Красная тинктура

      — Какая серьезная булка! — констатировал Дамиано, — Лет через пятнадцать-семнадцать тебе будет достаточно моргнуть вот этими длиннющими ресницами, и все парни будут падать штабелями… и девки тоже. Выберешь сама, кто тебе больше придется по душе. Или не будешь выбирать.       Младенец, будто действительно понимая, что ей пытаются донести, долго смотрел на склонившегося Дамиано большими темными глазами, а потом вякнул. Звонко, так, что сидящий рядом на соседнем плетеном стуле открытой террасы Итан вздрогнул от неожиданности и едва удержал себя от того, чтобы перекреститься. Вместо этого он только пригубил из своего фужера. Кажется, Дамиано еще не осознавал, что они влипли в очередное приключение, и все еще наслаждался обществом плотно спелёнатого свертка, возраст содержимого которого, навскидку, не превышал неделю.       — А пока смотри, что есть у дяди! — за неимением ничего иного, что сгодилось бы на роль игрушки, Дамиано открутил от своих ключей брелок в виде плюшевого пингвина и теперь пытался привлечь внимание проснувшейся малышки, медленно водя им у нее почти перед самым носом. На удивление — работало… Девочка, то теряя фокус, то снова находя взглядом игрушку, пыталась следить за ней глазами.       Итан тяжело вздохнул. Дамиано всегда очень органично смотрелся с детьми, возможно потому, что, несмотря на свои годы, все еще оставался сущим ребенком. Только безответственный ребенок, зная, что им со дня на день выступать на разогреве у Роллинг Стоунс, мог отложить микрофон, прекратить репетиции и утащить практически за шкирку своего жениха (где-то в глубине души Итан все ещё пребывал почти в первобытном ужасе от того, как круто поменялась его жизнь за последние несколько лет) гулять по осеннему Нью-Йорку. В отговорку, что Дамиано нужен свежий воздух, чтобы поймать идею новой песни, которую он вынашивает уже не первый день, Итан перестал верить в тот же момент, когда сам ее же и озвучил, поэтому они, все же милостиво отпущенные в вольное плавание двумя другими членами группы, просто отправились бесцельно бродить по городу.       Многочисленные прохожие шли в обе стороны, и на двоих таких же обычных пешеходов не обращали ни малейшего внимания. Высокие дома в несколько этажей отбрасывали густую тень, дающую прохладу. Стоял один тех осенних вечеров, когда свет солнца, клонящегося к горизонту, вот-вот и можно зачерпнуть, чтобы испить как апельсиновое вино, плавно перетекающее в вишневый ликер. Итан невольно любовался каждым встреченным ими по дороге человеком: любовался девушками, высыпавшими стайками на выпутавшиеся из оков летней жары и липучки расплавленного асфальта улицы, подростками в коротких шортах и полупрозрачных кофтах, не желающими потерять ни единого дня с идеальной погодой, предшествующего тем, когда придется завернуться в неуклюжие зимние одежды, любовался юношами-скейтерами, двигающимися так, будто в их телах ни единой кости, любовался пожилыми парами, медленно скользящими по тротуарам, позабыв про свои болезни. Но больше всего он любовался Дамиано. Теплый свет нежно гладил его кожу, путался в вязи татуировок.       На душе у Итана было настолько спокойно, как не было, наверно все четыреста лет с лишком лет его жизни, поэтому, когда Дамиано предложил не возвращаться в отель, а поужинать в рыбном ресторанчике, чтобы потом продолжить прогулку, он не нашел ни одного аргумента против. В Риме провернуть такое уже слишком давно было невозможно. Здесь же они были лишь одной из многочисленных парочек на очередном свидании. В Америке пока они могли сесть, где хотелось, а не в глухом углу, не боясь, что завтра кадр их целующихся, снятый зеваками на телефон, облетит все социальные сети, включая не только самые безалаберные фан-аккаунты, но и попадет в каждую желтушную газетенку.       — Может, стоило смотреть дом не в предместьях Рима, а в Калифорнии? — выглянув из-за затянутого в голубоватый коленкор меню, с хитрецой в глазах спросил Дамиано.       — Хороший статусный дом в Малибу или Беверли-Хиллс мы даже вчетвером не потянем. А какая-нибудь Санта-Кларита, думается мне, ничем не отличается от Фонди.       — То есть мы до города Ангелов еще не долетели, но ты уже приценивался.       — Конечно, — кивнул Итан, давя улыбку. Трудно было признавать, но он по привычке уже просчитывал возможные ходы отступления в вечность, и пока получалось, что проще всего было купить через подставное лицо какое-нибудь удаленное от основных дорог ранчо где-нибудь на Среднем Западе или шале в малолюдном районе Скандинавии, чтобы отсидеться там лет десять. Вик, ясное дело, как деятельная и тусовочная натура, будет выть… но скука Виктории решалась просто — ей нужен Томас. Он точно заземлит и займет ее в должной степени. Проблема была в том, что к нему пока было не понятно, как подступиться. Если Дамиано дошел до вопросов сам, Виктория не постучалась в удачный момент, то Томас, чей мир строился вокруг изгибов гитар и изредка изгибов тела одной конкретной блондинки, словно вообще не замечал ничего вокруг.       