Это коснётся только двоих

— А у него на пальце нет обручального кольца! — с улыбкой до ушей оповестил весь маленький городок Антон, сверкая глазами-изумрудами. — Ты о ком? Об Арсении Сергеевиче? — отойдя от лёгкого состояния непонимания, наконец выдавил из себя Позов, слегка удивлённо посмотрев на брата. Шастун повернулся к нему и энергично кивнул головой, будто бы та пришита просто за верёвочку, при этом прикусив изнутри щёки, дабы скрыть улыбку. Казалось, радость готова была полезть из ушей — лагерь, лето, влюблённость… — Шаст, честно, это уже ненормально, что ты влюбляешься в первого встречного. Ты же мне только недавно говорил, что тебе нравится Петя из твоего класса. Взгляд Димки осуждающе блуждал по телу друга, будто бы анализируя, в какой его части содержится вся дурь. Хоть они и были примерно одного возраста — полтора года разницы не играли особой роли — порой Антон вытворял такое, что Позову на стенку лезть хотелось — настолько по-детски неправильно это было. Также его немного напрягало то, что между ним и младшим уже не было той лески понимания, которую было сложно разорвать. Они уже не чувствовали друг друга так, как раньше; их интересы перестали совпадать так же, как и вкусы; они стали реже общаться, ибо не было общих тем для обсуждения. Наверное, примерно такие отношения и должны быть между двумя кузенами, но Позов привык к другому, и ему до боли не хватало того Антона, старого Антона. Шаст стал больше думать о моде, чаще сидеть в телефоне, старательно скрывая от всех и всего, что его окружало, свой виртуальный мир, стал ставить длинные пароли, которые Димка не знал, хотя раньше всегда сохранял их в своей памяти. Позов стал реже заставать друга за чтением книги, что были их общей страстью некогда, Антон не смотрел дома сериалы и фильмы, которые они могли бы благополучно обсудить, а если и смотрел, то особо не вникая в суть. Дима не успел понять, в какой момент произошли эти изменения, и с чем они связаны. Он был просто никем и никак не способным предотвратить это. — Тебе кажется, да, быть может, слишком часто, но Арсений… он особенный, — мечтательно произнёс Шастун, но тут же прерывал себя мысленной пощёчиной. Ещё совсем недавно его бесили подобные фразы от Позова в адрес его любви, когда он успел допустить их употребление в своей речи? — Хотя, он просто красивый и вроде как крутой, а, по сюжетам романов, тихоня должен влюбиться в короля лагеря, — с улыбкой выдал Антон, застыв перед дверью комнаты, как вкопанный. Он посмотрел на своё отражение, пытаясь прокрутить в голове тот маршрут, которые они преодолели, но тщетно. Будто бы всё это и не с ними происходило, голова отказывалась думать, споря с хозяином о том, что они телепортировались от лавочки на веранду, а тот, в свою очередь, пытался поддаться здравому смыслу. Наконец, вернувшись в реальность, Шастун дёрнул дверь на себя, сделав шаг назад и, чуть не наступив на Позова, зашёл в пустую душную комнату. Тут действительно довольно жарко, несмотря на пасмурную погоду за стенами, что лишь расстраивало парня. Он не любил лето, жару и купание. Просто этому как-то не было места в его скудной жизни, и Антон не жаждал всего это. Парень сел на свою кровать и, сложив руки на коленях, уставился на противоположную стену, вернее, на груду одежды. Ему нужно было выговориться, и сейчас, пока все находились на высшей степени кайфа — в столовой — был идеальный момент. — Скажу тебе честно, мне не нравится всё это, я имею в виду историю с Шевелевым. Вот не укладывается у меня в голове, что это может быть другой человек, ну, не мой отец. Больше всего сейчас меня занимают две вещи — где он, и есть ли его фото в этом лагере, а оно должно быть. Даже у нас в школе есть фотка её основателя, так что должна быть и здесь. Но это мне не даст ровным счётом ничего, отца я никогда не видел и единственное, чем обладаю — размытое фото на телефоне со свадьбы. Вряд ли это как-то нам поможет, — Шастун скинул сланцы, в которых он, как самый мудрый человек, решил пойти на завтрак после дождя, один из которых, сделав в воздухе кульбит, приземлился где-то в метре от другого. Равнодушно махнув рукой, парень закинул свои конечности на кровать и, приняв позу полулёжа, продолжил. — Я думаю, что о