Спектр

Китнисс могла бы поаплодировать своему актёрскому мастерству. Возможно, ей помогла фантастическая удача, или она на самом деле была лучшей актрисой, чем все её всегда считали, — в любом случае факт оставался фактом: ей удалось обмануть Хеймитча и добиться физического контакта. Признаться, реальность даже превзошла её ожидания: Китнисс рассчитывала, что он всего лишь донесёт её до крыла, где их разместили, а потом приложит больше усилий, чтобы разбудить её и выяснить местоположение её комнат. Однако Хеймитч благородно пожертвовал ей собственную кровать, чем вызвал в Китнисс какой-то необычный трепет. Но была у её реализовавшейся спонтанной идеи и оборотная сторона — последствия. Заснуть по-настоящему не получалось, исследовать спальню Хеймитча было нельзя: комната была почти до стерильности чистой — Китнисс подозревала, что порядок был наведён после того, как Хеймитча забрали в больницу. К тому же она опасалась, что её замысел раскроется, если она как-либо выдаст своё бодрствование. Проверить, сумел ли уснуть сам Хеймитч, Китнисс не могла, и потому оставалось только дожидаться наступления утра, развлекаясь попытками предугадать будущий разговор. В прошлый раз, когда она действительно провалилась в сон и Хеймитчу выпала доля перенести её в гостевую спальню, неловкого разговора и вероятных насмешек Китнисс избежала, скрывшись утром, хотя потом ещё какое-то время страшилась получить их. Сейчас же она, безусловно, хотела поговорить с Хеймитчем, не желала сбегать, но при этом осознавала всю опасность ситуации: одно неверное слово, один жест или взгляд — и Хеймитч мог раскусить её притворство. Не то чтобы Китнисс боялась его реакции, однако раскрытие её обмана определённо подорвало бы доверие Хеймитча к ней, а допустить этого было никак нельзя. Сон — помеха в разработке плана предстоящей беседы — настиг её за несколько часов до рассвета. Но, как оказалось, именно он и стал её спасением. — Если ты не хочешь, чтобы Эффи организовала масштабные поиски, нашла тебя в моей кровати и устроила скандал, рекомендую проснуться, — отчётливо проговорил Хеймитч над ухом Китнисс. Ему повезло, что её сон был неглубоким и она услышала его. Она не стала провоцировать и утверждать, что именно этого и хотела бы, разве что с небольшим дополнением в виде него самого рядом, на другой половине кровати. — Проклятье, Хеймитч, который час? — сонно протянула Китнисс, будто бы едва не соскальзывая на недовольное шипение. — И что ты забыл в моей комнате? — Вообще-то это моя спальня, которую я тебе уступил исключительно из дружеских чувств, — язвительно напомнил Хеймитч. — Серьёзно, солнышко, тебе лучше проснуться — иначе нас ждёт немало проблем, — он воззвал к её совести. — Так и быть, — она позволила уговорить себя и приняла сидячее положение. Открыла глаза, недоумённо оглядела помещение и спросила: — А почему я в твоей спальне? Краткому экскурсу в окончание вчерашнего вечера — точнее, в начало сегодняшней ночи — Китнисс внимала с деланым любопытством, но извиняться за доставленные неудобства не стала — это было бы не в её стиле. А так, по её внутренней оценке, либо Хеймитч поверил в её маленький спектакль, либо заставил себя уверовать в его истинность, либо — и третий вариант нравился Китнисс больше всего, хоть и был наименее правдоподобным — прекрасно всё понимал, но не возражал, находя её компанию приятной. — Кто вообще такой этот Джастин? — Китнисс поддержала негодование Хеймитча по отношению к мистеру Лэрду, который попросту сбежал и не помог. — С чего вдруг именно его назначили куратором расследования? — Меньше вопросов, дорогая, — если она думала, что Хеймитч ответит без пререканий, то ошибалась. — У тебя чертовски мало времени до прихода Эффи, и его совершенно нет на объяснения. — Но потом-то ты мне расскажешь, да? — Китнисс попробовала заполучить обещание уже в дверях. — Да, — кивнул Хеймитч, руководствуясь стремлением поскорее вернуть Китнисс в её апартаменты, — но только не прямо