Много Леди, не их Кот

— Что хотел Габриэль? — Потом. Адриан улыбнулся ей, но Маринетт почему-то в ответ нахмурилась. Что-то было не так, но внутреннее чутьё сильно сбоило, и девушка никак не могла понять, что же именно. Вроде бы нормально всё, а внутри гложет ощущение неправильности. Адриан сел рядом с ней и взял за руку. Коротко сжав пальцы, — и снова улыбнувшись, — Агрест отпустил Маринетт и перевёл взгляд на засыпающую Аликс. — Ты ночью вообще не спишь? — спросил он с усмешкой. Кюбдель хмыкнула. — Ночью был рестлинг. Сражался мой большой краш, так что я обязана была посмотреть всё в прямом эфире-е-е-е… Она сорвалась на зевок, такой широкий, что чуть было не вывихнула челюсть. Маринетт прикрыла рот ладонью и захихикала — слишком это было забавно. — Ладно, хрен с вами, — Аликс шлёпнула руками по бёдрам и встала. — Я свою работу сделала, халявные ролики со скейтом получу, так что пошла-ка я нафиг. Мне ещё подушку отлёживать с двух сторон. — Я тоже пойду, — подала голос Лайла. — Мне здесь больше делать нечего… если вы, конечно, не дадите мне отравить Арлекина напоследок. Маринетт закатила глаза. — Росси, угомонись. Арлекин уже не Арлекин, судя по всему. Мне кажется, на нём было что-то типа проклятия, может… — Если Безымянный менял форму или использовал силу расколотого Талисмана, то это могло быть обычное магическое сопротивление, — заметил Адриан. — Арлекин был неуправляем даже Безымянным, что уж говорить про самостоятельную коррекцию своего поведения… Маринетт посмотрела на Адриана. Он улыбнулся. — …верно. В общем, Лайла, Арлекин считай что умер. — Отрадно слышать. Хлоя хотела остаться, но была вынуждена уйти вслед за Росси: звонок от Сабрины, чувствовавшей себя после передачи Талисмана не очень хорошо, заставил Буржуа вернуться к подруге пораньше. А вот Кагами ушла в гостевую спальню, сославшись на сильнейшую головную боль. Это уже было странно: у Цуруги раньше никогда голова не болела. С чего это вдруг? Маринетт и Адриан стояли на пороге дома Агрестов, провожая взглядами удаляющиеся спины Хлои и Лайлы. Девушки, кажется, снова поцапались; в их маленькой ссоре уже не чувствовалось прежней озлобленности. Будто они просто по инерции продолжают цапаться, хотя этого можно и не делать. Габриэль так и не вышел из комнаты, в которой была Марианна и старик-китаец. Маринетт завела руки за спину и нервно сцепила пальцы. — Где Адриан? — спросила она. Адриан, — человек с лицом Адриана, — недоумённо посмотрел на неё. Потом кивнул чему-то своему и улыбнулся. Опять. — Как ты поняла, что я не он? — Совершенно ненатуральная улыбка. Адриан даже на камеру улыбается лучше. Феликс. — Хм… учту. Феликс выхватил из воздуха трость, которую Маринетт уже видела. Яркий украшенный ствол, шакалья золотая голова вместо набалдашника. Дюпэн-Чэн сделала глубокий вдох, как перед погружением в воду, и встряхнулась. — Зачем этот маскарад? — спросила она, повернувшись к Безымянному. — И какого чёрта, а? На этот раз Феликс, — человек, укравший лицо Адриана, получается, — не улыбался. — В прошлый раз ты не была такой дерзкой, — заметил он. — В прошлый раз ты выглядел, как ребёнок. Меняешь возраст по своему желанию? Он пожал плечами. — Скопировав оболочку, я могу выбрать любой возраст этого тела, который оно уже прожило. Так что прости, пончик, но взрослого Адриана я тебе показать не могу. — Какой я тебе «пончик», — неожиданно горько произнесла Маринетт, опуская руки. — Ты посмотри, до чего я с этим геройством дошла. — Я… прости. Слышать извинения, — видимо, вполне искренние? — от Феликса Фатома было достаточно странно. Особенно если вспомнить, что он всё-таки Безымянный… страшный-ужасный злодей, о котором известно меньше всего. Этим