фотографиях должны знать ребята, но как объяснить им мой интерес к истории, которую я ненавижу, как школьный предмет. — Не думаю, что они знают, им это вряд ли интересно, — заявил Димка, роясь в своей тумбочке в поисках чего-то. В его голосе слышалось явное раздражение и недовольство от понимания того, что данному поколению далека история. — И, знаешь ли, я как-то не особо желаю играть тут в детективов. — Да ладно, Дим, помнишь, как мы в деревне играли? — Антон с улыбкой посмотрел на друга, который тоже отвлёкся от поисков и устремил взгляд вперёд. Смутившись этого столкновения взглядом, Шастун отвёл взгляд и продолжил уже глядя в окно, за которым, кажется, мелькнул чей-то силуэт. — В общем-то, я тебя не заставляю. Дверь открылась, и в помещение буквально ввалились два смеющихся друга, однако, заметив Шаста и Димку, замолкли, моментально стерев улыбки с лиц. Антон лишь поморщился, мысленно проклиная себя за то, что вообще родился, и потянулся за телефоном к тумбочке, дабы хоть чем-то занять руки и мысли. — Снежок сказал, что сегодня треня будет в одиннадцать в тесном и душном зале, — тут же поделился информацией Сергей и плюхнулся на свою кровать, не дожидаясь ответа, которого и не последовало. — Так вроде погода нормальная… — неуверенно подал голос Позов, отрываясь от какой-то очередной увлекательной книги, которую он и искал в своей тумбочке. — Вот и я о том же, вообще ахуел, — согласно кивнул головой Лазарь, даже не оторвав взгляд от телефона. И, как говорится, слава Богу, что он не столкнулся с горящими возмущением глазами Димки, нежные уши которого режет столь грубая речь. До тренировки ещё целый час с вагончиком времени, чтобы вдоволь настрадаться и нажаловаться себе на свою же жизнь. Шастун недовольно листал галерею телефона, удаляя множество фоток по разным, порой очень странным, причинам. Ему просто было нечего делать, а так хотя бы время с пользой убьёшь, память почистишь. В галерее множество различных TikTok-ов, которые парень сохранял либо случайно путаясь и промахиваясь между кнопкой «избранное», либо же это были те видео, под каждым из которых можно неустанно писать «жиза». И, судя по жизни Антона, это были далеко не самые оптимистичные видео, над которыми можно было бы посмеяться, скрасив горький досуг. Были тут и дурацкие милые пикчи, которые периодически скидывали в классный чат, а удалять их было слишком невозможно. Из-за количества и периодичности поступления, что, пожалуй, превышала все стандарты. Честно, Шастуна не столь бесили сами картинки, сколько то, что их отправляли кому-то с целью показать, как им важен человек. Часто в группе переписывались парочки, а другие просто умилялись с них, комментируя чуть ли не каждое сообщение и уже планируя свадьбу. Парень отчего-то перестал любить всё это общение на виду у других, в прошлый раз игра закончилась её же воплощением, и Антон боялся повторить свой горький опыт. Он до сих пор помнил. До сих пор не любил четверги. Были и настолько личные фото, что Шастун не решался посмотреть их, понимая, сколько воспоминаний они принесут. Вот он стоит в гостиной их квартиры, облокотившись на дверной косяк, и, устремив взгляд куда-то далеко перед собой, перебирает загрубевшими пальцами струны, издающие ласковую мелодию. Вот фотография рыжего котёнка, — Шастун помнил, как сейчас, как это маленькое желеобразное тело ложилось ему на колени и тихо мурчало, пока парень боролся с самим собой — который стал причиной того самого чуда, что делит квартиру с Антоном. А вот торт на день рождения — красивый такой, со слепленными из мастики котятами и клубочками, а вот, — следующая фотка — улыбающийся тринадцатилетний Антон, который прижимается к маме и целует её в кончик носа, благодаря за подарок, а на щеках играют довольные ямочки. Шастун нажимает на кнопку, и экран гаснет, а взор блуждает по ныне чёрной поверхности, рассматривая самого себя. Антон сам тоскует по старому Антону. Шастун услышал, как по правую руку от него кто-то чем-то зашуршал, хлопнула дверца тумбочки, а после чего послышалось тихое сопение. Парень усмехнулся своим мыслям и поразительной схожестью Димки с ёжиком, а после включил дисплей, впиваясь в него глазами. Десять тридцать три. Пожалуй, действительно стоит начать