сейчас. Внутренне усмехнувшись, она поддалась и оставила Хеймитча в одиночестве. По дороге к себе вспомнила, что не забрала у него «Историю Панема», и решила, что это послужит дополнительным поводом вернуться позднее. Как бы ни было печально признавать это, в данный момент у неё действительно имелись более важные дела. Эффи пришла ещё до завтрака, с поразительным мастерством заполняя всё пространство одной собой. Яркость наряда и звонкость голоса мисс Тринкет — вовсе не то, что было нужно проспавшей всего несколько часов и измотанной переживаниями Китнисс. — Ох, душенька, что с тобой стало! — огорчённо воскликнула Эффи, рассматривая её лицо. — Что за ужасные тени под глазами, что за бледность! Ты совсем не бережёшь себя и свою внешность! — Просто сегодня долго не могла уснуть, — отговорилась Китнисс, — знаешь, что-то типа бессонницы. Тяжёлые мысли… — Китнисс, ты можешь поделиться со мной всем, — доверительно сообщила Эффи. — Скажи, что тебя мучит. Тебе незачем изводить себя. Мысль, мелькнувшую в голове Китнисс, воплощать было рискованно — но в то же время это мог быть её единственный шанс, ещё одна ступень на пути к успешному достижению цели. В конце концов, это была Эффи, которая в своей манере заботилась о них с Питом и переживала за них. Вряд ли бы она стала что-нибудь рассказывать кому-то, даже если бы очень удивилась. — Я не знаю, как понравиться мужчине, — выпалила Китнисс, приняв решение. — Ах, дорогуша, Пит и так тебя обожает, — разулыбалась Эффи, умилённая её признанием. — Тебе достаточно просто быть собой. — И всё же, — Китнисс стояла на своём. — Представь, что мне нужно очаровать кого-нибудь. Что бы ты сделала? Похоже, в Эффи умер ментор — советы она принялась давать с неподдельным энтузиазмом. За следующие минут двадцать Китнисс узнала, что ей следует убрать с лица то самое хмурое выражение, которое она так часто демонстрирует миру, и больше улыбаться, при возможности ненавязчиво касаться того, чьё внимание нужно заполучить; двигаться лучше всего плавно и грациозно — именно так, как Эффи учила её с самых первых Игр; иногда можно поправить причёску, но при этом нельзя допустить, чтобы жесты виделись окружающим неестественными. — Взгляд, Китнисс! — продолжала поучать Эффи. — Тебе нужны особые взгляды — самые разные, но непременно такие, которые не оставят равнодушным. После того, как вернёшься со съёмок, я пришлю к тебе кого-нибудь из команды подготовки, чтобы тебе помогли одеться и накраситься. — Спасибо, Эффи, — произнесла Китнисс, чуть напуганная масштабами задач. — Мы ещё покажем Питу все грани твоей красоты! — решительно заявила Эффи, и Китнисс не поправила неверное определение объекта их стараний. — У тебя всё замечательно получится, иначе и быть не может! Никакая фрустрация нам не нужна. — Фрустрация? — не поняла Китнисс. — А что это? — Чувство, которое было бы у тебя, если бы ты не получила, чего хочешь, — пояснила Эффи. — Например, если бы ты хотела провести время с Питом, а он бы отказался. — И откуда ты только знаешь такие слова? — по-доброму удивилась Китнисс познаниям сопровождающей. — Сейчас в Капитолии мода на психологию, — Эффи вздохнула, — вот и приходится читать… всякое. Ну ладно, — она вернулась к более актуальным вопросам, — теперь тебе пора на завтрак, а потом — на съёмки. Готовить к ним тебя будут на месте. А нам уже надо бежать, Китнисс! Мы ужасно выбились из графика! Видимо, Эффи не была бы самой собой, если бы не торопила её. Китнисс не возмущалась — быстро переоделась и отправилась на завтрак, а вернувшись, застала команду подготовки: Вения, Флавий и Октавия пришли, чтобы сопроводить её на съёмки. Китнисс показалось, что в комнате ощутимо похолодало, как только ей сказали, что надеть ей нужно будет ту же серую форму, что была у неё в Дистрикте-13. — Переодеваться будешь, когда приедем в студию. Там же подкрасим тебя, чтобы была похожа на себя прошлогоднюю, — ознакомил её с планом Флавий. А до тех пор ей разрешили носить свои вещи.

