Золотой Оскар

В нашем столетии эту любовь понимают превратно, настолько превратно, что воистину она теперь вынуждена таить свое имя Она светла, она прекрасна, благородством своим она превосходит все иные формы человеческой привязанности. Оскар Уайльд

Проснувшись посреди ночи, Оскар обнаружил, что находится в постели один и не сразу осознал, что разбудили его звуки рояля из соседней комнаты. Уайльд встал, закутался в простыню на манер римской тоги, и тихо вышел в зал. Майлз сидел за инструментом обнаженный, с растрепанными волосами и идеально ровной спиной. Оскар замер, не в силах отвести взгляд от этого завораживающего зрелища. Мелодия, разбудившая его, была невыразимо печальна. У Оскара защемило сердце. Он подошел ближе, и накинул на Майлза пиджак, прихваченный по дороге со спинки кресла. Признаться, Уайльд и сам не помнил, когда успел его скинуть. – Прости, что разбудил, меня всегда тянет за рояль посреди ночи. – Что случилось, мой хороший? – Мне придется уехать. Мой отец решил, что мой разгульный образ жизни следует прекратить самым кардинальным образом, и отправляет меня в Египет на несколько месяцев. Я искал тебя вчера, чтобы попрощаться. – Но ведь ты вернёшься? – Мистер Уайльд, я не настолько наивен, чтобы верить, что вы будете меня ждать. Я опять попал в переделку. Глупый, нелепый Майлз! Оскар обнял юношу и крепко прижал к себе: – Я ждал тебя всю жизнь, подожду еще немного. ***** «Я люблю тебя, я люблю тебя, моё сердце – это роза, расцветшая благодаря твоей любви, моя жизнь – пустыня, овеянная ласковым ветерком твоего дыхания и орошённая прохладными родниками твоих глаз; следы твоих маленьких ног стали для меня тенистыми оазисами, запах твоих волос подобен аромату мирры, и, куда бы ты ни шёл, от тебя исходит благоухание коричного дерева. Люби меня всегда, люби меня всегда. Ты высшая, совершенная любовь моей жизни, и другой не может быть. О прелестнейший из всех мальчиков, любимейший из всех любимых, моя душа льнет к твоей душе, моя жизнь — к твоей жизни, и во всех мирах боли и наслаждения ты — мой идеал восторга и радости». Майлз перечитывал письмо так часто, что на сгибах бумаги почти исчезли чернила. Завтра он возвращается в Лондон. Что ждёт его там? ***** Оскар Уайльд, с хорошо спрятанным пренебрежением, вежливо улыбался окружающим его людям, поющим дифирамбы, восхищающимся словами, но не смыслом; скучным, обычным, одинаковым. Прошло пять месяцев с тех пор, как тот, кто был радостью и смыслом его жизни, уехал на другой континент и ничто не могло вытащить драматурга из меланхолии. Выслушав очередной хвалебный спич от очередного незапоминающегося лорда, Оскар попытался собраться, чтобы произнести ответную речь, спрятав саркастические мысли как можно старательнее. – На самом деле, они совершенно не знают тебя! Оскар, еще не веря своему счастью, медленно обернулся, чтобы натолкнуться на самый волшебный, яркий, искрящийся, единственный важный ему взгляд. Его мальчик вернулся! Майлз внимательно осмотрел Уайльда с ног до головы и продолжил: – Зеленая гвоздика, серьезно? Надеюсь, ты хотя бы красил ее сам? Иронично приподнятая бровь, ямочки на щеках – он как будто никуда и не уезжал. Это его интонациями в последнее время звучал внутренний голос, вдруг понял Оскар. К черту! – Поехали в путешествие по Европе, мой хороший? – Мой дорогой автор, я вернулся из края язычников, пирамид, и, только представь себе, кошек! Не для того, чтобы все бросить и умчаться куда-то снова! Да я даже шампанское не успел попробовать. Конечно, поехали! И, забыв о вечеринке и запланированном чтении от дорогого гостя, он поехали. К Оскару.