искать какую-то приличную одежду, хотя, Антон прекрасно помнил: она на нижней полке справа. Парень принял сидячее положение и открыл заветную дверцу тумбочки, молясь всем богам, чтобы полке не приспичило упасть именно сейчас, разбросав всё содержимое в радиусе трёх метров. Шастун скептически перевёл взгляд с одной вещи на другую, пытаясь понять, что лучше надеть сейчас. Честно, ему крайне не хотелось выглядеть старомодно, всё-таки встречают-то по одёжке. Однако судьба в лице спонсора-мамы, считающего, что одежда должна облегать идеальную фигурку сына, показала Антону фак. Минута, и на кровати уже лежали — валялись — чёрная довольно короткая футболка без какого-либо принта и такие же чёрные длинные шорты, которые, очевидно, придётся чуть закатить. Они были из довольно грубого материала, напоминающего джинсу, что являлось не самым комфортным для спорта. Парень положил всё это на кровать и аккуратно разгладил руками складки, пытаясь просто выиграть время. Для кого и зачем — неясно. Просто он не любил переодеваться в присутствии других людей, однако, видимо, на время пребывания в лагере придётся забить на своё мнение. Шастун снова плюхнулся на кровать, разве что полностью одетый и готовый к труду и обороне. Нельзя сказать, что он горел желанием тренироваться и был приклеен к этому спорту, нет, но, однозначно, некая нить привязанности связывала его и волейбол. Когда-то в далёком — как кажется сейчас — прошлом именно этот спорт спасал парня, давая ему вложить в удары все свои эмоции, тем самым успокаиваясь. Можно сказать, что волейбол был неким антидепрессантом, доступным лишь для тех, кто реально нуждался в этом. Сейчас уже не было той искры, которая зажигалась в глазах Антона, стоило ему выйти на свою сторону площадки. Парень перегорел, но был настолько благодарен спорту, что просто был не в силах бросить. Знаете, он чувствовал себя в долгу. Может показаться, что Шастун был ненормальным — стыдиться перед спортом — но ведь волейбол никогда не бросал его, когда было особенно трудно. Не мог этого сделать и парень. Антон и не заметил, как пролетело время, а желание идти на тренировку просто испарилось. Ему до безумия хотелось просто лежать на кровати и бездумно смотреть в потолок, в который раз прокручивая в голове сюжеты идеальной жизни, о которой он мечтал. Сил не было от слова совсем, однако на дисплее упрямо светились цифры, оповещающие, что осталось две минуты, как бы Шастун ни гипнотизировал их взглядом. А ещё парню банально хотелось есть, его обволакивал туман голода, заключая в свои объятия и лишая всех сил. И Антон заранее знал, что сорвётся. Он никогда не выдерживал более двух дней голода, просто срывался, а затем корил себя за это, но не был в силах противостоять организму. Однако даже эти довольно сложные технологии приносили свои плоды — срывы быстро компенсировались занятиями спортом и длительными прогулками, которые так любил Шастун, а иногда просто тем, что организм возмущался слишком ненадёжным планам питания и отказывался принимать еду. Однако парень был рад этому, находя это лучшим исходом ситуации. Антон, натянув на себя ту самую серую кофту, в которой ходил на завтрак, медленно покинул комнату вторым, после Димы, не забыв, конечно же, взять полупустую бутылку. Уже на веранде он смело сел на холодный пол и начал зашнуровывать свои сине-белые кроссовки, которым было года этак четыре. Шастун никогда не жаловался на недостатки в одежде, нет. Незачем тратиться на подобную фигню, так ведь? Пока вещь носится, она в пригодном состоянии. С улицы веяло сыростью и мокрым асфальтом, однако этот запах всегда оставлял глубокий след в памяти парня. Он имел какую-то особую атмосферу, напоминал о чём-то таком личном, будто бы шептал тебе тайну, играя на клавишах крыш. — Ну что, ребят, готовы к тренировке? — с усмешкой, которая стала ещё шире при виде понурых лиц воспитанников, спросил Павел Алексеевич, в уме пересчитывая ребят. — Да ладно, не кисните, зато сегодня вечером дискотека будет, если погода не подведёт, — тут уже вся толпа, не считая Антона, Димы и Эда, зашевелилась и о чём-то заговорила — суть беседы невозможно было поймать среди отрывчатых фраз, прерываемых смехом. Тренер улыбнулся, слегка опустив уголки губ вниз, дабы скрыть свою улыбку, и направился вперёд, а ребята пошли за ним, как отряд за командиром. Шастун, засчёт своей манеры ходить быстро и длинных конечностей, довольно быстро вышёл в первые ряды и теперь старательно вслушивался в диалоги, пытаясь выудить хоть какую-то полезную информацию. Они спустились вниз до первого поворота направо, который — к ужасу Антона — снова разветвлялся на две ветки с хвостиком. Одна из них, если идти прямо, вела на какую-то площадку, огороженную довольно высоким сетчатым забором. Парню удалось разглядеть там сетку и пару скамеек, которые тусовались под размашистыми ветвями деревьев, что росли впритык к забору вдоль наиболее длинной его части. Следующая дорога, если взять ещё чуть правее, вела в какую-то чащу, точнее, упиралась в неё, кажется, заворачивая параллельно площадке. Однако сейчас они двигались по небольшой тропинке, которая вела к корпусу, который, как понял Шастун после несколько минутных размышлений, принадлежал именно им. Пазл карты местности потихоньку складывался, однако это давалось парню довольно непросто. Кроме того, приходилось параллельно выбирать себе наиболее сухой путь, дабы не промочить единственные спортивные кроссовки, и без того успевшие пропитаться влажностью, витавшей в воздухе. — Разувайтесь и проходите прямо, — тут же приказал Павел Алексеевич, первым заходя в помещение и скидывая свои кроссовки, однако делая это с какой-то необычайной ловкостью. Ребята последовали его примеру, и Шастуну пришлось некоторое время тупо стоять в узком коридорчике, прижавшись к стене и ожидая возможности избавиться от ненужной обуви. Группа зашла в довольно небольшой зальчик, от силы занимавший бы половину стандартной площадки. Тут было довольно прохладно и тускло из-за небольшого количества света, проникавшего через довольно большое для такого помещения окно. Пол был покрыт мягким ковриком-пазлом оранжевого и синего цветов, что сразу же напоминали о расцветке волейбольного мяча, а стены были покрыты голубой масляной краской, отдалённо напоминающей синие стены родного зала. На подоконнике стояла большая чёрная колонка, явно предназначенная для всеобщего пользования. Антон блаженно улыбнулся, когда Павел Алексеевич подошёл ближе и, что-то ища в телефоне, одновременно нажимал кнопки на колонке, которая лишь ответно пищала. Парень уже тогда отвёл небольшой отдел памяти для запоминания песен, а в телефоне мысленно создал новый плейлист с песнями, который однозначно будут напоминать ему о лагере и об… Арсении.

* * *

Пока Серёжа и Эд смеряли презрительными взглядами Позова, решившего, что он имеет право идти в душ первым, Шастун просто лежал на кровати, приняв свой удел — быть последним. Было так пусто, что даже не хотелось думать о чём-то. Он чувствовал себя выжатым этим днём, однако это волновало его не более, чем то, что до обеда он вряд ли успеет помыться. Время уже близилось к двум часам дня — спасибо Павлу Алексеевичу, решившему в первый же день устроить тренировку длительностью два с половиной часа. Парень чувствовал себя настолько вымотанным, что просто не находил сил подняться и припасть губами к бутылке с жалкими остатками воды. А ведь это только начало. — Тох, ты следующий? — поинтересовался Серёга, в упор смотря на парня, отчего тот неуютно поёрзал и забегал взглядом с предмета на предмет. — Не, я могу и последним, — отмахнулся Шастун, наконец переведя взгляд на собеседника и увидев, как зажглись счастливые огоньки в его глазах, Антон мысленно вздохнул. Удобно, когда кто-то подстраивается под тебя и жертвует своим комфортом ради твоего. Дождавшись того счастливого момента, что выпал на судьбу Шастуна, когда Эд ушёл в душ, а Серёга в комнату их соседей, парень соизволил переодеться. Не мог же он так быстро перебороть свои комплексы, чтобы спокойно переодеваться в присутствии чужих. Антон со скоростью гепарда стянул с себя футболку, что противно липла к коже, и надел на голое тело кофту, конечно же, застегнув её. Это была его любимая кофта, пусть и немного похожая на какую-то деревенскую интеллигенцию, потому-то парень и ходил в ней везде и всегда. Шастун достал из тумбочки первый попавшиеся под руку штаны — то были широкие брюки относительно делового стиля, но парень носил