***

Киностудией оказалось длинное здание, до которого они ехали больше часа. Её, Хеймитча, Пита, Джоанну, её команду подготовки, Порцию и ещё кучу незнакомых Китнисс людей Джастин поместил в большой автобус — такие она видела только в учебниках и по телевизору. По приезде её сразу же увели в гримёрную, не дав толком осмотреться. Велели переодеваться, а потом трое её стилистов начали тщательно приводить её в соответствие с выданными им архивными записями с камер Тринадцатого. По телу Китнисс пробежала лёгкая дрожь, когда она взглянула на результат работы команды подготовки. Флавий, Октавия и Вения действительно были мастерами своего дела. Из зеркала на Китнисс испуганно глядела она из прошлого. Осунувшаяся, с какой-то посеревшей кожей, без видимой косметики на лице, с короткими ногтями и будто бы потухшим взглядом. Она казалась замученной, и Китнисс в настоящем было страшно представить, что она на самом деле выглядела так, а потом, после революции и смерти Прим, — ещё хуже. — Да, это то, что надо, — похвалил Джастин, когда увидел её. — Идём, Китнисс, я тебя кое с кем познакомлю. Миновав несколько коридоров, они дошли до одной из площадок, где под руководством Крессиды на зелёном фоне снимали какого-то мужчину. За процессом наблюдали Бити, сидящий в своём кресле-коляске, и Хеймитч, стоящий рядом с ним. Китнисс отметила, что над ними обоими тоже поработали стилисты. — Кто это? — она приблизилась к Хеймитчу и указала на неизвестного, которого никак не могла вспомнить. — Хьюго, — ответил он так, будто это всё объясняло. — Робот, созданный Бити по образу и подобию человека. Сыграет роль главного злодея в нашем фильме. — Я работал над ним весь год, Китнисс, — подключился к разговору Бити, который услышал обсуждение. — Этот андроид — вершина моего творчества, лучшее из созданных мной изобретений. Его голос разработан на основе слияния десятков голосов, отобранных Плутархом в его музыкальном конкурсе. Его внешность — синтез фотографий тысяч людей. В захвате движения участвовало несколько человек, после чего я внедрил результаты в мозг андроида. Он дышит, моргает, у него есть кровь. Он может думать — конечно, в рамках заданной программы — и анализировать чужие слова. — Значит, всё это время ты создавал его? — уточнила Китнисс. — И поэтому тебя не поставили на ноги? — Всё моё время и все мои силы уходили на разработку Хьюго, — подтвердил Бити. — Я не мог прерваться. Сейчас мне кажется, что я даже был в некотором роде одержим идеей закончить проект. — И зачем всё это? — она поинтересовалась, чуть нахмурившись. В создании роботов, настолько похожих на людей, было что-то противоестественное. — Хьюго возьмёт всю вину на себя, — на её вопрос отозвался Хеймитч. — Он сыграет роль человека, который приказал сбросить бомбы на мирных граждан, который обманул тебя и оклеветал Койн. Шпион Сноу, двойник захваченного Капитолием военного иерарха Тринадцатого, которого послали для того, чтобы помешать освободительной революции. Последний подарок ублюдка-президента, решившего убить ни в чём не повинных людей. Садист, придумавший двойные бомбы и желавший устроить Голодные игры с детьми Капитолия. — А потом? — невероятную идею, о которой наконец рассказали Китнисс, было трудно осмыслить. — Потом Хьюго казнят, — просто сказал Хеймитч, словно не замечал ничего необычного. — Плутарх отговаривал его от плана со взрывом, но он был непреклонен и заставил Бити сделать бомбы-ловушки. Позже накачал специальной сывороткой Койн, внушив той, что задумка с Голодными играми среди капитолийцев — благо, придуманное ею. Это слишком тяжёлые преступления, за которые полагается смертная казнь. — Андроид ничего не почувствует, Китнисс, — добавил Бити, увидев её выражение лица. — Ему недоступны подлинные эмоции — есть только их эмуляция. Убить его гуманнее, чем настоящего человека, не причастного к тому, в чём его обвинят. — Но почему тогда все столько ждали, чтобы осудить и казнить его? — продолжила допытываться Китнисс. — Можно было сразу всем всё рассказать. — Сначала преступник прятался, — Джастин подошёл почти незаметно: Китнисс, хоть и услышала шаги, не придала им