Пять лет

Я не чувствовал себя одиноким Веселье, музыка, танцы Карнавал, праздник, салют Но это всё просто сублимация Я всё ещё тебя люблю.

       Знаете, вот бывает, когда специально откладываешь на потом, пытаешься забыть и выбросить из головы. Словно та самая болезнь, из-за которой тебе нужно ходить в больницу, но ты почему-то откладываешь это, в надежде, что само пройдёт. Иногда так и бывает, но иногда оно возвращается с ещё более сильной болью, гноясь, с кровоподтёками. Та самая дыра, которую нужно было забить лишь бы кем-то, а определенным человеком, начала разрушать. Саша. Милая, родная, такая красивая… Она была последней, что позволяло Славе сдерживать себя, снова забывая о том самом. — Что ты тут делаешь? — спросил Слава чуть разочарованным голосом, будто готов заплакать. В этом голосе были нотки обиды. Обиды на что? На себя, наверное. — Хм, вообще, домой собираюсь. Поздно уже. — ответил Мирон спокойным голосом, топчась у подъезда. — Понято. Конечно блять. Вот мне везет сегодня! Ну вот какого хуя ты припёрся сюда? Ещё и без своих кентов? Почти не пил, его величество трезвый зад. Глаза всем что ли помозолить пожаловал? Вот смотрите, я сука, великий Оксимирон, ещё живой, не ждали? Всем уже похуй на тебя. Мог бы и не приходить. — на этот раз Слава начинает болтать лишнего. Именно поэтому он ушёл с тусовки, а сейчас его уже не остановить. Видимо сама судьба их вновь свела, чтобы они наконец поговорили искренне. Один — на повышенных тонах. — Гнойный, я вот все думаю. Ты столько лет хейтил меня. Столько лет, что я уже перестал считать. Сначала я думал, что это всё для того, чтобы забаттлить меня. Забаттлил, хорошо. Победил. Думал, что ты наконец успокоишься, но нет. Сублимация, да? — Мирон смотрит куда-то вперед, то на вверх, словно разговаривая не со Славой вовсе и снова этим своим спокойным, трезвым голосом. — Иди ты нахуй, Мирон Яныч. Мне похуй на ваш императорский зад. Просто вокруг тебя, как вокруг говна — мух, куча денег. Я просто зарабатываю и пытаюсь сделать так, чтобы у тебя их было меньше. Без своего титула ты мне нахер и не сдался, носатый карлик. Меня тошнит от тебя, больше скажу. Шокк, в отличае от тебя настоящий мужик. — Слава интенсивно повышает хриплый голос, говорит агрессивно, тушит сигарету. — Причем тут Шокк вообще. Мог бы его принять в свой Антихайп или фитов бы позаписывать, или диссов на меня. Вам же нечем больше заняться. — Уже чуть грубее ответил Мирон. — Пока я живу своей жизнью, вы живёте моей. — Как же ты меня заеба-а-ал! — сознаётся Карелин. — Ты и твои советы. Как надо, как не надо. Самый умный, да? Окси знает всё? Господи, как тебя ещё за твою душность не уебали. Ах да, один раз ты всё же люлей получил. Так переживал за жалкие лещи, что аж десять лет молчал. Ты ебаный нытик, который думает только о себе и своей репутации. — не выдерживая, Слава встает и поворачивает к себе Мирона. — Слушай, ответь мне честно. В чём твоя проблема, Слав? В чём твоя, ебаная, проблема. — Мирон срывается на голос. Впервые за вечер. — В чем моя проблема?! Ах, в чём моя проблема? — Слава подходит в плотную к Окси, не отрывая от него глаз и кажется, что даже не моргая.       Мирон начинает снова улыбаться, его, видимо, рассмешило, что Слава в конец завелся. Оксимирон продолжает глядеть в его глаза своими, зарываясь наконец своей рукой в волосы Славы. — Весь такой правильный, идеальный, Оксибожествество! Но знаешь, мы с тобой похожи в чем-то. Но различаемся, пожалуй, в самом главном. У меня есть одна проблема. А у тебя нет. И это делает нас безоговорочно чужими. Моя проблема, Мироша, в том, что ты — ее решение. — Слава срывается и чуть ли не кричит об этом, чтобы слышала вся улица. Весь Питер и вся чертова вселенная.       Он устал, устал за все эти годы не иметь возможности сказать все то, что накопилось, в лицо Мирону. Часа на баттле было мало. Слишком мало. С годами все это скапливалось с грудной клетке с горечью, перемешивалось, иногда забывалось, но вот он тут стоит перед ним снова и Слава не смог молчать. Он просто не смог. Спустя пару секунд, глядя в такие большие глаза Мирона, Слава будто бы отрезвел, потому что осознал все то, что сказал. Это было не признание в любви, даже не близко. Это был крик души. Пожалуй, если бы Слава сказал ВСЕ то, что он чувствует, он бы умер на месте. Хотя, умереть и после всего сказанного хотелось не меньше. Ебаная нежнятинка от тридцатилетнего мужика другому, почти сорокалетнему, мужику. Отвратительно.       Тем временем, к подъезду подъезжало такси. Судя по всему, его вызвал Мирон и то успело приехать, пока они тут перетирали друг другу косточки. Яркие фары от машины слепили прямо на них, как бы намекая, что пора.       Мирон молча сел в машину, так ничего и не ответив на слова Славы, ещё и вроде специально сев так, чтобы не смотреть на него, пока машина отъезжала. Слава смотрел, не отводя глаз, которые уже казалось слезились или от происходящего, или от холодного ветра.       Мирон уехал, а Слава продолжал стоять, смотря вслед машине. В голове было пусто, а телу холодно. Щёки, губы и костяшки были красными. Ноги дрожали. Сердце не чувствовал, вместо него всепоглощающая дыра, которая наконец, поглотила его целиком.       Спустя пару минут, Слава снова присел на скамейку. На его телефон приходит смс с неизвестного номера. «Приезжай завтра вечером. Продолжим с того места, где остановились. Мирон». Следующим смс приходит адрес. Слава делает глубокий вздох и смотрит в небо, не в силах что-то сказать.