На любую сознательно оставленную в поле зрения зацепку их гитарист находил рациональное объяснение, где термин вампиризм не лежал даже близко. И, если честно, эта его зашоренность начинала раздражать настолько, что по итогам беседы за бутылкой текилы было принято решение прижать его к стенке в декабре, по размещению в обещанной студии в Аквапенденте.       — И есть что-то интересное? — спросил Дамиано.       — В половине штатов будет проблематично высадить черную смородину и крыжовник на придомовом участке. А в тех, что вдоль границы с Канадой, скорее всего не выживут привычные для Италии сорта роз.       — А по цене?       — Дом в Фонди явно вышел нам дороже, чем мог выйти дом в где-нибудь в предместьях Нэшвилла.       — Думаешь, мы поторопились?       — Знаю, что нет. Пожить в столице кантри мы еще успеем. Если ты понимаешь, о чем я.       В ответ Дамиано шутливо ткнул Итана носом ботинка.       — Если выбрал, то давай позовем ту очаровательную девушку, что обещала быть нашей официанткой сегодня.       «Очаровательной девушкой», по его мнению, была чуть полноватая особа с торчащими хвостиками и брекетами, лет семнадцати. Итану почему-то подумалось, что это дочь владельца — иначе бы ту едва ли бы допустили к продаже алкоголя. Но эта особа прекрасно справлялась со своей работой: играючи посоветовала и правильно кислое белое вино из местных, и с ловкостью мошенницы развела застопорившегося из-за нежелания пить просекко Дамиано на фирменный коктейль заведения с маракуйей. Тот, незаметно для себя, выцедил целых четыре прежде, чем смог приостановиться, дойдя до нежно любимой Итаном стадии своего опьянения, когда все мысли оказывались на языке, но танцевать или как-то неадекватно вести себя его еще не тянуло.       — Спаиваешь меня? — спросил Дамиано, будто внезапно, у Итана, стоически еще цедившего лишь второй бокал вина и неспешно ковырявшего похожую на пухлое облако крабью котлету. Свою пасту с осьминогами (они даже тречче в этой стране умудряются превратить в кашу!) он уже давно приговорил и теперь меланхолично листал меню, явно раздумывая, влезет ли в него по признанию той же официантки неприлично большая порция ежевичного пирога с тмином, или стоит остановиться.       — Безусловно, — подыгрывать в таких ситуациях Итан считал своим долгом. Дамиано тогда будто случайно выдавал свои самые сокровенные фантазии, большинство из которых были совершенно незатейливы, и могли быть исполнены почти без подготовки.       — Скажи честно, что за коварный план у тебя в голове…       — А ты как думаешь?       Дамиано вспыхнул щеками.       — Если бы мы были в Италии, то я бы подумал, что ты хочешь отвести меня в клуб к мадам Тарантул и вместо того чтобы ловить у неё наш очередной совместный ужин, подвесить меня как кашпо на одном из тех крюков в общем зале …       — Полагаю, такую публичную сессию можно и устроить, но лишь с проверенными лицами, — ничем не показывая свое не-удивление кивнул Итан, — Люди должны только смотреть, или позволишь им себя трогать?       — Я только твой… — Дамиано стыдливо отвел глаза, что говорило о том, что он прекрасно понимал, что сам себя загнал в угол, — и хотел бы, чтоб так и было. Но немного можно, как на концерте. Однако есть маленькое «но», даже два: мы не в Риме, и я прекрасно помню, что в подвал не пускают даже чуть поддатых, так что это не может быть твоим планом.       — Будешь гадать дальше?       — Это бесполезно, как спорить с моей мамой. Я придумаю тысячу сценариев, а ты выдашь тысяча первый.        — Доверишься мне?       — А когда я не делал этого?       — Ну да.       Итан привстал и, оперившись на локтях, перегнулся через стол за поцелуем. Дамиано коротко чмокнул его в губы, а затем надавил ладонью на лоб, заставляя от себя оторваться.       — Ты помнишь правило: мы не оскверняем уборные тех заведений, куда планируем еще возвращаться.       — Тебе же не понравилась паста.       — А тебе явно понравилась котлета. Я смотрю, ты даже соус готов куском чиабатты вымакать.       — Я не… — Дамиано склонил голову на бок, пресекая попытку наврать ему, — Ладно, ты прав, это действительно неплохо, но трески здесь больше, чем краба.       — Ну что, тридцать процентов на чай и продолжим забег?       — Да. Давай просить счет.       