Выпусти меня отсюда

Пусть сверкает в солнечных лучах город, Бешено колотится в груди кто-то Сплин

Город чертовски холоден в это время года. Огромный, каменный, незнакомый, хоть когда-то и родной город. Смотрит миллионами огней, забирается под кожу и дышит там, выдувая тепло. Дом должен согревать, а тут всё наоборот. Он остужает. Неприязненный неоновый свет и зябкий холод до дрожи сводят тело, заставляя сжимать зубы крепче. — Я хочу дождаться рассвета. Баки вздрагивает. Невозможно не вздрогнуть от звуков этого хриплого и вкрадчивого голоса изнутри. Он ненавидит его слышать, ненавидит и презирает саму мысль его существования. Это ненормально — чувствовать его внутри, живого и никуда не девшегося. Программа была стёрта, вычеркнута из его головы, и коды больше не действовали на подсознание. Не действовали на него. Хотя вместе с ними должен был исчезнуть и он. Но Зимний Солдат остался, выжил, как выживал сотни раз. В такие моменты, как этот, Баки предпочитал упрямо игнорировать, надеясь, что Солдат оставит его. Так и было поначалу. Затем он стал агрессивнее, научился, снова приспособился и в случае мощного эмоционального подъёма мог взять верх. Поэтому превозмогая отвращение и ненависть, колючим кустарником разросшуюся и навечно слепившую их в единое целое, Баки отозвался. — Ты научился чего-то хотеть, — сквозь зубы цедит он, выдыхая пар и облокачиваясь на перила. — У меня мало времени. Зачем тебе рассвет? Солдат не спешил с ответом. Он вообще был неосязаем, будто его нет. И всё же Баки знал, что он тут, чувствовал его зарождающуюся ярость и скрип сжимающихся кулаков. Он быстро осмотрел расслабленные руки, перекинутые через толстые канаты. — Хочу дождаться рассвета, — повторяет Солдат. — Увидеть солнце, когда оно выйдет из-за залива. Его губы шуршали так, будто произнесённые слова высушили и рвут их. Баки представил говорящего, полусгнившего мертвеца и снова не смог сдержать содрогания. Хотя никаких губ у Солдата не было. У него вообще ничего не было. Только голос. — Тебе никто не говорил, что перед смертью не надышишься? — устало, почти шутя, спрашивает Баки. Всё равно Солдат не остановит его, он даже не догадывается. — Хотя ты знаешь это как никто другой, я прав? — Тебе лучше заткнуться, — угрожающе рычит Солдат. — Ты ничего не понимаешь. — Куда мне, конечно. Это же ты такой совершенный и непревзойдённый. — Я всё ещё сильнее, что бы ты себе ни воображал, Барнс. Баки хмыкнул. — Я исправлю это. Всё исправлю, — тихо, но уверенно говорит он Солдату. — Ты больше никому не причинишь вреда. Баки долго берёг от него свои намерения, держа мысли так далеко, где бы Солдат никогда до них не добрался. Где его никогда не было — в воспоминаниях о детстве. Резким движением он выхватывает из внутреннего кармана пистолет, возводит курок и рвано утыкает в висок. — Я тебя вышибу оттуда, понял меня?! Тебя не существует, ты лишь эхо, отголосок! Солдат ничуть не теряется. — Если бы это было так, ты бы давно спустил курок. Или вовсе бы не пришёл к желанию застрелиться. И ты слабый. Тебя здесь многое держит. — Ради них это и нужно сделать, ведь ты не успокоишься иначе, — Баки злится, и это предаёт сил. — Нет, — подтверждает Солдат. — Я закончу миссию и убью Капитана, помешать мне ты не в состоянии. Больше никто не может распоряжаться мной. Тем более ты. Баки с ужасом чувствовал, как онемевают пальцы правой руки, как пистолет выскальзывает и летит в ледяную воду под мостом. — Зачем тогда? — почти кричит Баки. — Зачем убивать Стива, если все задания в прошлом? Солдат молчал, но скрежетал зубами. Его явно бесил вопрос, который Баки задавал почти каждый день после того случая, когда он чуть было не перерезал Стиву горло во сне. — Зачем!? — давит Баки, ощущая, что Солдат вот-вот взорвётся. — Скажи мне! Тишина была почти твёрдой, лишь шум будто издали проезжающих машин прорывал этот страшный вакуум. Он всё-таки сошёл с ума. — Почему ты можешь вернуться домой, а я нет? — глухо задаёт вопрос Солдат, шагая ватными ногами Баки через канаты. И всё обрывается.