значения, будучи поглощённой разговором с Хеймитчем и Бити. — Потом началось следствие, а когда оно завершилось, все решили дождаться твоего выздоровления, чтобы ты смогла узнать истинного виновника и поприсутствовать на казни. — У вас всё продумано, да? — на эту её реплику Джастин уверенно кивнул. — И значит, в Седьмом твои слова не были пустой угрозой? — О чём это она? — с подозрением осведомился Хеймитч, повернувшись к Джастину. — Ничего такого, о чём тебе стоило бы волноваться, — заверил его Джастин, а затем обратился к Китнисс: — Я рад, что до этого не дошло, но при необходимости нам бы действительно пришлось создать твою полную копию. И Джастин ушёл, забрав с собой Хеймитча и оставив Китнисс ёжиться от неслучившейся перспективы. Она хотела было уйти вслед за ними или найти Крессиду, чтобы получить задание, но её остановил Бити. Китнисс догадалась, о чём он заговорит, ещё до того, как он открыл рот. — Китнисс, подожди, — он притормозил её. — Я хочу извиниться. У меня не было шанса сделать это раньше, и вот сейчас он наконец появился. Когда я с головой погружаюсь в новое изобретение, меня интересует только научная сторона. Я никогда не хотел, чтобы твоя сестра погибла. И я, и, уверен, Гейл — мы оба очень сожалеем об этом. Они говорили об этом и с Силией, и с Аврелием. Выяснили, что Бити и подумать не мог, что всё так обернётся. Его удел — теоретические выкладки и совершение открытий, и не его вина, что плод его мысли использовали так. Но тем не менее стоило потратить немало времени и усилий, чтобы совершенно правдиво, пусть и не без труда, проговорить: — Я не держу на тебя зла.

***

Съёмочный день закончился только в три часа дня, так что обед во дворце пришлось пропустить. Китнисс сбилась со счёта дублей, которые они всё время переснимали. Моменты, когда Хьюго якобы инструктировал их, мелкие обсуждения его приказов среди солдат Тринадцатого, важные совещания с его участием — она даже не могла представить, что ещё можно придумать для съёмок, ведь, казалось, они засняли всё; но Крессида сказала, что Китнисс ещё понадобится. Впрочем, она точно знала, что им ещё предстоит записать как минимум её сольное интервью и их совместное интервью с Питом. Интервью с Джулией, а также с другими победителями тоже вписывалось в планы Крессиды. Оставалось только поражаться размаху реализации целей правительства: Джастин проговорился, что для некоторых сцен они даже создали проекцию Койн. В какой-то из дней найти окно в своём плотном расписании предстояло Плутарху: народ обязан был увидеть, как их министр связи сражался за отмену приказа о сбросе бомб. Но все эти мысли Китнисс постаралась выгнать из разума, как только добралась до своих апартаментов. Первоочередной задачей было зайти к Джулии и проверить Лютика, и она с этим справилась. Тандем из её подруги и кота неплохо проводил время вместе, и Китнисс не пожалела, что оставила Лютика с Джулией: без хозяйки кот наверняка бы скучал, а отсутствие регулярного кормления вряд ли бы сделало его счастливым. Следующим пунктом в её мысленном списке значилась встреча со стилистом — Эффи направила к ней Октавию. — Заносите поскорее, — Октавия командовала сразу двумя мужчинами, нагруженными какими-то вещами. По мере того, как Китнисс смотрела на разворачивающееся перед ней действо, её недоумение росло. Если её догадки были верны, в принесённых чехлах скрывались подготовленные Октавией наряды, в коробках — обувь, а в средних размеров чемодане — набор косметики. Команда подготовки всегда пугала её размерами и количеством профессиональных принадлежностей, но сейчас Китнисс казалось, что Октавия превзошла саму себя в этом отношении. — Ну, Китнисс, ты готова покорять Пита? — лукаво протянула Октавия, когда распрощалась с грузчиками. — Эффи сказала мне, что ты хочешь поразить его. — Эффи немного не так поняла меня, — аккуратно произнесла Китнисс. — Я хочу… эм… — подбирать слова было непросто, особенно с такой скользкой темой. — Я хочу стать привлекательнее в целом. Не думаю, что основная причина тут — Пит. — О, Китнисс, ты меня пугаешь, — ахнула Октавия. — Кто, если не Пит? Вы же идеальная пара, влюблённые, обретшие