Красная тинктура

      Томас никогда не считал себя глупым, просто в девяносто девяти случаев из ста ему было плевать на то, что происходит вокруг него. Еда, если не была просроченной, в любом случае была едой, кровать, если в ней не водились блохи и клопы — кроватью даже с комковатым матрасом, а спать он мог при любом шуме. Иногда ему казалось, что он родился не там и не тогда. Ему бы в эпоху Вудстока, в фургончик Volkswagen к бесконечным серпантинам посеревших дорог Америки, чтоб по ночам спать на раскладных сидениях минивена между Викторией и Альвой под черным, усеянным брильянтами звезд небом, но он, как вечный любитель опаздывать, опоздал даже с этим. Лет так пятьдесят-шестьдесят. Хотя, плевать на это.       Но Томасу не было плевать на их квартет. В конце декабря их четверых ждал замерший в веках городок под названием Аквапенденте. Население чуть больше пяти тысяч человек: никаких ночных клубов, никаких папарацци, из кафе — полтора десятка сомнительных мест. Идеальная берлога, чтобы залечь на дно и отдышаться. Никто из менеджеров еще даже во время первых дней после выигранного Сан-Ремо не мог даже предположить, что летом подопечные попадут в первую двадцатку исполнителей на Spotify, что на них будет подписана Майли Сайрус, а в директ общего аккаунта группы будет писать команда Макса Мартина. Это было безумием. Томас время от времени щипал себя за бедро, боясь, что он проснется и окажется, что он проспал историю первым уроком. Не просыпался и начинал бояться пробуждения еще сильнее.       С другой стороны Томас сомневался в необходимости декабрьской передышки. Ленивая расслабленность всегда на них отвратно влияла: Итан впадал в меланхолию, Дамиано от скуки начинал творить херню, обычно заканчивавшуюся для кого-нибудь (чаще всего для его самого) незапланированным визитом в приемный покой ближайшей больницы, Виктория просто пыталась сбежать туда, где было все интересное. В этот раз все было в разы хуже. У тех троих образовались секреты, правда секретами те не были. Томас прекрасно видел, что другие двое не просто время от времени потрахивают его девушку, но и обратили ее в такого же вампира, как и они сами. Виктория теперь периодически исчезала, а возвращалась пахнущей медью и чужими людьми.       Томас мог с легкостью закрывать глаза на первое, не ощущая себя рогатым оленем: с Дамиано и Итаном он с таким же успехом мог разделить и зубную щетку, и трусы (и нет, он не приравнивал Викторию к этим вещам, просто такой уровень интимности у нормальных людей тоже попадал под запреты), но со вторым так не получалось. Как бы он не крутил в своей голове мысли, но безрадостное будущее, где он состарится и умрет, а они останутся, неизменно отбрасывало тень на настоящее и заставляло действовать обходными путями.       — Ребра, ребра, барракуда тебя покусай… — бурчала Виктория куда-то в область стыка плеча с шеей (разница в росте категорически мешала ей адресовать свою речь куда-то выше), но руки в каком-то автоматическом жесте сцепившиеся на поясе разъединять не спешила. Они стояли посреди гостиной дома-студии, брошенные на произвол судьбы стрижами. Дамиано только что отзвонился. Итан повредил спину, и они приедут только если невролог скажет, что там ничего серьезного. Томас честно не хотел знать предысторию травмы: подобности могли оказаться пересказом камасутры. Отсутствие Дамиано и Итана означало, что работать им с Викторией придется исключительно вдвоем. Дамиано хоть и обещал подключиться по видеосвязи и уже скинул наспех сделанные снимки страниц своих блокнотов, но проку с этих наработок было как с козла молока — они выглядели как глиняные таблички с неизвестной никому письменностью.       Дамиано думал на языке таланта…или это было какое-то изощрённое наказание богов, но даже спустя годы и кучу частных уроков музыки, призванных догнать хоть как-то давно ушедший поезд, перевести его записи на человеческий мог только Итан. Стрелочки, завитушки, сердечки, звёздочки и лишь изредка привычные обозначения аккордов.       Томас скосил взгляд на последнее присланное фото: страница была вся синей от шариковой ручки и поверх синевы корректором были написаны лишь четыре строчки:       They say ain’t love without pain,       Like rose without thorns,       And like the desert longs some rain,       I'm waiting for your storms.       Что предлагалось с этим и всем остальным делать? Дамиано, быть может, и знал интуитивно, что там должно следовать, но не говорил. А Томас уже слишком хорошо выучил, что раньше времени выступать с инициативой и искать гитарные переборы — себе дороже, будет потом на него будет шипеть двуглавая змея. Точнее возмущаться в духе: «Неужели ты не видишь, что там должно быть туттуту, а не татара!» — будет Дамиано, а Итан просто молча подкрадется к тому со спины, обнимет и, когда дело запахнет жареным, брякнет: «Я его сейчас заберу, выебу и верну! Будет покладистый!»       