Попросить они не успели — к ним подошла девушка: взлохмаченная, с жуткими синяками под глазами, одетая явно не по погоде — в замызганные, лоснящиеся от долгой носки угги и длиннющий наглухо застегнутый черно-белый пуховик, придававший ей сходство с пингвином — хотя скорее причина была в переваливающейся, чуть склоненной вперед походке. Итан благодаря своему, хоть и давнему, но опыту лекаря, волей-неволей вспомнил, что такие бывают у женщин с проблемами в гинекологии. На руках у незнакомки спала малышка.       — Добрый вечер. Простите меня, пожалуйста…       Дамиано ощутимо подобрался — и вроде бы все еще сидел на плетенном кресле в той же позе, но теперь от него разило какой-то ершистой энергией.       — Не могли бы вы присмотреть за малышкой немного? Мне совсем не с кем ее оставить. И денег на няню нет… Вы выглядите порядочными, она же будет с вами в безопасности?       Итан от удивления даже клацнул зубами. С одной стороны, он был рад, что подошедшая была не фанаткой. С другой — насколько нужно быть отчаявшейся, чтобы просить помощи у людей с улицы? Дамиано пнул его под столом, явно подумав о том же, и тут же поднялся.       — Да, конечно.       — Господи, вы даже не знаете, как я Вам благодарна! — девушка сгрузила свой сверток прямо ему руки, — Ее зовут Палома, и в ближайшие часа три она не проснется.       Итан, тоже вставший, попытался сунуть горе-матери помятые доллары, что нашлись в портмоне, но та шарахнулась от них, как черт от ладана.       — Нет. Нет. Нет. Вы слишком добры. Я не возьму деньги! Просто присмотрите — это не займет много времени.       — Хорошо, — Итан решил не спорить только потому, что Дамиано, уже прижавший малышку к сердцу, разве что не светился, — Бегите туда, куда нужно, мы присмотрим за Паломой.       — Вы ангелы во плоти! — девушка сложила ладони в молитвенном жесте и послала им обоим воздушный поцелуй, чтобы уже через минуту сорваться и побежать настолько быстро, насколько позволял ее наряд.       Палома, вопреки заверениям родительницы, проснулась уже минут через двадцать и теперь какими-то совершенно невероятными, похожими на черное ночное небо глазами, рассматривала окружающую действительность, где над ней склонился какой-то доселе невиданный человек с игрушкой.       — Папаша, мы сидим здесь уже три часа, на улице давно стемнело, — Итан зябко поежился и приподнял воротник пиджака, — Думаю, надо послушаться местных и вызвать полицию. Чем дольше мы сидим, тем меньше шансов, что эту кукушку вообще найдут.       — А можем оставим Полли себе? — совершенно ожидаемо предложил Дамиано.       — И как ты представляешь это? Если бы на дворе была бы хотя бы середина века двадцатого, то можно было бы выдать за взятую на попечение родственницу. Но при нынешнем строгом учете людей — мы огребем столько проблем за похищение ребенка, что до конца жизней будем расхлебывать.       — Хорошо… — с явной неохотой процедил он сквозь зубы, доставая телефон, — будем делать, что должно.       — 911. Какой точный адрес вашей чрезвычайной ситуации? — оператор ответил с поразительной скоростью. Полиция приехала тоже на удивление быстро. Зато завалили бюрократией так, что хотелось удавиться.       — Да, она несколько раз проговорила это слово «безопасно». Почему это так имеет значение? — невольно огрызнулся Дамиано, когда это у него переспросили это уже раз в седьмой.       — На территории США действуют законы Моисея, — не менее устало пробурчал пожилой мужчина с моржовыми усами, который оформлял теперь их дело, — В Нью-Йорке вот женщина может оставить ребенка в возрасте до месяца в безопасном месте и не преследоваться по закону. Только нахуя — пардон — сплавлять на руки людям, если есть госпитали.       — А что будет теперь с Паломой? — спросил Итан.       — Опека, возможно усыновление. Хорошенькая девчушка… Жалко ее.       — Если это разрешено, то мы бы хотели знать о ее дальнейшей судьбе.       Мужчина хмыкнул, как-то понимающе скосился на руку Дамиано, отказывающуюся отпускать чужую ладонь.       — Посмотрим, что можно сделать. Номера ваши у меня есть, если понадобитесь для дачи показаний еще раз — свяжусь. Можете идти.       — Мда… мы влипли, — протянул Дамиано, когда они выбрались уже на крыльцо полицейского участка, и принялся озираться в поисках места, где можно закурить, не нарвавшись на штраф. Холодный предрассветный ветер с Атланики дул во всю силу, разве что проводами не гудел, — а ты, кстати, так и не сказал, что задумал.       — Есть одна мысль. Но с ней надо погодить пару дней.       — Мне начать бояться за мою задницу?       — Не больше чем обычно, мой план больше по твоей требухе.       — В смысле?       — Сожрать тебя собираюсь, печеночный паштет, там, почки, там, жареные, — все равно смеясь над своей не шибко удачной шуткой, Итан толкнул Дамиано плечом, чтобы уже через секунду притянуть к себе и поцеловать за ухом, — Увидишь. Я нашел прекрасный соус, который подойдет к твоему сердцу.