В долгий путь

— Таки решил усыпить меня и продать на органы? — несмотря на удивление, Чэн не упустил случая съерничать, но тут же заткнулся, с открытым ртом разглядывая снимавшего с себя рубашку парня. На его ключицах расположились чернильные бабочки, а на груди, чуть пониже этих самых бабочек, была татуировка в виде солнца. Но главным было не это. По всей коже груди пролегали жуткие на вид шрамы. Давно зажившие, но тем не менее красные и вздувшиеся. — Это…? — Я родился в Гарден Сити, штат Техас, в семье эмигранта из Китая и ирландки. Моя мать ушла из семьи, когда мне не было и года. Отец… Он держал ранчо, но ввязался в какие-то криминальные разборки, и ранчо отобрали. Мы остались без средств к существованию, без крыши над головой… Мне было десять. Папочка решил, что такого симпатичного мальчика как я, грех не продать в какой-нибудь бордель, что, собственно он и сделал. Четыре года я безвылазно просидел в заведении сеньоры Лопез в Нью-Мексико. Ты не поверишь, сколько в этом мире извращенцев. — Усянь как-то грустно улыбнулся, вновь натягивая рубашку, скрывая с глаз шрамы. — Эти шрамы, кстати, я получил, когда совершил побег. Как видишь, неудачный. Увы, к огорчению любезной сеньоры Лопез, товар был испорчен, и меня вышвырнули умирать на улицу. Наверное, я бы так и умер там, если бы не Сичэнь. Он со своими дядей и братом был проездом в Санта-Фе, и заметил меня, когда я пытался украсть шоколадный батончик из магазина. Они привезли меня в Иллинойс, где меня подлатали и поставили на ноги. Мне едва минуло пятнадцать. Дядя Сичэня дал мне дом, пищу, устроил меня в школу, и именно его я сейчас называю отцом. Так что закрой свой рот, и не смей говорить что-то о том, что ты в полном дерьме. Ты жив, здоров, не голодаешь, у тебя есть дом, какие-то деньги, тебя не бьют и не насилуют каждый вечер. Ты должен быть благодарен мирозданию хотя бы за это! — Черт, Усянь, я… — Чэн, наверное, впервые в своей жизни не мог подобрать слов. Он-то думал, что Вэй Усянь просто очередной зажравшийся парень, который возомнил себя всепонимающим и всепрощающим пупом земли, но. — Надеюсь, я тебя убедил, — просто ответил Вэй Усянь, поворачивая ключ зажигания. Грузовичок чихнул, дернулся, но не сдвинулся с места. Парень чертыхнулся, вылез из кабины и поднял капот. В воздух взвились клубы черного дыма, и он закашлялся. Чэн, не выдержав, вылез следом. — Все плохо? — А сам не видишь? — Усянь обвел рукой буквально расплавившиеся внутренности грузовика и вздохнул. — Придется звонить Сичэню, чтобы забрал нас и Кэмпо отсюда. — Ты дал грузовику имя? — смешливо вскинул бровь Чэн, а Усянь отвел глаза, делая вид, будто смутился, и начал накручивать длинную прядь челки на палец. — Ну, а что? Мы с ним, считай, уже третий год вместе… — Ты собирался звонить. — Точно! — Вэй Усянь жестом фокусника вытянул из заднего кармана джинсов старенький, потрепанный iPhone 4 и мгновенно набрал номер. Чэн скосил глаза на свой седьмой и снова прокрутил в голове слова «не голодаешь, у тебя есть дом, какие-то деньги». Деньги действительно были, отец иногда будто вспоминал, что перед ним не просто человек, разносящий наркотики, а собственный сын, и задаривал дорогой техникой, будто пытаясь… извиниться? Так что у него был и ноутбук, и айпад, и айфон, да даже бесполезные яблочные часы, на кой они нужны? А у Вэй Усяня, видимо, не было даже этого, но он продолжал находить чудо в мелочах. Чэн перевел взгляд на весело болтавшего по телефону Усяня. Он размахивал руками, расхаживая по обочине, затем, видимо заметив что-то в траве, опустился на корточки и пристально начал разглядывать землю. Завершив разговор энергичным «жду тебя, А-Чэнь!», он поднял руку и поманил Чэна к себе. — Гляди, — восхищенно протянул он, головой указывая на что-то перед собой. Чэн наклонился ближе и разинул рот: в кустах свила гнездо невиданная им прежде птица пронзительно-пурпурного цвета. — Красивая, — согласился Чэн, осторожно, чтобы не спугнуть птичку, присаживаясь на пыльную землю рядом. — Итак? — Итак. — Повторил Усянь, наклоняя голову к плечу, теребя в длинных, заляпанных пятнами чего-то красного и синего пальцах край рубашки. — Сичэнь приедет через час, максимум — два. Ты спешишь? — Я… — Чэн посмотрел на небо, на пустынное шоссе, затем на Вэй Усяня и решился. — Нет.