И ведь действительно забирал, тащил до ближайшей подсобки и делал с ним что-то такое, от чего возвращался Дамиано с видом кота до состояния пошатывания нажравшегося сметаны.       Итан, идущий след в след, обычно хватался за бутылку с водой и принимался жадно пить, а тот падал на ближайшее сидение, прикуривал разве что не от своих полыхающих щек, и, затянувшись раз или два, выдавал нагора почти готовую идеальную версию песни, иногда даже не одной, где и в помине не было ни туттуту, ни татара — нужно было только успеть включить диктофон. Спустя час или два бешеной кадрили творчества Дамиано засыпал беспробудным сном. И Итан, будто верный рыцарь или уносил его в спальню или искал плед и накрывал, оставаясь караулить, будто откусившую отравленного яблока. Томас уже даже шутить не мог по этому поводу. За него самое оригинальное: наспех склеенную кривую фотожабу целующихся диснеевских принцесс — Покахонтас и Белоснежки — на фоне ревущего безутешно принца уже выложила в Инстаграм одним из вечеров Виктория.       — И что мы будем дальше делать? — спрашивала она теперь.       — Жить дальше в проклятом мире, который сами и создали, — не удержался Томас от неуместной цитаты, целуя Викторию в макушку. Быть может, их мир и в самом деле был проклят сам фактом их знакомства на четверых, — А если по делу. Худшее, что можно представить, это то что нам придется писать альбом на бобинный диктофон в Фонди. Ты же понимаешь, что если Дамиано позвонил, то там все не так плохо… Вот если бы они сгинули без следа, отделавшись СМС, вот тогда можно было бы тушить свет.       — А если они сбежали?       — Да куда они денутся? Кто мы четверо, если отобрать у нас музыку? Бросившие школу вчерашние школьники, способные разве что официантами да посудомойками работать?       — Ну тебя! — пробухтела Виктория почти басом, — Давай что ли расставим твои педали. Компрессор, дисторшн, хорус, вау-вау, ревербератор — правильная цепь?       Она закрутилась, будто волчок, явно боясь собственных мыслей, как это часто делал Итан — хватался за вещи, которые запросто могли подождать пару минут, пару часов или даже пару лет. Томас едва удержал себя от того, чтобы пнуть коробку с проводами и прочим скрабом, которую еще не донесли до места назначения. Телефонный звонок как раз поймал на половине дороги к комнате звукозаписи. Нужно было расставить вещи, обжить дом, чтобы прожить в нем несколько одновременно долгих и коротких недель, так что он тоже занялся делом, чтобы не думать лишнее в ожидании приезда второй половины группы.       Небезразличный наблюдатель заметил бы, что с ним — с Томасом — творится неладное, точно грозовая туча собиралась на его душе с момента возвращения из Америки, но другие ничего не замечали. Не подавали виду, по крайней мере, а потом, когда замотанный в пояс из собачьей шерсти Итан прибыл вместе с превратившимся в курицу-наседку Дамиано, вечером после ужина Томаса усадили за скобленный кухонный стол.       — Нам всем надо кое-что обсудить, — заявила Виктория, — и кое-что рассказать тебе, Тони.       — Я знаю все, что вы собираетесь мне сказать, — заметив их тревожные переглядывания, сказал он, — Не утруждайте себя.       — Не все, — Итан с видимым трудом уселся рядом, — есть одна вещь, в которую будет крайне трудно поверить… но придется.       — Если вы решили самораспуститься, то я вас прикончу.       В очередной раз кусающий свои заусенцы Дамиано подтащил и себе стул: «Это не касается группы. Точнее касается нас четверых, но не так».       — А как?       И снова эти переглядки. Итан кивнул.       — Наверно, говорить мне, раз уж я изначально втянул всех в эту историю… Что тебе известно о вампирах?       Томас постарался притвориться удивленным.       — Хотите запихнуть тему вампиризма лейтмотивом в альбом?       — Не в альбом, — запнувшись, Итан затравленно огляделся вокруг, — что, если я скажу, что все это правда?       Голос его металлический и пустой, совсем не походил на его обычный. Итан смотрел изучающе и насторожено, точно был в любой момент готов схватить нож с кухонного стола и начать обороняться.       — Хорошая шутка, жалко, не смешная.       — Я… мы серьезно, Томас. Никто из нас ни капли не пьян. И не укурен. Все совершенно серьезно.       Следующие мгновенья оказались безмерно тяжелыми, потому что в них, как в черную дыру оказались утрамбованы все возможные и невозможные жизни, которые могли дальше случиться. Томас не выдержал и заговорил, вышло одновременно с Итаном, но тот тут же сконфужено замолк.       — Если ты еще раз скажешь «серьезно», то я, так уж и быть, поверю тебе. Но если это все потом окажется розыгрышем, то нашей дружбе придет капут. Это дорога в один конец. И так еще раз. Ты серьезно?       — Более чем.       Томас тихонько присвистнул: «А я думал, когда вы дозреете рассказать».       — И давно ты знаешь? — спросила Виктория.       — Догадался еще когда мы первый тур катали. Вот эти двое не особо хорошо заметали следы.       — Тогда почему не сказал? — спросил Итан       — А смысл? — пожал плечами Томас, — Кто знал, как вы отреагируете? Нельзя было исключать, что и шею свернете.       — Мы? Свернем шею? — отнюдь не притворно оскорбился Дамиано.       — Вампиры, знаете, не очень добрые существа, если верить легендам. Тем более на группу это все никак не влияло.       — Вот так просто?       — Вот так просто. Так что я искал. Много. Поиски обернулись лернейской гидрой. Каждый предположительный ответ порождал десяток новых вопросов, но в итоге я даже нашел в Лос-Анжелесе диллера торгующего аурумом.       — Аурумом? — нахмурился Итан.       — Кажется, так на черном рынке называют то зелье, — сказал Томас.       Эта троица держала его за идиота, который ничего не видит — он сам создал себе такую репутацию, только это не было так. Наоборот, он знал, как ему казалось, больше, чем знали они. Он даже не просто знал у кого можно купить дозу аурума, но и приобрел ее во время последнего визита в Америку. Бессмертием, оказывается, как кокаином, прекрасно торговали Лос-Анжелеские дилеры. Нужно было только иметь хороший ВПН, чистый аккаунт в Telegram, немного везения, достаточно денег и вуаля — в руках у тебя отказывалась пятидесятимиллилитровая бутылочка с жидкостью цвета подгнившего и перебродившего граната. Невзрачная, без этикетки, которая вопреки опасениям Томаса даже не привлекла внимание таможни, слившись с баночкой салициловой кислоты от прыщей и дорожным флаконом шампуня.       Теперь вечно таскаемая за собой она жгла руки. Риск умереть был слишком велик, риск налететь на контрафакт — не меньше. Никаких гарантий черноволосая женщина, что обменяла свое зелье на увесистый конверт с наличкой, не давала. Томас, если честно, даже лица ее не видел — то было скрыто черной неопреновой маской и зеркальными солнечными очками, но вот смех ее — звонкий, чистый, похожий на звон серебряного кофейника из дорогого ресторана, точно врезался ему в память. Тот был каким-то недобрым, пугающим — а он всего лишь спросил, как она может доказать, что продает то, что продает.       — Вам придется поверить на слово, — насмешливо прищурилась она, отсмеявшись, — Это исключительно в ваших интересах, как и забыть, что мы с Вами встречались.       — Слово незнакомки — довольно забавная штука, — ответил Томас ей, пряча покупку во внутренний карман пиджака. Единственное, что успокаивало — навели его на эту женщину люди из самой крутой тусовки, и она вроде не только этим промышляла, но и подгоняла травку и оземпик нуждающимся.       — Никто не приставляет дуло к виску и не заставляет пускать средство по вене. С алкоголем и наркотой не мешать, скорую не вызывать. Будет очень херово, — она притронулась к его плечу. Черепаховые ногти блеснули в желтом свете уличных фонарей и пока Томас соображал, что спросить дальше — диллер исчезла, беззвучно и бесследно, ее зеленое платье растворилось в экзотической толпе туристов, съехавшихся со всего света посмотреть на бульвар Сансет, а переписка из чата исчезла бесследно, не оставив даже ника в списке контактов, о чем Томас последовательно и поведал.       — Женщина, говоришь, — словно эхом повторил Итан.       — Это имеет значение? Могу показать, что она продала.       — Было б неплохо.       Поднявшись наверх в спальню, Томас вытащил из внутреннего кармана задвинутого под кровать чемодана бутылочку, чтобы отдать ее Итану. Тот долго изучал ее содержимое на просвет, крутил емкость в руках, проверяя консистенцию жидкости внутри, открутил крышку, чтобы понюхать.       — Это она? — спустя десять томительных минут осторожно спросил Дамиано.       — Похоже на то. Но своему составу я больше склонен доверять, — Итан отдал флакон обратно в руки Томасу, — Полагаю, раз ты купил дозу, то собирался ею воспользоваться.       Томас издал как можно более глубокомысленное сопение, обычно призванное заполнить паузу, когда готового ответа у него не было.       — Нет… Да. Не знаю. Этот год просто безумный вышел.       — Даже спорить не буду с этим. И все же…       — В какой-то момент поймал себя на мысли, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-либо. Поэтому и купил, просто чтоб было.       — Просто чтоб было! — в голосе Виктории даже не было возмущения, лишь театрально изогнутая бровь говорила о том, что ее задело, — Теперь у тебя есть. Дальше что?       Волосатые ноги Дамиано, ходившего по дому в шортах, замаячили перед глазами.       — Ценить время. То, что есть. И то, что будет.