возражения не принимаются.