Красная тинктура

      Будто по голове ударили пыльным мешком — вроде и не больно, но перед глазами все плыло, в желудке болело, руки тряслись. Когда спустя пару часов и добрую сотню вопросов Виктория вышла из номера стрижей на слабых ногах от придавившего ее откровения, в душе у нее был полный раздрай. Она не чувствовала ровно ничего, никаких эмоций, даже страха, но добравшись до своей кровати и сев на ее край, долго смотрела в пустоту, ожидая что вот сейчас прозвенит будильник, вырывая ее из дико реалистичного сна. Будильник не зазвенел, ни через час, ни через два. Утро наступило, но ничего не изменилось. Дамиано по-прежнему был Дамиано, а Итан — Итаном. А вместе они были совершенно невыносимой парочкой, от которой болели зубы.       Все это походило на розыгрыш. Виктория была бы рада убедить себя в том, что ее пытаются обмануть и отмахнуться от «нового знания», благо Итан освоил когда-то в своей жизни навык наглого вранья с совершенно честным лицом, но что-то не давало покоя. Какой-то маленький голосок постоянно пищал в голове: «Итан и Дамиано — вампиры, они предложили тебе бессмертие. Какого дьявола ты вообще думаешь о том, нужно ли тебе оно?»       Итан и Дамиано вампиры… А где, собственно, доказательства? Добравшись до Рима, Виктория выпотрошила из ящика всю огромную стопку выносных дисков с фотографиями и видео разных лет и в поисках ответов села все последовательно пересматривать. Размытые видео, глупые видео, неудачные дубли каверов из тех времен, когда они все пролеживали матрас в ее подростковой спальне и гоняли Нику с открытой террасы, считая ту своей официальной локацией для многочисленных съемок. Фотографии разных лет, видео из Лондона, где она попыталась спалить кое-кого и словить их секс на камеру, резко распахнув дверь, — оказалось с такими жуткими стонами, похожими на завывания, качал пресс Дамиано, а Итан придерживал его за ноги.       Виктория нажала стрелку далее — на нее выпрыгнула запись, где эти же двое, проигравшие в споре, должны были притвориться лошадью с наездником. В девятнадцатом весь интернет был в этих видео: один (обычно длинноволосая девушка) наклоняется так чтобы с перекинутыми волосами изобразить конский круп с хвостом, второй встает позади спиной к камере, но что-то пошло не так… В общем, все пошло как обычно с этими блядями. Ставить рядом Итана в трусах и Дамиано, в той же степени одетого, было совершенно противозаконно — электричества хватило бы чтоб осветить Монако.       — Что на тебя накатило? — поинтересовался Томас, к концу четвертого дня все же осознавший, что она, вместо того чтобы праздновать победу в своем обычном духе, возвратившись с очередного интервью, лежит, завернутая в одеяло, как буррито, ходит лишь до холодильника и ванной, и планомерно садит алкоголь по вечерам уже которые сутки.       — Пытаюсь понять, когда мы из группы разномастных подростков стали чудищем, утершим носы мастодонтам индустрии.       — Есть ответ?       — Нет ответа…       Ответа у нее не было и на главный вопрос. Единственное, что бросалось в глаза, — циклы бледности. Пошатываясь больше от затёкших мышц, Виктория поднялась с кровати.       — Поеду к стрижам, может у них ответ есть.       — Вик, половина одиннадцатого вечера, ты пьяна как сапожник, тебе нельзя за руль, — попытался возразить Томас, но она только отмахнулась. Его переживания были понятны — она умудрялась вечно царапать машину и трезвой, а под хмелем история могла и вовсе закончится плачевно.       — Ничего, я потихонечку дойду. Тут три километра всего, — Виктория накинула себе на плечи одеяло будто то было супергеройским плащом, — или и вовсе такси возьму.       — Я отвезу тебя.       — Нет.       — Почему нет? — спросил Томас.       Она замерла в дверях спальни. Почему-то до Виктории только сейчас дошло, что про Томаса в своей жизни и о его месте в ней ввиду открывшейся перспективы она и не подумала. Виктория подумала об отце, о сестре, о том, что музыкальную карьеру придется завершить где-нибудь так в возрасте нынешней Мадонны. Вопрос, что будет с Томасом, не посетил ее ни единого раза. Зато в голове прокуренным голосом покойной Елены всплыло одно странное и даже сомнительное утверждение: «Когда сталкиваешься с чудом — нельзя думать о последствиях!».       — Потому что я задыхаюсь… — попыталась соскочить с темы Виктория, понимая, что если обернется сейчас, то останется и уже больше никогда не найдет в себе силы поехать к Итану с Дамиано, чтобы принять их предложение. И что хуже всего — вывалить всю горькую правду на Томаса было тоже нельзя, и не потому, что те двое строго настрого запретили ей кому-то что-то рассказывать, а потому что тот смиренно отвезет ее и еще за ручку подержит, зная, что с этого момента их пути разойдутся. Рыцарь хренов. Бесит! — Постоянно одни и те же три рожи. Дамиано, Итан и ты. На работе и дома, я уже не помню, когда вообще ходила куда-то без вашей свиты.       — Но сейчас ты едешь к ним.       — Потому что меня даже Мартина в такой час выставит. Не осталось у меня друзей… Знаешь, у меня нет сил с тобой скандалить. Поэтому, предлагаю промотать к тому месту, где мы друг на друга смертельно обиделись, и я прямо в пижаме уехала.       — Виктория.       — А когда-то была Винни, — пожала она плечами, наспех застегивая сапоги, — не ходи за мной… как доберусь — попрошу их тебя набрать.       Желто-красный Рим будто померк… С неба сыпался частый дождь, темные воды урчали в водосточных трубах, блюющих прямо на мостовую, а низкое небо склизким опухшим от облаков языком облизывало крыши домов Трастевере. Мегаполис был серым, мрачным, будто вытащенным из воспоминаний простывшего туриста, а еще холодным и источавшим смрад, как пролежавший пару недель в канаве мертвец.       Виктория зябко втянула голову в плечи и накинула капюшон. В своем решении она была уверена, хотя в объятья почти верной смерти ее кидал исключительно страх. Год, проведенный взаперти, несомненно, помог с паническимим атаками, но в то же время взрастил в ней другую почти что фобию. Когда ее ровестники ровестники обсуждали «Иллюзию обмана» и наслаждались теплейшим летом, она кисла в четырех стенах, потому что спуститься вниз и столкнуться с реальным миром, не задохнувшись при этом, было слишком сложным. Она лечилась год. Она пропустила год и тогда это была целая одна тринадцатая ее жизни. С тех самых пор Виктория боялась не успеть пожить, и безвременная кончина мамы только подлила масла в этот огонь. Только поэтому она спала по три часа в сутки и работала на износ, заставляя и троих других следовать за этим ритмом. А теперь у нее был призрачный шанс получить вместо восьмидесяти лет безлимит, и ничто и никто в этом мире не могло удержать ее искушения пойти ва-банк.       Ухнув по щиколотку в ледяную лужу, Виктория выругалась себе под нос и все же заставила задать самой себе вопрос, про который она, все еще не пришедшая окончательно в себя, позабыла. Любила ли она Томаса? Да, несомненно, всем сердцем, но, если она выживет — она вернется к нему и проведет с ним все отведенное им время. Виктория не питала иллюзий, и не рисовала себе любовь до гроба. Она прекрасно понимала, что со временем все эти чувства растворятся в буднях, переродятся во что-то другое. У всего всегда есть финал — и все, что следует делать, так это наслаждаться моментом до того, как плюхнешься жопой в бессмысленную и бесцельную клоаку повседневности. И вообще, если все выгорит, она всегда успеет выманить у тех двоих рецепт или просто сопрет ампулу — исключительно для одного человека.       — Вик? Что стряслось?       Дверь ей открыл закутанный в простыню, как тогу, босой Дамиано, и Виктория тут же оттеснила его от прохода, чтобы просочиться внутрь квартиры, оставляя за собой грязные следы на неприлично чистом для располагавшегося у входа кремовом ковре.       — Где ваше шаманское зелье?       — Какое?       — От которого больше шансов подохнуть, чем переродиться. Я хочу рискнуть.       — Ясно… — в один момент став как будто таким же пасмурным, как погода за окном, кивнул Дамиано, — Я постелю тебе в гостевой спальне. Как давно ты ела?       — Это имеет значение?       — Я был без сознания трое суток, тебе понадобятся все силы… Раздевайся, я сейчас тебе ризотто разогрею. Только с Итана наручники сниму и оденусь. Что ты сказала Тони?       — Ничего… — ответила Виктория. Протрезвев за прогулку, теперь она погружалась некое подобие хандры, когда по сотне раз в час проверяешь телефон в ожидании сообщения от человека, который точно не напишет, и не позвонит. И всё же, выуживая из кармана мобильный, Виктория проверила уведомления: ни пропущенных звонков, ни входящих сообщений. Томас, знавший ее как облупленную, даже не пытался выйти на связь, знал, что она ещё не остыла, — Мы с ним поцапались.       — А с чего? Хотя не важно. Сейчас его наберу, скажу, что ты у нас.       Итан, взъерошенный и раскрасневшийся, появился спустя половину минуты, растирая запястья, окинул Викторию, притулившуюся на высоком стуле у острова, разделявшего гостиную от кухонной зоны почему-то печальным взглядом.       — Уверена?       — Нет.       Перед ней со стуком опустилась поспешно разогретая в микроволновке глубокая тарелка, убийственно пахнущая рыбой. Холодное по центру и обжигающее по краям ризотто с копченой скумбрией и шпинатом, что ей предложили на ужин, явно было творчеством Итана, не Дамиано — от его запаха Викторию тут же замутило.       — Тогда ешь! — не терпящим возражения тоном потребовал принесший еду Дамиано и всучил ей вилку, пока Итан принялся искать что-то по ящикам сначала гарнитура, а потом и вовсе в письменном столе, — Последние десять минут на подумать.       Давясь через раз, Виктория смиренно съела все до крошки.       — Довольны?       — Вполне… — Итан кивнул и протянул к ней свои руки, пока подозрительно притихший Дамиано ожесточенно принялся намывать посуду, — Давай руку, где вену лучше видно.       Виктория закатала правый рукав и отвернулась, стараясь даже боковым зрением не смотреть ни на вату, ни на одноразовый шприц, ни на ремень, ни тем более на сомнительного вида склянку, из которой Итан нацедил что-то напоминающее по виду подкрашенное прогорклое масло. Чувство было такое, будто вот-вот наизнанку вывернет — не хотела рыба укладываться в желудок.       — Сейчас будет максимально неловкий вопрос, — процедила сквозь зубы Виктория, морщась от ледяного прикосновения чужих рук, — но Томас.       — Придумаем что-нибудь. Не беспокойся.       — Я не об этом.       — Не думаю, что его склад характера подходит на роль алкающего вечность. Но я понимаю твой вопрос. Поговорим с ним, когда станет кристально ясно с тобой.       Не дав и секунды на обдумывание своего ответа, Итан всадил иглу. Виктория дернулась, но хватка была сильнее. Холодно. Жидкость, медленно поступавшая в вену, была температурой как жидкий азот или что-то из той же оперы.       — Зажми, — сухим, почти механическим голосом попросил Итан, прикладывая к месту инъекции ватку, смоченную в водке, — через пару часов начнется озноб и пойдет по нарастающей… Предлагаю умыться и лечь спать.       Дамиано, как-то явно незаметно для себя выполнявший все обычные функции жены семейства (ткнуть бы его носом, да вызверится и будет по-своему прав), протянул безразмерную футболку, что сдёрнул с раскинутой прямо посреди кухни-гостиной сушилки, и раздражённо постучал пальцами по столешнице рядом с локтем Виктории, когда она в достаточной мере не поторопилась ту забрать из его рук.       — Ит?       — У?       — Я тут подумал…       Виктория на автомате закатила глаза. Дамиано даже договаривать предложение не требовалось — Итан понимал его с наклона головы и движения бровью, а вот остальным оставалось только гадать, что происходит в этих головах.       — Если ты считаешь это приемлемым, то я не против.       — Что? — Виктория успела только возмущенно квакнуть, а ее уже подхватили, перебросили через плечо и куда-то потащили.       — Закончишь тут и тоже, — потребовал решивший изобразить пещерного человека Дамиано, обращаясь уже к Итану, и быстрым шагом вместе со своей ношей двинулся прочь из гостиной — в сторону отнюдь не гостевой комнаты.       — Этого в договоре не было! — принимаясь оглядываться, фыркнула Виктория, когда ее сгрузили почти в самый центр постельного гнезда. Интерьер спальни ей был вполне знаком — в гостях у Итана и Дамиано она оказывалась не первый раз, но обычно к ее приходу подушки лежали идеальной пирамидой на застеленной лоскутным одеялом кровати, зеркальная дверца шкафа во всю стену не была изгваздана отпечатками ладоней, и уж точно ни презервативы, ни смазка, ни БДСМ- атрибутика не находились на виду. На секунду Виктории даже стало стыдно — создавалось однозначное впечатление, что ее несогласованный поход в гости сорвал чью-то прелюдию.       — Это в твоих интересах, — в отличие от Виктории, тщетно пытавшейся превратить все в шутку, Дамиано был предельно серьезен, — Начнет падать температура и отогревать тебя придется даже бутылками с горячей водой, — Нам будет проще следить за твоим состоянием, если ты будешь буквально под боком.       События следующих дней Виктория едва могла припомнить, те запечатлелись в ее памяти в виде какого-то кошмара, а все участвовавшие в них люди — клоунами. Последним чистым воспоминанием было то, как пришел Итан, притащивший еще одеял и подушек, и как он заставил улечься между собой и Дамиано.       Кажется, приходил Томас, но его не пустили, точно приходила Марта — ее возмущенный голос визгом ударной дрели ввинчивался в мозг даже через стены. На счастье, ту тоже не пустили дальше порога — право для Виктории лежать, а не шататься по пустым интервью, ее мальчики отвоевали какими-то титаническими усилиями, и все же семнадцатого, не приходя в сознание, пришлось играть акустику нового альбома. В узком кругу почти «для своих», кажется, никто не заметил, что спина у басистки покрылась холодным потом уже спустя три минуты, а ноги сводило так, что хотелось выть волком, а не просто со всей силы бить каблуком о застеленный коврами пол.       Когда Итан вроде как в шутку понес ее до машины, Виктория была благодарна ему всей душой. Сил на то, чтоб преодолеть метров сто уже не осталось. Когда ее вырвало прямо в салоне — в предупредительно вытащенный Дамиано из кармана куртки очередной зеленый полиэтиленовый пакетик, Томас как-то растеряно нахмурился.       — Винни? Ты точно в порядке? Тебя уже второй раз за четыре часа вырвало.       Ему показали ему большой палец.       — Порядок. Месяцев через девять полегче станет, — как можно более небрежно отмахнулась Виктория, но лицо Томаса после ее слов ощутимо вытянулось.       — Ты ничего не хочешь мне сказать. Важного там?       — Я заказала пачку новых полотенец нам домой, если я тебе дам номер заказа, сможешь забрать из пункта доставки?       — Вииик, — протянул Томас, пока Виктория пыталась понять, почему и Итан, сидящий напротив нее, и сидящий рядом Дамиано покраснели и теперь, давя смущённые смешки, переглядывались между собой.       — Что? — возмущённо переспросила она.       — Думается мне, что Тони подумал не про те девять месяцев, — буркнул Дамиано, — Вик про то, что у нас из планов пока последний концерт в декабре. Как раз срок.       — А… — протянул Томас, в его глазах отчетливо виднелось разочарование, — Слава богу.       — Остановите где-нибудь тут, — немедленно попросил Итан у явно развесившего уши водителя, чьей задачей было развести их квартет по домам, хотя до нужного действительно адреса оставалось кварталов пять, — дальше мы с Дами дойдем сами. Виктория?       — Я засиделась у вас в гостях… пора и честь знать. Так что я домой.       — Тогда до завтра.       — Пока-пока, — выскальзывая змеей вслед за Итаном, уже выбравшимся из салона, попрощался Дамиано, — постарайтесь реально бейбика не заделать.       — Твои пожелания точно учитываться не будут, — на автомате съязвила Виктория. Голова кружилась, кости ломило, но в целом она уже была готова справляться с возвратной лихорадкой без неусыпного надзора, а приступы запросто можно было списать на регулярное похмелье, к примеру.