Золотой Оскар

Сегодня Оскар вернулся домой в растрёпанных чувствах. Этим вечером его подстерегало очередное открытие. Оказалось, Майлз не стеснялся позировать своим друзьям в достаточно откровенном виде. Нет, совершенно неприличными картины назвать было нельзя, но в образе Нерона его мальчик выглядел настолько вызывающе, что Уайльд эту картину хранил бы в сейфе, а не выставлял в салоне. У Оскара тряслись руки и он даже не мог точно определить, было ли это яростью, ревностью или возбуждением. Скорее всего, взрывоопасный коктейль был смешан из всех этих эмоций в равной степени и добавить лед в этот бокал бы точно не помешало. Они ведь так и не поговорили с момента их встречи. Просто сразу приняли тот факт, что разлучаться больше не намерены, Уайльд поселился в квартире, которая находилась сразу под мансардой Майлза, и начал творить под псевдонимом, как и собирался, проводя наверху все свое свободное время. Майлз был счастлив и беззаботен, его импровизации на рояле приобрели дополнительную глубину и номера с его аккомпанементом стали еще популярнее. Но это ведь Майлз! Размеренная и предсказуемая жизнь не для него. Когда он успел попозировать этим чертовым прерафаэлитам, Оскар даже и представить себе не мог. И вот он мечется по мансарде пытаясь удержать себя от того, чтобы не начать крушить все вокруг. Майлз, мсье Миль, поднимался к себе напевая легкий популярный мотивчик уже ближе к утру, как и всегда после хорошей вечеринки. Оскар, правда, куда-то исчез еще в начале вечера, но ведь все имеют право побыть в одиночестве, наверняка у любимого новый приступ вдохновения случился. Мейтленд сделал шаг в прихожую но закрыть дверь аккуратно у него не вышло, точнее, это Оскар впечатал его в дверь своим телом. Молча и яростно он впился губами в губы Майлза и прижался всем собой к своему любимому, не давая возможности ни пошевелиться, ни выразить протест. Это было совсем не в духе сдержанного и благовоспитанного драматурга, но несколько часов ожидания и воображаемых от ревности картин кого угодно доведут до помешательства. Он яростно срывал бабочку, пиджак и рубашку, не заботясь о пуговицах или сохранности ткани. Майлз, надо отдать ему должное, не растерялся и принялся активно помогать разоблачать себя и Оскара, когда еще такой ураган удастся разбудить. А причины можно и позже выяснить. Стараниями более романтичного юноши в его жилище давно появился меховой ковер перед камином и он все надеялся как-нибудь его опробовать и для любовной игры. Что ж, по-видимому, этот день настал, так как до спальни они точно не доберутся. И, конечно же, он оказался прав, а ковер вполне удобен. – Мой золотой автор, чем был вызван этот нехарактерный для вас приступ собственничества? – Майлз рассматривал в зеркале свежий засос, прикидывая спрячет ли его воротник рубашки или стоит завязать на шею шелковый платок. – Милый мой, кто ж откажется от ночи с римским императором? – Сейчас Оскар и сам был озадачен своим поведением, в конце концов, этот мальчишка уже не раз сводил его с ума своими выходками, но вот так набросился Уайльд на него впервые. – Хм, тут еще, говорят, импрессионисты появились, на что только не пойдешь ради разнообразия твоего досуга, милый! – Майлз пулей вылетел из комнаты и закрылся в ванной, хохоча. – Ты не посмеешь!