Friends

— Надеюсь, хотя бы теперь ты мне все объяснишь. — Поджимает губы Чонгук и отрезает бинт. Юнги заявился к нему около получаса назад, весь в крови, но жутко довольный. В принципе, такое явление не было редкостью — он всегда радовался, когда удавалось кого-нибудь отпиздить, а тем более за дело. На раны не обращал внимания, как и на разборки с правоохранительными органами, что добавляло головной боли только Чонгуку. Как ни странно, он, хоть и злился на такую безалаберность, всегда потом помогал. И штраф уплатит, и рану перебинтует. Юнги все еще улыбается, глядя, как Чонгук перевязывает его кровоточащие руки, и долго молчит. С таким его поведением Чонгук сталкивается впервые и, честно говоря, даже не знает, как на него реагировать. Обычно трещащий без умолку Юнги вдруг начинает больше молчать и только улыбается загадочно — это вгоняет в ступор. Вот и сейчас он, едва Чонгук заканчивает с бинтами, легонько по плечу его хлопает в знак благодарности и, поднявшись с места, подходит к окну. Распахивает настежь и по привычке лезет в задний карман, желая достать сигареты, но поздно вспоминает, что он в одежде Чонгука, так как его старый рабочий комбинезон заляпался кровью. Чонгук же, встав рядом, протягивает ему сигарету и помогает закурить, терпеливо выжидая, пока Юнги не начнет говорить. Тот же в свою очередь наконец выдыхает с облегчением за последние пару недель. Несмотря на то, что все прошло как по маслу, он все равно чувствует, как морально вымотался. Сейчас чувство быстро утекающего времени наконец-то исчезает, и Юнги может прояснить все темные пятна в этой ситуации. — Какая реальная причина его появления здесь? — первым делом спрашивает он, так как это было той вещью, которая выглядела подозрительнее остальных. — Он сказал, что приехал мириться с тобой, но что-то я не заметил особого рвения к этому с его стороны… — Что? Мириться? — Чонгук фыркает и кривится. И надо же было только додуматься до такого бреда. — Отец его на улицу вышвырнул из-за того, что он подсел на наркоту и стал просирать его бабки. — Нихуя себе, — хрипит Мин, снова затягиваясь. — А как же та слезливая история об изменах и молчании? Как он не хотел рушить семью, а ты уже обо всем знал и оказался предателем? После затяжного молчания он поворачивается к Чонгуку и не может не засмеяться — у того лицо такое, будто он ел лимон и одновременно с этим увидел что-то максимально тупое. Такой коллаб, что Юнги даже не знает, есть ли у этой эмоции название. Чонгук, вздохнув и отвернувшись лицом к окну, тоже закуривает и раздумывает пару секунд, прежде чем начать рассказывать. — Я ненавижу говорить на эту тему, но раз уж она всплыла… — он стряхивает пепел. Юнги делать последние затяжки не спешит — сигарета тлеет в его пальцах, а он внимательно смотрит на Чонгука. — Так вышло, что родители меня любили больше. Казалось бы, мы близнецы, а характер у меня был поспокойнее. — Чонгук пожимает плечами, хмыкая. — Со мной было проще, поэтому и внимания я получал больше. Не сложно построить логическую цепочку и понять, что Йен меня начал за это ненавидеть. Юнги кивает — это действительно очевидно. Хотя и тупо. — Он считал меня виноватым в его хреновых отношениях с родителями и постоянно говорил, что я все разрушил. — продолжает Чон. — В один момент он просто пришел к отцу и наплел ему, что мать якобы ему изменяет, хотя такого никогда не было. Вдобавок он и меня приплел, сказав, что я обо всем знаю и скрываю это от отца, потому что люблю мать больше, чем его. — И как он только сам в этой жопе не заблудился… — морщится Юнги, туша недокуренную сигарету. — Не знаю, — хмыкает Чон. — Звучит как бред до сих пор, но отец ему сразу поверил. Ну и мы с матерью сразу поняли, почему именно он поверил. Они довольно тихо разошлись, помогали мне с жильем первое время. Йен-то думал, что раз уж он теперь единственный в поле зрения, то отец будет уделять ему больше времени, но проебался в расчетах. Со злости стал швыряться его деньгами, шататься по клубам, принимать всякую дрянь. Ну отец его и выгнал, в конце концов. Оформил это все как программу по обмену студентами и вышвырнул обратно в Корею. А тут, увидев, что я с кем-то неплохо общаюсь, он задумал мне отомстить. Закончив рассказ, Чонгук делает последнюю затяжку и тушит сигарету, а Юнги, желая от задумчивости почесать затылок, чересчур резко дергает пораненной рукой и шипит. — Ну, теперь