друг друга на арене! За вашу любовь, выкованную на наковальне Игр, переживал весь Панем! — Знаешь, со временем многое может поменяться, — не слишком отчётливо выдала оправдание Китнисс. Подумав пару секунд, спросила: — Так ты мне поможешь? Со вздохом Октавия согласилась, но выглядела несколько расстроенной вплоть до своего ухода. Пока в ванне набиралась вода, она показала Китнисс все платья, которые принесла. В здравом уме Китнисс никогда бы не надела нечто настолько открытое, провокационное и распаляющее воображение, однако сейчас был крайний случай. Ей было необходимо добиться сдвига в отношениях с Хеймитчем, и в этой войне за чувства хороши были все средства. А чтобы определиться с конкретным, у неё было время принятия ванны. — Что это за запах? — полюбопытствовала Китнисс, оказавшись в ванной. — Я добавила в воду морскую соль и несколько капель масла иланг-иланга, сандала и имбиря, — пояснила Октавия, перекрывая воду. — Этот состав поможет тебе расслабиться и чувствовать себя увереннее. К тому же мужчины не смогут устоять перед этими запахами, — хитро прибавила она. Китнисс ощутила, как румянец начал разливаться по щекам. Речь Октавии была достаточно смущающей, но разве не описанного эффекта она и хотела достичь? Китнисс нашла в себе силы отбросить неловкость и поблагодарить Октавию за старания. К счастью, та оставила её мыться в одиночестве. Смесь ароматов кружила голову, и Китнисс позволила себе предаваться мечтам о том, как именно Хеймитч отреагирует на её преображение. В её фантазиях он бы одарил её долгим, внимательным взглядом, отмечая каждую деталь её костюма. Подошёл бы настолько близко, чтобы она чувствовала опаляющий жар его тела. Коснулся, заставляя задержать дыхание, пока его руки скользили бы по её плечам и спине, и левая его рука непременно легла бы ей на талию, притягивая и до нуля сокращая расстояние между их телами, а пальцами правой он бы зарылся в её волосы, отвёл мешающиеся локоны от шеи, чтобы было легче оставить там цепь поцелуев. Она бы сама исступлённо вцепилась ногтями в его плечи, не давая отстраниться, откинула бы голову, открывая больший доступ для россыпи тех влажных поцелуев, которые он дарил ей. А потом, через долгие мгновения бесконечной неги, он бы оторвался от её шеи и направил бы её отяжелевшую от ощущений голову так, чтобы коснуться губами её губ, поцеловать жарко, страстно и глубоко, выбивая весь воздух из лёгких. Он бы увёл её, едва держащуюся на ослабевших ногах, к себе, за дверью скрывая от всего мира их начавшееся безумие. Выныривать из приятных грёз в реальность, наотмашь бьющую их дружбой… Китнисс не знала, с чем сравнить то огромнейшее разочарование от того, что пока её мечтам было не суждено осуществиться. Фрустрация — Эффи подобрала хорошее слово — была состоянием, которое сопровождало Китнисс и от которого она не теряла надежды избавиться. Выходя из ванной, она уже знала, какое платье наденет.

***

До начала ужина оставалось семь минут, когда в его дверь постучали. Хеймитч как раз раздумывал, стóит ли ему идти: вероятность столкнуться с Китнисс была почти стопроцентной, а этого он предпочёл бы не допускать. С тем, что мысли о ней затопили его сознание, он смириться мог; с тем, что начал наслаждаться её обществом и контактом с ней, — нет. Его воля и голос разума были сильнее, чем любые несущественные порывы и мимолётные эмоции, и они диктовали уйти в сторону, минимизировать общение с Китнисс, пусть даже она и выдавала его за подчёркнуто дружеское. Хеймитч даже не удивился, когда за дверью обнаружилась всё та же Китнисс. Конечно, кто ещё это мог быть? Однако отсутствие удивления самому факту того, что она пришла к нему, компенсировал сильнейший шок от костюма Китнисс. Чёрное платье ни при каких условиях не могло бы быть целомудренным: мешали вырез-сердце — проклятье, зачем ему вообще было запоминать идиотскую терминологию, которой сыпала Эффи все годы их сотрудничества?! — и его длина. Само платье заканчивалось гораздо выше колен, а сетка, начинающаяся от талии и достигающая пола, была полностью прозрачной и ничего не скрывала. К встрече с такой Китнисс Эвердин он определённо не