он и пугал — неизвестностью. Жук хотя бы был понятным… наверное. Маринетт не была уверена. Сначала-то, в первую встречу с Жуком, ей казалось, что она всё понимает, но теперь… Феликс взял её за руку и потянул за собой. — Пошли. Сначала Маринетт думала, что понимает природу Жука. Тикки не знала точно, но считала, что Жук — это переродившийся из-за неправильного использования сил Талисмана человек. Дескать, сила Удачи защищает себя, как может… но Маринетт казалось, что это было странно. Почему тогда, скажите пожалуйста, эта «защита» осталась только в одной части Талисмана? Маринетт, изучая способности разных серёжек, замечала, что они часто дублируются. Идеал и Скарлетт летали. Арлекин и Идеал использовали йо-йо вместо оружия. Арлекин и Ниндзя применяли яды. Глазчатый и Защитник ходили в рыцарских доспехах, невероятно прочных. Перечислять было можно долго, однако «защита от дурака» почему-то осталась только у Жука. Которого Тикки, сама того не замечая, причисляла к обладателям части Талисмана. — Куда ты меня ведёшь? И что с Адрианом? Фатом хмыкнул. — В порядке твой Агрест, — сказал он, продолжая тянуть девушку за собой по коридорам поместья. — Я его вырубил, сейчас он в гостиной вместе с Габриэлем и Марианной, без сознания. Мы идём к Жуку. — Что?.. — Сначала я не хотел, чтобы ты с ним встречалась. Я, пусть это будет для тебя странно, беспокоюсь за тебя и твою безопасность. Однако Натали сказала, что сегодня тринадцатое число, и выбора у меня уже не остаётся. Созвездие Инпу уходит из созвездия Маат, и у нас остаётся последний шанс соединить серьги, прежде чем цикл перезапустится. Я не могу позволить очередному циклу пройти впустую, особенно если вы собрали практически все части Талисмана… — Я не понимаю. Феликс остановился и повернулся к Маринетт. — Чего именно ты не понимаешь? — Ничего, — она вырвала руку из его горячих пальцев и поджала губы. — Ты то ведёшь себя, как избалованный подросток, то едва не убиваешь меня… — Это был Арлекин. — Да какая мне разница-то?! Ты чуть было не убил Сабрину! А сейчас вдруг играешь в добряка? Что вообще происходит?! Феликс поморщился. Это было совершенно то же выражение лица, которое Маринетт уже видела у него раньше. Только тогда Фатом кривился, смотря на неё. А потом он говорил много неприятных вещей… Выходит, после этого Адриан подрался с Безымянным? Боже мой, что за сюрреализм. Просто какая-то цветовая дисгармония! — Я не «играю», Дюпэн-Чэн. И уж тем более я не добряк. У меня свои цели, которые, на твою удачу, созвучны с тем, что хочешь ты. Он быстро схватил Тикки, притаившуюся на плече у Маринетт. При этом сцапал ещё и несколько волосков девушки, выбившихся из хвоста — их он вырвал по неосторожности. Квами, зажатая в кулаке Безымянного, выглядела слишком спокойной. — Тикки! — Не волнуйся, Маринетт, — мерно сказала божья коровка. — Он меня аккуратно держит. Феликс обнажил верхние зубы в оскале. На Тикки он смотрел практически с ненавистью, будто в малышке был корень всех его проблем. — Если бы тебя не было… — Если бы меня не было — вы бы не встретились. Маринетт увидела, как на тыльной стороне ладони Феликса вздулась вена. Он едва смог расцепить пальцы, сведённые от злости и ненависти. Тикки вернулась к Маринетт на плечо и погладила девушку по шее. Феликс, — его глаза потеряли всякую зелень и стали светло-серыми, водянистыми, — встряхнулся и мрачно посмотрел на Дюпэн-Чэн. — За мной, — приказал он. Коридор они прошли в молчании. Когда же Маринетт увидела Натали, спокойно дожидавшуюся их с Феликсом у лестницы, ведущей в зимний зад, то чуть было не потеряла дар речи. — Как же так, — пробормотала она, с беспокойством вглядываясь в лицо мадмуазель Санкёр. Та не