их и просто так. Его любовь к ним была обоснована резинкой и завязками на талии, с помощью которых Антон мог утянуть предмет одежды до необходимых ему размеров, а это было крайне важно. Позов, до этого пытавшийся найти парные носки в довольно искусной груде одежды, смерил парня недовольным взглядом, приподняв один уголок губ. — Не понимаю, как можно носить это, — наконец высказался он, всё также блуждая изучающим взглядом по брюками странного и нелюбимого Димой фасона. — Так все сейчас ходят. Шастун ничего не ответил, да и что он может сказать? Разве что пообещать себе, что в присутствии брата больше не наденет эту вещицу. Он, к своему сожалению, был слишком зависим от мнения людей и воспринимал всё слишком близко к сердцу, как и сейчас. Зачастую он даже боялся чужих мыслей в свой адрес, хотя их никто и не озвучивал, а залезть в мысли других парень не мог. Антон не понимал, как можно ходить в обтягивающей одежде. Это каким самоуверенным надо быть, чтобы так бесстрастно демонстрировать всем своё телосложение? Это какой идеальной внешностью нужно обладать, дабы носить такое? До тринадцати лет Шастун также придерживался этих мыслей, но не озвучивал их, боясь, что его не поймут. Так, собственно, и случилось. Ему просто дали тогда денег и сказали, мол, покупай что хочешь. Парень ненавидел себя тогда. Ненавидел за то, что не смог выдержать жизненного испытания и просто поддался своим желаниям. Слегка закатав кофту снизу, Антон покрепче затянул верёвки, почувствовал, как резинка даже немного неприятно впилась в кожу. Парень ещё сильнее дёрнул, почувствовав, как дышать стало сложнее, но ему нужно как-то выразить свои эмоции. Он отпустил завязки и начал судорожно дышать, глядя на то, как укорачиваются верёвки. Наконец, отрегулировав относительную широту, Шастун плюхнулся на кровать и несколько раз пропустил волосы сквозь пятерню правой руки, немного распутав их. — На обед! — раздался голос Павла Алексеевича, который сопроводили его же спешные шаги по веранде, дабы сообщить эту новость каждому человеку. Антон в спешке достал из тумбочки одеколон с ароматом лайма, который просто отдавал свежестью и скорее уж зелёным чаем. Придав себе относительно приятный запах, парень удовлетворённо бросил баллончик на нижнюю полку, где покоится одежда, дабы не слышать противного звука соприкосновения с другими предметами. Он, кажется, на автомате, даже не задумываясь, обул сланцы и наспех набрал в руку горсточку колец из специальной открытой коробочки, что стояла сверху на тумбочке. Наконец, Шастун покинул свои хоромы, попутно распределяя сокровища по пальцам и пытаясь не запнуться о неровности на асфальте. На зов тренера пока что пришли лишь пять человек, однако самого вожака до сих пор не было, так что у опоздавших ещё есть шанс не схлопотать. Впереди толпится сгусток народа, состоящий из представительниц женского пола, и Антон немного недоумевающе смерил их взглядом. Он не сразу заметил, что к веранде их домика ведёт ещё одна лестница, первая — ещё до тренерской. Шастун даже усмехнулся своей внимательности, мол, как можно не заметить такую важную вещь. Парень даже не сразу заметил, как Матвиеныч и Егор отделились от их и без того реденькой группы и направились к девочкам. Впрочем, не нужно быть каким-то экспертом по психологии, чтобы догадаться, что они, как минимум, знакомы. Парни поочерёдно обняли некоторых девушек, пока другие либо о чём-то перешёптывались, либо презрительно смотрели на слишком сентиментальный, по их мнению, приём. — Серёж, они знакомы? — непонятно зачем задал навязчивый вопрос Антон, слегка касаясь кончиками пальцев плеча капитана. Лазарь повернулся сначала к нему, затем перевёл взгляд на тёплую компашку, о чём-то безропотно общающуюся. — Да, мы всегда приезжаем сюда одновременно с ними, разве что тренер раньше другой был, — поделился информацией парень, вновь посмотрев на Шастуна. — Там есть нормальные, конечно, но нам запрещают с ними общаться. В прошлом году Сашка с Матвеем устроили им ночные посиделки на веранде, когда время уже за полночь было, так им потом до конца смена было запрещено покидать домики после ужина, — Серёга погрузился в воспоминания, просто вываливая какую-то информацию, а Шастуну ничего не оставалось, кроме