понятно, — тихо говорит он, усмехаясь и глядя на то, как под бинтами расцветает новый кровавый цветок. Прежде, чем Чонгук успевает задать вопрос, он продолжает: — Как наивно с его стороны было думать, что я не знаю, как действует экстази. — Так, стоп. — Чонгук на секунду прикрывает глаза от переизбытка информации, — по порядку. С той ночи, когда ты меня послал по телефону. Юнги вздыхает и запрыгивает на подоконник, игнорируя боль в руках. Чонгук следует его примеру и садится напротив — будто в квартире мало места, и все пространство ограничено только этим подоконником. Юнги склоняет голову к плечу и начинает свой рассказ, с первой буквы которого Чонгук понимает — хорошо, что он сидит близко. Голос Юнги слишком тихий от усталости. — Той ночью он потянул меня в клуб. С ним спорить было бесполезно, мне хотелось просто забрать свои наушники и пойти погулять, но он… — Подожди. — Перебивает Чонгук. — Как вы вообще там встретились? — В смысле? — криво усмехается Юнги. — Ты сам мне написал, что он собирается в Арену. — Я тебе не писал… — качает головой Чонгук непонимающе. Юнги фыркает недовольно и лезет в карман за телефоном. Открыв их переписку, он показывает сообщения Чонгуку, и тот, прочитав, только хмыкает короткое «находчиво», возвращая телефон Юнги. — То есть, — Юнги чуть глаза прищуривает, — это он изначально подстроил? — Как ты думаешь, откуда у него синяк? — откинувшись затылком на стену, вопросом на вопрос отвечает Чонгук. — Опа… — удивленно произносит Юнги. Он уже раскрывает рот, чтобы выпытать подробности потасовки, которые он так любит, но Чонгук останавливает его жестом и громким: — Договори до конца, потом расскажу. Тот дует губы недовольно, но все же кивает, продолжая рассказывать. — Так вот, он потянул меня в клуб и предложил выпить. Я сначала отказался. Он молчал, что меня уже напрягло, и даже не пытался лезть, как обычно. Ну и я из любопытства спросил у него, почему он в Корее. Дальше он мне поведал слезливую и, как уже выяснилось, абсолютно выдуманную историю о своем проблемном детстве. Я уже почти начал ему сочувствовать, — Чонгук здесь цокает языком, глаза закатывая. Мин Юнги и сочувствие — обхохочешься. — Ну правда! А потом он начал спрашивать о тебе… Мол, сколько мы дружим. Так как он меня напрягал, я ему точно не ответил, а потом он такой говорит: «Вот Чонгук мне недавно сказал, что ты ему никто». Чонгук поднимает брови в немом «ты серьезно?», и Юнги тут же начинает оправдываться, неловко отведя взгляд: — Да я растерялся… Подумал, что это правда, и случайно выпил то, что он мне подсунул. — Дебил? — спрашивает Чонгук, и это даже не звучит как вопрос. — Дебил. — Соглашается Юнги, кивая. — Ну когда эта хрень подействовала, я уже понял, что к чему. Понял, что он явно про тебя напиздел, и придумал гениальный план. — О боже, — закатывает глаза Чонгук. Он знает каждый гениальный план Мина и может поклясться, что это первый на его памяти, который реально сработал. — Для начала нужно было усыпить его бдительность, — продолжает Юнги, не обращая внимания на реакцию Чона. — И я позвонил при тебе ему, послал, а потом еще и добавил, как вишенку на торте, что ты мне нравился. У Чонгука глаза расширяются. Он уже собирается что-то воскликнуть, как Юнги его останавливает. — Тихо! Вот потом я сразу сорвался в клинику, сдавать кровь на вещества. Потом ебашил у Чимина в автомастерской, чтобы заработать денег на экстази, который он мне и подсыпал тогда. Заодно сходил в полицию, к любимому начальнику, — Юнги хихикает. — Выложил ему честно весь план, и что ты думаешь? — Думаю, что ты еблан на пару с ним. — Вздыхает Чонгук, и Юнги кивает. — Правильно. Он помог снять записи с камер видеонаблюдения в клубе, но отмазать согласился только тогда, когда он лично увидит результаты экспертизы. А дальше оставалось самое сложное — каким-то образом подкинуть ему его же говнище. Тут-то ты мне и пригодился. — Это все еще дебильный план, ясно? — тычет в него пальцем Чонгук. — Все могло оборваться именно здесь. Он мог просто не переодеться, и все бы пошло по пизде. — Ты меня недооцениваешь, — дуется Юнги, складывая руки на груди. — У меня было время за ним понаблюдать до этого. И я заметил, что он не ходил в одном и том же дольше одного дня. Но было исключение — черная джинсовка. — Ну и как бы ты узнал, что он наденет именно ее? — все еще не понимает Чон. — А я и не знал. — Легко пожимает плечами