смотрела Маринетт в глаза. Феликс отобрал у женщины бумаги, которые исписала Аликс, и стал быстро их просматривать. — Что же касается твоего вопроса, зачем же нам к Жуку… ты его убьёшь. Потому что у меня это сделать не получается. Каждый проклятый раз что-то мешает, кто-то вмешивается… — Зачем… её убивать? Маринетт едва вытолкнула эти слова из себя. Горло у неё перехватывало от слёз и обиды: как же так? Она так любила Натали, а оказывается, та всё время была на стороне Безымянного, и… Это же просто предательство… — В Жуке последняя часть Талисмана, которая нужна для соединения серёжек. Натали, ты всё сделала? Натали кивнула. Достав из кармана пиджака серьги, она протянула их Феликсу. — Мадмуазель Цуруги спит. — Замечательно. Свои тоже снимай. Женщина послушалась. Когда её серьги также оказались в руке Феликса, тот повернулся к Маринетт и протянул их ей на открытой ладони. — Что?.. — Бери. Тебе их соединять, не мне. Она взяла. В принципе, ей ничего и не оставалось. Можно было, конечно, проигнорировать серьги в руке Феликса, — Безымянного! — но с более целостным Талисманом Маринетт имела больше возможностей для манёвра. Может, ей повезёт как-нибудь… серьги Леди Удачи ведь тоже оказались у неё. Удача ей бы не помешала. Спуститься в зимний сад можно было несколькими путями, но Феликс выбрал тот, который Маринетт нравился меньше всего. Узкая винтовая лестница всегда вызывала у неё нечто, схожее с приступом клаустрофобии, щедро сбавленной головокружением. Маринетт вообще не понимала, кому может нравиться такая лестница; Адриан, правда, говорил, что обожал в детстве скатываться с перил попой вниз. Будь Маринетт его родителем — поседела бы раньше времени, она могла бы поклясться. Хотя, наверное, ей стоило бы задуматься о том, чтобы принимать успокоительные заранее: вряд ли жизнь супруги такого непоседы будет сколь-либо спокойнее. В зимнем саду царила прохлада. Освещение было настроено очень грамотно: растений здесь не водилось, несмотря на название помещения, зато было несколько лавочек и приятная, расслабляющая глаза полутьма. Габриэль обычно приходил сюда, чтобы «подзарядить социальную батарейку», как он говорил. Раньше здесь всегда работал небольшой фонтанчик, но в последние годы месье Агреста стал раздражать звук льющейся воды, и украшение стояло сухое и грустное. Сейчас над ним, в большом красивом мыльном пузыре, находился Жук. За тонкой ненадёжной преградой, переливающейся бензиновым, его огромное раздутое белое тело выглядело особенно отвратительно. «Её, — поправила себя Маринетт. — Это «она». Женщина. Почему же ей так больно всё время?..» Феликс смотрел на тело Жука с хорошо читаемым презрением на холёном лице. Про себя Маринетт заметила, что это выражение совершенно не шло внешности Адриана: Фатом, к примеру, выглядел с ним достаточно отталкивающе. И уж точно не вызывал желания ему как-то помогать. Маринетт, напротив, хотела бы убежать куда-нибудь. Ей было страшно, сердце подскакивало до горла и бухалось в пятки. Пальцы заледенели, но в серьги Дюпэн-Чэн вцепилась, как в последнюю надежду на спасение. Она бы ни за что их не выпустила… — Сколько раз я пытался его убить — и никакого результата, — скривился Феликс. — Восстанавливается с ужасающей скоростью. Однажды я буквально стёр Жука в порошок, и знаешь что? — Она возродилась, — пробормотала Маринетт. — Она всегда возрождается… — «Она». Хм. Впрочем, неважно. Бери. Он перехватил свою трость и протянул её к Маринетт шакальей головой. Дюпэн-Чэн недоумённо подняла брови, но затем заметила, что глаза у набалдашника изменились. Если сначала это были два алых камушка, то теперь вместо них оказались две красных серёжки с пятью чёрными точками на