был готов. Хеймитч сглотнул, отводя взгляд от её неожиданно длинных ног — или такой эффект давали туфли на каблуке? — и как никогда порадовался своему умению не показывать эмоции. — Зашла поболтать о Джастине, солнышко? — его голос прозвучал более хрипло, чем он рассчитывал. — Зашла забрать свою книгу, — опровергла Китнисс, плавно проскальзывая в комнату. Хеймитч мог бы поклясться, что раньше на ней не было этого сладкого цветочного запаха, настолько притягательного, что хотелось вдыхать его постоянно. — Ты же вчера не только меня, но ещё и «Историю Панема» принёс сюда? — Да, — сказал он, с трудом прекращая всматриваться в её широко распахнутые серые глаза. — А ты куда так нарядилась, дорогая? — полюбопытствовал, пока искал книгу. — Пойдёшь очаровывать Пита? — Так и есть, — на её алых губах играла улыбка, пока Китнисс принимала книгу из его рук, на миг касаясь его пальцами. — Видишь подвеску? — она указала на кулон, покоящийся чуть ниже её ключиц. — Её подарил мне он. — Тебе идёт, — совладав с собой, признал Хеймитч. Прошло ещё несколько мгновений, а Китнисс всё не спешила уходить, и ему пришлось намекнуть ей на время: — У тебя ко мне ещё что-то? И дело было не в том, что Хеймитчу было тяжело выносить её такой — соблазнительной, манящей, даже хищной, — а в том, что она могла опоздать на встречу с Питом. — Ты обещал рассказать мне про Джастина, — проговорила Китнисс, присаживаясь на диван и закидывая ногу на ногу. — Уже забыл? Что ж, он честно пытался спасти её свидание с Питом, и в том, что Китнисс оказалось важнее прослушать краткую биографию Лэрда в его изложении, вины Хеймитча не было. — Я и сам знаю не слишком много подробностей, так что длинной истории не жди, — предупредил он, садясь на расстоянии от неё, но Китнисс, похоже, было всё равно. — Юстиниан Лэрд родился и вырос в Капитолии, в семье очень богатых родителей. И кроме двух старших детей, денег и влияния, у тех богачей были свои причуды: чересчур сильная симпатия к Дистриктам и их жителям, например. Как видишь, даже детей своих они приучили к плебейским вариантам имён. — И что, никого в Капитолии это не смущало? — она вздёрнула бровь. — Это ещё мягко сказано. Семейство Лэрдов всегда выделялось из толпы, — произносил Хеймитч, стараясь сосредоточиться на рассказе, а не на привлекательной девушке, поправляющей каскад локонов. Однако переключиться почему-то получилось только на то, что он не заметил ни одного шрама на её теле. — Но им прощалось всё. Не знаю, какой информацией против Сноу они обладали, но президент их не трогал. — Сумели защититься, молодцы, — протянула Китнисс. — Они, кстати, были одними из твоих спонсоров на Играх, — вспомнил Хеймитч новую деталь. — И финансировали революцию. — Неудивительно, что сейчас Джастин так близок к правительству, — сделала вывод его визави. — Надеюсь, я удовлетворил твоё любопытство? — спросил он, когда тишина стала затягиваться. — М-м, пожалуй, — неопределённо повела плечами Китнисс. — Но теперь из-за тебя я пропустила ужин, — высказала капризно. Хеймитч обратил взор к часам и оторопел: стрелки показывали, что до восьми было меньше получаса. И это казалось невозможным: они не могли говорить так долго. — Ты на что это намекаешь, солнышко? — с подозрением поинтересовался Хеймитч, возвращая взгляд к её лицу. — У тебя в запасе ещё двадцать пять минут. — Можешь считать, что их фактически нет, потому что я ещё хотела обсудить с тобой книгу об Играх, которую мы решили создать с Питом и Джоанной, а дорога до столовой не самая короткая, — парировала Китнисс. — А это обязательно делать сейчас? — он из последних сил искал предлог, чтобы выпроводить её. — Тебя вроде Пит ждал. — Он уже наверняка понял, что я не приду, — Китнисс беззаботно пожала плечами. — А обсудить книгу нужно сейчас, пока мы и все остальные победители собраны в одном месте. Я хочу, чтобы каждый из нас внёс свой вклад. Ни один трибут не должен быть забыт. — Отличная цель, солнышко, — искренне похвалил Хеймитч и, помедлив, договорил: — И выходит, я действительно виноват, что ты осталась без ужина. Сам он, впрочем, тоже, но это было не столь важно. Намного больше Хеймитча