Мин и смеется. У Чонгука от удивления ступор. — Боже, у тебя такое лицо… — Ты ебанутый? — только и может спросить Чонгук, что вполне логично. — Это называется «везение», мой друг. — Подается чуть вперед Юнги, а после снова откидывается спиной на стену, смеясь. — Ну или на твоем языке это «ебаный риск, Мин Юнги, план дерьмовый». Но, как видишь, все сработало. А дальше дело техники: чтобы увеличить тяжесть, я еще и задумал вывести его из себя и заставить меня избить. Это оказалось проще простого — я знал, что он ненавидит, когда я говорю о тебе, поэтому и давил именно туда. — О том, как именно он давил, Юнги решил умолчать. — И вуаля. Чимин вызывает копов, те фиксируют побои, находят экстази. Плюс видеозапись из клуба, результаты экспертизы и свидетель избиения. Короче, ему жопа. — Мда… — выдыхает Чонгук, даже не зная, как реагировать на это все. Столько событий в его жизни не было даже в те дни, когда Мин Юнги просто становилось скучно. Йен теперь точно в ближайшее время не будет мозолить ему глаза. Лет десять так точно. Интересно, как отреагирует отец… — Так чего ты ему по лицу заехал? — обрывает его мысли Юнги, и Чонгук от неожиданности вздрагивает. Он усмехается и переводит взгляд вниз, вспоминая. — А принцесска тебе кто? Чонгук молчит и только продолжает испепелять его взглядом. После пары секунд Йен издает смешок. — Ну, понятно. Сам хотел тему опробовать? — Не лезь, сука. Ни в мою жизнь, ни к нему. — Чуть ли не рычит Чонгук, медленно но верно теряя контроль над собой. — Тебя это не касается. — А он-то сам знает? А то общаешься с ним, как с отбросом, а в мыслях уже разложил везде, где можно. — Чонгук не выдерживает и швыряет Йена в стену — тот почти задевает кухонный гарнитур, но даже это его не останавливает от дальнейших издевок: — А Юнги ведь думает, что у вас дружба, как же так… Неужели ты собственными руками все разрушишь? Чонгук выходит из-за стола и хрустит костяшками пальцев — этот жест, как и каменное лицо, не предвещает ничего хорошего. Он снова хватает Йена за воротник, но на этот раз только одной рукой, другую занося в воздух для удара. — Или ударь — и я разрушу сам. — Зло ухмыляется Йен, сверкая глазами, и разражается смехом, когда Чонгук так и стоит, не обрушивая удара. — Надо же, как мило с твоей стороны. — А теперь будь умницей, скажи мне его адрес. Уступи тому, кто не тормозит. Секунда — и кулак с силой впечатывается в его лицо. — Да так, — пожимает плечами Чонгук. — Выбесил меня, вот и врезал. — Это ж сколько я раз тогда должен был по ебалу отхватить, — фыркает Юнги, показывая тем самым, что он ни разу не поверил в то, то сказал Чон. Но тот все равно упрямо молчит, не рассказывая того, что было в тот вечер. По сути правду сказал — Йен его выбесил. Юнги не стал напирать дальше. В комнате повисает тишина. Каждый молча обдумывает то, что услышал, переваривает информацию. За окном внезапно начинается дождь, который усиливается с каждой минутой, но никто даже не дергается, чтобы закрыть окно — капли хлещут по подоконнику и залетают в комнату, но внимания на это не обращают ни Чонгук, ни Юнги. Комфортно сейчас именно вот так. Юнги и вовсе расслабленно прикрывает глаза, хоть холодный дождь и попадает прямо на его лицо. Он наконец не чувствует тревоги от одного определенного парня и противного чувства тошноты от одного его присутствия. Он открывает глаза и, глянув на Чонгука, задумчиво глядящего в окно, уже раскрывает губы, но в последний момент передумывает и начинает их кусать нервно. Хочет спросить, но отчего-то это так странно и неловко, совсем ведь ему не присуще, да и Чонгук наверняка взглядом одним осудит, но все же узнать так хочется… — Ты чего? — тихо спрашивает Чонгук, поймав на себе любопытный взгляд. Юнги сводит брови к переносице, отводя глаза в сторону, и молча обнимает себя за локти перебинтованными руками. Чонгук расценивает этот жест по-своему — поднимается на ноги и закрывает окно, а после застывает на месте. Юнги, воспользовавшись моментом, обвивает его руками, обнимая. А чтобы не передумать — крепко зажмуривается и прячет лицо у Чонгука где-то в районе груди. Ему просто надо было проверить. Пока Чонгук в растерянности смотрит на прижавшегося к нему Юнги. Тот, чуть ослабив хватку, практически шепчет: — Так я не ошибся… Это все-таки был ты. — И медленно отстраняется. — А что ж не пришел тогда? Сам ведь в кафе пригласил. — Он издает