каждой. Как спинка у божьей коровки… Девушка выковыряла серьги из трости, и Феликс притянул ту к себе. Смятое золото на шакальей морде вызвало у него грустную улыбку. Фатом даже погладил изувеченный набалдашник, словно извиняясь за этот акт вынужденного вандализма. — Последняя часть в нём, — Феликс указал тростью на Жука. Маленькая белая голова опустилась по вздутому телу вниз, множество ручек принялись беспокойно шевелить пальцами. Тело Жука беспокойно шевелилось, незамирая ни на секунду. Хвост скручивался кривой спиралью и распрямлялся. Маринетт стояла не так далеко, и сквозь пузырь могла видеть «лицо» Жука. То было всё таким же пугающим и отвратительным: чёрная дыра рта и два таких же бездонных провала вместо глаз. Ни носа, ни бровей или волос. И всё же, Маринетт казалось, что Жук прямо в эту минуту испытывает просто нестерпимую боль. — Как её достать? — Понятия не имею. Говорю же, я буквально стирал Жука в порошок, чтобы добраться до серёжек. Никакого толку. — А надо ли доставать? — задумчиво спросила Тикки. Квами слетела с плеча Маринетт и зависла перед головой Жука. Та подвинулась, чтобы быть ближе к малышке. Навалившись изуродованным телом на мыльный пузырь, Жук принялась водить кучей своих ручек по нему, пытаясь прорвать преграду. — Что ты имеешь в виду?.. — Давай попробуем использовать призыв предмета. Может, получим подсказку? Серьги, позволяющие использовать Супер-Шанс, были у Маринетт в ушах. Дюпэн-Чэн даже не стала синхронизироваться с квами, чтобы призвать подсказку: Хлое в своё время это не требовалось, а она чем хуже? Правильно, ничем. В руки Маринетт упал крошечный кусочек пазла. — Что там? — подошёл к ней Феликс. — Это… что-то должно значить? — Это так много значит, ты не представляешь, — пробормотала Дюпэн-Чэн. Пазл был из тех, которые Маринетт ненавидела всей душой: из самой серединки. И, будто этого мало, в нём были одни только выемки — четыре штучки. К нему надо было только присоединять другие части. Маринетт переглянулась с Тикки. Квами кивнула: своей хранительнице она полностью доверяла. За последние дни интуиция Дюпэн-Чэн шагнула далеко вперёд; предчувствие и раньше частенько выручало девушку из всяческих передряг. — Надо попробовать, — сказала Тикки. — А если не получится?.. хотя, ладно. Не попробуем — не узнаем. Маринетт глубоко вздохнула, успокаивая сердце, и посмотрела на Феликса. — Ты сможешь сдержать Жука? Зафиксировать его тело и голову, чтобы она меня не сожрала? Фатом прищурился. — Смотря что ты собираешь сделать, Дюпэн-Чэн. — Убивать её я точно не буду. Она забрала у Натали кусочки бумаги и опустилась на колени. Разложив обрывки на полу в порядке возрастания номеров, Маринет положила серьги на каждую из бумажек. Те части Талисмана, которые когда-то были съедены Тикки, квами отрыгнула. Те, что были соединены с серёжками Кагами, сами распались на первоначальные украшения, будто чувствуя желание Маринетт. Пустым остался только одиннадцатый номер. Согласно экспертному мнению Аликс, в египетской нумерологии одиннадцать соответствовало мученичеству и страданиям. «Ей постоянно больно. Вот почему…» — Так сможешь или нет? — спросила Дюпэн-Чэн, не поднимая головы. Феликс молчал непозволительно долго. Затем всё-таки цыкнул и сказал: — Смогу. Когда начинать? — Давай сейчас. — Натали, пошла вон, — скомандовал Фатом. — Закройся в комнате со спящими. — Я… — Я сказал, вон. Или я тебя сам выставлю. Санкёр поджала губы, но послушно вышла. Феликс дождался, пока стихнет стук её каблуков по ступенькам винтовой лестницы, и снял с себя рубашку Адриана. Футболку он тоже скинул на пол, как и кеды с носками. Оставшись только в джинсах, он перехватил трость, вытянул её перед собой