влекла возможность выйти из своей же гостиной и проветрить голову, и своего шанса он не упустил. Конечно, потребовалось задействовать своё положение, чтобы добиться от повара приготовления ужина на две персоны, но зато тем самым Хеймитч избавил себя от неприятностей в виде голодной, а потому очень раздражённой Китнисс. Повезло ещё, что раньше внучка покойного Сноу упорно подражала победительнице Семьдесят четвёртых Игр и готовить тушёное филе барашка с черносливом во дворце умели. Теперь, когда Хеймитч сделал всё, что зависело от него, он спокойно направился обратно, зная, что ужин доставят. К счастью, Пит ему по дороге не попался: Хеймитч сомневался, что смог бы отбиться от противного голоса собственной совести, которая наверняка винила бы его в том, что он расстроил встречу Китнисс и Пита, — зато вселенная послала на его голову Джулию. Они столкнулись в одном из коридоров, и по её выражению лица Хеймитч понял, что разговора не избежать. — Ты, случайно, не знаешь, где Китнисс? — совершенно прямо задала вопрос Джулия, как только они поравнялись. — А могла бы для приличия поздороваться и спросить, как моё здоровье, — он цокнул языком. — Про здоровье твоё я и так всё знаю, — с лёгким недовольством отозвалась Джулия, — а про манеры ты и сам частенько забываешь. Так что лучше скажи мне, видел ты Китнисс или нет, пока я не подняла тревогу на весь дворец. Её нет у себя, она явно не с Питом, и я волнуюсь. Вскользь обронённая Джулией фраза о Пите заставила Хеймитча внутренне напрячься. — Она со мной, — откровенно произнёс он. — Пришла обсудить одного нашего общего знакомого, а потом вспомнила, что я нужен для создания книги об Играх, — Хеймитч пояснил до того, как Джулия потребовала объяснений. — Вот как, — её замешательство было очевидно. — Тогда за её безопасность я могу не переживать. Но вот за её сердце… — Джулия замолчала, не закончив мысль. Он не стал вмешиваться в её монолог, и она продолжила через пару десятков секунд: — Китнисс только недавно пришла в себя после всего, что ты наговорил ей, и если ты опять растопчешь её чувства… Это уничтожит её. — Мне казалось, она с Питом, — сухо проговорил Хеймитч, — и забыла все свои глупости. Китнисс почти прямым текстом сама сказала об этом. — И ты в это поверил? Вопрос Джулии, дополненный приподнятой бровью, крутился в его голове весь остальной путь. Хеймитч хотел бы поверить в это. Верил? Едва ли — он же всё-таки не дурак. Увериться он бы смог разве что тогда, когда своими глазами увидел свадьбу Китнисс и Пита и их счастливую совместную жизнь. Вот только с того злополучного момента, как она предприняла отчаянную попытку поцеловать его, в нём, казалось, что-то перевернулось. Хеймитч не осознавал, что именно, но чувствовал качественное изменение своего восприятия Китнисс. И потому не был уверен, что был бы искренне счастлив за своих экс-трибутов. «Это же настоящая фрустрация, мистер Эбернети! — вдруг вспомнилось, с каким восторгом первооткрывателя сделал своё заявление Аврелий сразу после того, как Хеймитча выписали из больницы. — То, как вы жаждете скрыться от мисс Эвердин и забыть о ней, но не можете достигнуть своей цели». Он гнал от себя любые мысли, кроме деловых и дружеских, силился убрать изображение Китнисс, словно выжженное с внутренней стороны век и предстающее перед ним при каждом закрытии глаз, — и какое фантастическое поражение потерпел. — Пока тебя не было, я успела набросать для тебя наш план книги, — поведала ему Китнисс, когда он пришёл, и села рядом, чтобы было удобнее показывать и разъяснять подробности. — Молодец, солнышко, — вынудил себя оценить её усилия. Вообще-то Хеймитч собирался поговорить с Китнисс насчёт того, что она узнала о нём от Джастина, но это его стремление как-то забылось, стоило им оказаться вплотную друг к другу. В другом мире он придумал бы причину, чтобы не дать Китнисс уйти сегодняшним вечером, позволил бы себе касаться её кожи и наслаждаться запахом. Он говорил, что влюблённость Китнисс — болезнь? Сейчас Хеймитч почти слышал, как трескается ледяная стена, которую он кропотливо возводил между собой и Китнисс, и с ужасом понимал, что и сам был болен.