смешок, легонько болтая ногами в воздухе. — Ты знал?! — восклицает от удивления Чонгук и даже делает маленький шаг назад. Юнги тихо говорит «мхм» в ответ, кивая так, будто это была самая очевидная вещь на свете. — Но как? Нас никто в тот день не мог различить… Юнги фыркает, а через секунду отводит взгляд и… Краснеет? Чонгук уже задолбался удивляться за эту жизнь. — Юнги… — тянет Чонгук, снова делая шаг вперед, а Мин только быстро-быстро головой качает и в глаза не смотрит. — Говори, зараза. Я же узнаю. — Не буду! — протестует тот и спрыгивает с подоконника, желая убежать куда подальше, но Чонгук хватает его за предплечье, прижимая к подоконнику обратно, и Юнги тяжело сглатывает от нарастающей тревоги. — Ну я не скажу… — тихо и неуверенно мямлит он, предпринимая последнюю попытку. — Скажешь — пойдем в кафе. — Давит Чонгук, и Юнги обреченно хнычет, заламывая брови. Он пищит что-то вроде «так не честно!», предъявляя аргументы, достойные своего возраста. А Чонгук еще и как на зло молчит, просто смотрит своими выедающими душу глазами и ждет. Ждет, пока Юнги сдастся. И он сдается. — Мне не противно от тебя? — почему-то с вопросительной интонацией говорит Юнги, будто сам не уверен в этом. Получив в ответ только поднятые вопросительно брови Чонгука, он вздыхает глубоко и, подбирая слова, продолжает: — Меня от Йена буквально воротило. Без шуток, я просыпался по ночам от кошмаров, где он меня лапал, а потом меня рвало. — Юнги морщится, даже сейчас ощущая противный кислый привкус на языке от воспоминаний. — Меня тошнило, когда он меня трогал или даже просто смотрел. Я на вас, типа, реагирую по-разному, так что какая, к чертям, разница, похожи вы внешне или нет? — А почему… — Чонгук, выслушав очередной ошеломляющий факт, уже хочет задать вопрос, крутящийся на языке, но Юнги его опережает, прекрасно понимая, что тот хочет спросить: — Потому что это было не вовремя, Чонгук. Это шло вразрез с моим планом, но представление вышло забавное. И это тоже помогло в каком-то роде, потому что Йен только сильнее убедился в том, что я якобы прекратил с тобой общаться совсем. — Вот у тебя чуйка на людей работает, — задумчиво говорит Чонгук, покачивая головой и усмехаясь. Юнги тоже издает смешок, и они снова погружаются в молчание. Вроде бы и все спросили друг у друга, а вроде еще столько всего неразрешенного. Но никто из них не привык о таком говорить. Дурацкая черта у обоих — молчать и думать про себя, делая выводы за другого. Сами до конца не знают, правильно подумали или нет, а все равно убеждены, что другой подумал или почувствовал именно так. Но пусть даже говорить о таком они не умеют, они все еще могут понимать друг друга. Ведь секрет удачных взаимоотношений заключается именно в том, чтобы уметь понимать того, кто находится рядом с тобой. Пусть все и дальше будут считать вас странными, абсолютно не подходящими друг другу, вы потом на крыше молча разделите одну бутылку газировки на двоих, глядя на звездное небо, и будете общаться взглядами и мимолетными прикосновениями. И это лучше, чем пустая болтовня о том, что невозможно словесно никак выразить, потому что смысл до конца все равно не передастся. Все думают, что они так часто молчат рядом друг с другом потому, что просто им не о чем поговорить, а на самом деле они общаются больше, чем кто-либо может вообще вообразить. Чонгук бросает взгляд в окно — дождь закончился, капли на листьях блестят из-за солнечных лучей. — Пойдем, — говорит он, — я задолжал тебе малиновый сорбет. Юнги широко улыбается и кивает, спрыгивая с подоконника. Между ними никогда не было и не будет никаких слов. Между ними есть только череда совершенных случайностей. И хоть Чонгук и хочет задать главный для себя вопрос, он все же молчит. А ответ получает уже через пару часов, когда видит, как Юнги довольно ест свое любимое мороженое, как осторожно гладит уличного кота, как засыпает на переднем сидении его мерседеса, скинув обувь и сжавшись в клубок. Чонгук знает ответ на свой вопрос из-за нескольких причин: он не запоминает предпочтения других людей, потому что ему все равно; он не испытывает теплоты в душе, когда смотрит на чью-то простую радость; и уж тем более он не позволяет никому забираться с ногами на сиденье своего драгоценного мерса. Он сбавляет скорость еще немного и сворачивает на заправку. В баке заканчивается бензин, а в бардачке — жвачки, которые любит таскать Юнги.