как слушать. Он пытался уловить в этом какую-то важную мысль, которая, возможно, поможет ему как-то сдвинуться с мёртвой точки его размышлений, но его собеседник тараторил о чём-то совершенно отдалённом. — Имей в виду, что тут за проступки одного человека часто наказывают всю команду, как там говорится, «один за всех, все за одного»? Так что тут делай — не делай, а всё равно огребёшь. Кстати, — вновь вернулся к изначальной теме парень, отчего Антон лишь внимательнее всмотрелся в его черты лица, высказывая крайнюю заинтересованность. — Если хочешь, то я могу на дискотеке познакомить вас. Шастун, услышав это, почувствовал, как щёки покрыл лёгкий румянец, а в голове боролись желание новых знакомств и социофобия. От ответа его спасло появление Павла Алексеевича — в чёрных спортивных штанах с белыми лампасами и чёрной облегающей футболке. Антон, видимо, один такой умный решил пойти в кофте с длинным рукавом, но что ещё делать, если ему банально холодно? Парень ещё раз окинул команду взглядом, дабы убедиться в своей правоте, и удовлетворённо кивнул, смотря на тренера. — Где Серёга и Саша? — Павел Алексеевич свёл брови к переносице и требовательно посмотрел на Лазаря, ожидая ответа именно от него. Нет, ну а чего вы хотели, капитан команды — это не сплошная блажь. — Они вперёд ушли, — тут же прикрыл друзей Егор, не давая Серёге сказать и слова, а на его вопросительный взгляд лишь повёл плечами. — Проголодались, наверное. Павел Алексеевич неуверенно кивнул и спустился со ступеней, где стоял до этого. Шастун лишь усмехнулся и слился с толпой, которая тут же ускорила темп из-за голода. Проходя мимо веранды, Антон невольно повернул голову направо и вытянул гусиную шею, в надежде увидеть знакомый силуэт, но его взору предстала лишь знакомая поверхность.

* * *

Хотелось кричать от усталости; резать своё тело, пока туда не поступит адреналин; хотелось взорвать все те сундуки, где находились чувства. У Антона разрывалась от усталости голова, и он просто стоял под горячим душем, приятно обжигающем кожу, но ему всё равно было холодно. Точнее, душ был настолько кипяточным, что кожа воспринимала его как мимолётный холод, лишь потом раздражённо покрываясь мурашками. Вот и подходил к концу первый полноценный день, полный усталости и раздражения, которое не на ком было справить. Шастун никогда не доводил себя до такого состояния. Да-да, дело тут было даже не в жёстких тренировках Павла Алексеевича, а в самом парне. Он сорвался. Просто хотелось вымучить себя до полудохлого состояния, хотелось нанести себе вред. Шастун не успел и оглянуться, как это вошло в привычку — зачастую порезы стали появляться на его теле по причине того, что просто хотелось. Было как-то спокойнее и менее совестно, когда ты чувствуешь приятное стягивание кожи в районе голеностопа, а сверху наклеиваешь белый пластырь, дабы не запачкать кровью носки. Парень сам выводил себя на эмоции и резал сильнее, полностью отдаваясь эйфории чувств и теряя контроль. Он глазами наркозависимого смотрел на то, как кровь медленно выступает из пореза, иногда помогал ей, разводя кожу в разные от пореза стороны, затем она скатывается в шарики, а потом и вовсе стекает вниз. Опоминался Антон лишь тогда, когда на салфетке, которой он вытирал излишки, появлялись уже сгустки крови. Он понимал, что зашёл слишком далеко, что порезы стали для него больше кайфом, чем наказанием, но поделать ничего не мог. Зависимость. Единственная радостная мысль, заставлявшая Шастуна просто держаться на ногах — сегодня до дискотеки будет игра тренеров против их самых крепких парней и девушек. Парню же сообщили, что сегодня он просто посмотрит, но далее ему не избежать участия в этом мероприятии. Возможно, Антон был польщён, но его занимало другое — там будет Арсений. Ещё одна монета в копилку плюсов влюблённости — уход от реальности, некое донкихотство. Парень любил это, честно, любил. Шастун в последний раз поворошил свои мокрые волосы, пытаясь придать им хоть какую-то форму, однако пряди, словно издеваясь, вновь спали на лоб. Вздохнув, парень, не в силах сейчас буйствовать, как бы этого не просила душа, отодвинул задвижку и вышел из душного от высокой температуры воды помещения. Он сейчас выглядел как официант — зелёное полотенце, перевешенное через согнутую руку, пальцы которой сжимали флакон с гелем для душа и шампунем — да-да, вот такие рабочие пальцы. Одет он был в синие джинсы, которые должны были эффектно облегать Антона, но лишь бесформенно болтались на худом теле, и простую белую футболку без принтов с длинными и широкими рукавами. Знаете, непросто надевать даже эту одежду на мокрое тело. — О, Антон, наконец-то, пойдём уже! — с некоторым раздражением и даже возбуждением встретил парня Димка, тут же вскочив с кровати. Конечно же, он торопился, ведь сегодня играла его ненаглядная Катюша — так звали ту самую девушку, на которую он запал ещё утром. — Иди, я догоню, — предложил Шастун, вовсе не планировавший куда-то торопиться и ускорять привычный ритм жизни. Димка же, удивлённо подняв брови, тут же засиял и буквально вылетел за дверь, бросив на ходу что-то типа «жду тебя». Антон лишь улыбнулся, старательно прикусывая изнутри щёки, но уголки губ предательски ползли вверх. Ему тоже не терпелось увидеть Арсения, его грацию при игре, почувствовать на себе его мимолётные взгляды и просто пофантазировать. О, да, в этом и весь Шастун. Он всё-таки переодел джинсы на излюбленные широкие брюки, надеясь, что в темноте Позов их не увидит, и выполз из пустого помещения, на ходу надевая коричневую кожанку. На улице было довольно светло несмотря на то, что часовая стрелка медленно подбиралась к восьми. Лето всё-таки. Было непривычно тихо для свободного времени лагеря, так тихо, что Антон даже уловил глухой звук ударов по мячу. Он, поёжившись, свёл края куртки друг к другу и спустился по ступеньками, оглядываясь по сторонам, будто ожидая засады. Шастун исполнил то, что хотел с самого утра — повернул налево и спустился по той самой заросшей тропинке, которая находилась под их верандой. Оттуда до площадки было гораздо короче, чем если идти по более людным и светлым дорогам. Да парень в любом случае предпочёл бы эту дорогу любым другим. Тут можно было хотя бы на мгновение почувствовать своё одиночество и подышать другим воздухом. Однако судьба, наперекор всем мечтам и мыслям, желала сделать всё ровно наоборот. — О, Антон, ты тоже идёшь игру смотреть? — Шастун услышал этот голос почти над ухом, почувствовав или же просто слишком явно представив горячее дыхание на своей нежной шее, не знающей ласки. Парень даже мог бы предположить, что этот голос — плод его фантазий, слишком приближённым к ним и слишком нереальным он был, если бы не тяжесть на плече от увесистой мужской руки. — Ага, — кивнул парень после долгого раздумья над ответом, придя к выводу, что лучше не навязываться ему с развитием диалога. Мало ли, вдруг манера Шастуна оттолкнёт его. И сейчас он, задержав дыхание и скрестив пальцы, ждал ответа на ту фразу, на которую, кажется, он и не требовался. — Ты чрезвычайно многословен, — хмыкнул тренер и слегка упёрся рукой в спину, почувствовав под ней слишком выпирающие кости позвоночника и тут же уменьшив напор, будто боясь раздавить. Антон неуверенно сдвинулся со своего места и пошёл дальше, слыша сзади тихие шаги и виня себя за то, что не надел колец. Он аккуратно размял сустав каждого пальца, отчего те благодарно хрустнули, а Арсений лишь хмурился, при этом умиляясь этой до невозможности уютной стеснительности. — А вы почему не играете? — раздался, наконец, неуверенный голос откуда-то спереди, и он донёсся до тренера разве что с Божьей помощью и порывом ветра. — Так я же тут первый год, сам не освоился ещё. — Первый год? — тупо переспросил Шастун и по интонации его голоса уже представилась картина безумного удивления. — Однако историю лагеря вы знаете хорошо. — Я же должен был знать, куда еду, — усмехнулся Арсений, и Антон уже было открыл рот, дабы спросить, что ещё интересного может поведать ему тренер, как на его плечо вернулась рука, будто бы останавливая. — Налево, — голосом командира отряда произнёс мужчина, после чего хрипло засмеялся, а Шастун захотел, чтобы это не заканчивалось никогда. Хотел просто повернуться вокруг своей оси и уткнуться лицом в грудь Арсений, почувствовав, как его руки зарылись в ещё сырые волосы. Антон спустился по каменным ступеням — единственному адекватному спуску с небольшого склона — и зашёл в вечно