перпендикулярно полу и прикрыл глаза. — Я не смогу удерживать его долго. У тебя будет минут пять, не больше, — сказал он. Вокруг его фигуры начинала течь золотистая энергия. Больше всего она напоминала волшебный песок, поднявшийся из-за сильного ветра. На коже Феликса расцветали рисунки, похожие на письмена, которые чертили в египетских усыпальницах. Джинсы затлели на его ногах — там на коже тоже были письмена, но штаны Феликс снимать не стал. Постеснялся, что ли… В шакальих глазницах вспыхнуло красным. Лицо у Феликса пропало. Стекло, как маска, и растворилось золотым песком. После него остался только ровный бежевый блин, как у манекена. И, словно в насмешку, на нём были нарисованы два золотых глаза Гора. Когда магический песок устремился к монстру, мыльный пузырь лопнул. Спеленав Жука так, что тот даже не мог шевельнуться, золото замерло нерушимыми жгутами: проклятая неизвестная женщина из-за силы Фатома не могла даже шевельнуться. Маринетт схватила десятые и двенадцатые серьги и подскочила к обездвиженному чудовищу. Приближаться к нему было страшно до трясучки. Тикки ободряюще мельтешила рядом, но, говоря честно, квами больше мешалась, чем помогала. Когда Маринетт осторожно закинула десятые серьги в провал рта Жука, то едва не выронила украшения из-за промчавшейся перед глазами божьей коровки. — Тикки! — Прости! Жук, получив первое подношение, замер. Перестал вырываться, хотя на прочность золотистых пут это никак не повлияло: Феликс не ослаблял их ни на секунду. — Не гадала, что так вот тебя найду, — фальшиво протянула Маринетт, трясущимися руками запихивая в чёрный зев двенадцатую пару. — Я вижу тебя-а-а… Феликс за её спиной гортанно зарычал. Будь у него рот, он бы точно высказался как-нибудь очень неприятно — это же Феликс. Придурок с поганым языком, которому Адриан поставил фингал. — Твоё сердце украли, навлекли беду, — весело из-за нервов продолжала Маринетт, вернувшись к Жуку с двумя новыми парами. — Винить тебя не буду… Жук не реагировала. В путах Феликса она повисла совсем без сил, будто была всего лишь чьей-то уродливой фантазией. Ненастоящей. Лишь… плодом воображения. Затем Маринетт увидела, как от огромного тела стали отваливаться крошечные ручки. После очередной серёжки исчез громоздкий бесформенный хвост. На голове появились волосы и брови, проросли ресницы на проявившихся веках. В какой-то момент они вспухли — под ними теперь были глазные яблоки. Тело перед ней уже не принадлежало монстру. Теперь Маринетт точно могла бы сказать, что это женщина. Взяв в руки первую и вторую пару серёг, последние из оставшихся, Дюпэн-Чэн замешкалась. Вторая пара была её, с ней в жизнь Маринетт пришла Тикки. Первая ещё недавно принадлежала Арлекину. — Давай, Маринетт, — прошептала Тикки. — Всё хорошо. — Ты же пропадёшь, да?.. Квами подлетела к ней и потёрлась большой тёплой головой о щёку. Маринетт поняла, что они мокрые из-за слёз, которые Дюпэн-Чэн просто не чувствовала. — Я боюсь, Тикки, — всхлипнула она. Чего она боялась? Почему она боялась? — Не переживай, — уверенно кивнула Тикки. — Мы всё равно будем вместе. Я найду тебя, когда Талисман будет целым, обещаю. Это совсем не успокаивало, но Маринетт подошла к Жуку… к той, кто была Жуком совсем недавно. Перед ней, обвиснув в золотых объятиях песка, была бессознательная египтянка в белых жреческих одеждах. На плечах у неё была шкура леопарда, на шее — массивное золотое ожерелье. Чёрные волосы оказались украшены мелкими бусами. В ушах у женщины были знакомые серьги. Яркий красный и пять чёрных точек. Как на спинке божьей коровки. — Просто нужно остыть, — прошептала Маринетт, разжимая рот женщине и вкладывая в него последние серьги. — Так решай, кто же ты?