открытую калитку проволочного забора. Деревья уже запустили в него свои ветки и переплелись, создавая довольно искусную изгородь. Парень почувствовал, как на его щеках играет румянец, и он закрыл лицо воротником кожанки, будто ему холодно. Перед ним открылся вид на то самое поле, где они тренировались днём. Это самая обычная асфальтированная площадка с полустёртой жёлтой разметкой и сеткой, порванной в некоторых местах и довольно потерявшей свою белизну. В двух шагах от Шастуна располагались две лавочки — напротив двух сторон площадки, а посередине небольшой стол, напоминающий школьную парту, и стульчик, где сейчас сидели на счёте две девушки, а Антону оставалось лишь удивляться, как они там поместились. Справа располагалась женская половина лагеря, внимательно наблюдавшая за игрой. Хотя парень не был уверен, что их столь интересовал исход матча, сколько его участники. Слева же сидели Димка, Эд, Матвиеныч и Захаров. Собственно из этого уже можно сделать вывод, кто в их команде самый ответственный и лучше всех играет. — Иди к ребятам, — почти на ухо шепнул Арсений, легонько поддаваясь вперёд корпусом, отчего у Антона спёрло дыхание в зобу. Он нервно сделал шаг вперёд по инерции чужого человека, а потом просто не выдержал и обернулся. — Идите и вы к нам, — тихо и безумно смущённо произнёс Шастун даже до того, как успевал в голове воспроизвести статистику плюсов и минусов этой фразы. Арсений улыбнулся, наблюдая за бурной сменой эмоций на лице парня, который так и не ушёл к заветной лавочке, будто был связан с тренером. — Извините, — ещё больше стушевался от длительного зрительного контакта Антон и, наконец, будто отмирая, пошёл к скамейке и занял место рядом с Серёжей. — О, Антоха, — только и выдал тот, на секунду повернув голову, а затем снова склонился в другую сторону, что-то обсуждая с Матвеем. Парень ничего не ответил, находя это неуместным, и попытался сконцентрировать внимание на игре, хотя мысли были где-то далеко. Он привык находиться рядом с Позовым, с ним, даже если не говорить, Шастун не чувствовал этого смущения вперемешку с раздражением на самого себя за беспомощность. Ну не умел он общаться с людьми, что тут поделать? В детстве ему с этим как-то помогала мама — покупала книги Дугласа Мосса, разыгрывала сценки, заставляла писать людям. Но потом отчаялась и она, с ней умерла последняя клетка надежды. Сейчас Антон, пытаясь отвлечься, стал разглядывать предмет обожания брата. Катя — довольно худая девушка, в которой, однако, непонятно откуда было столько силы и энергии, что она действительно этим цепляла. Её светлые волосы с лёгкой рыжинкой придавали какую-то подростковую нотку взрослым чертами лица. Впрочем, если дело не касалось собственной симпатии, то Шастун никогда не зацикливался на внешности. Ему нужно было узнать характер человека, его манеру говорить, манеру поведения, его привычки и многое другое. Тогда-то он, как настоящий психолог, мог установить совместимость людей. — Что, присмотрел уже себе кого-то? Антон вздрогнул, а по телу рассыпались мурашки, заставив вновь заламывать пальцы. Арсений придвинулся ближе, и парню даже показалось, что он чувствует тепло чужого тела сквозь ткань штанов. Парень повернул голову, к счастью, встречаясь лишь с профилем мужчины, ибо расстояние между их лицами слишком мало, чтобы находиться в зоне личного комфорта. Что ж, тут Шастун может позволить себе рассмотреть внешность. Глаза Арсения заинтересованно двигались вслед за мячом, а в них читался явный азарт. Губы были расслаблены и даже немного приоткрыты, как бы парень ни старался не концентрироваться на этом, взгляд невольно возвращался к ним. Брови были сведены к переносице, очевидно, от напряжения. На голове тренера красовалась белая панама с опущенными краями, из-под которой выглядывали мокрые тёмные пряди волос. Одет он был в серо-белые хлопчатобумажные штаны, чёрную футболку, заправленную в них, и чёрный, с белыми цветочками, распахнутый кардиган с коротким рукавом. Шею опоясывала увесистая цепочка с фастексом, а на руке уже привычно красовался одинокий перстень, за который Антон готов был отдать многое. Арсений сидел, слегка поддавшись вперёд и опершись локтями на колени. Его руки были сведены в замок и напряжены, отчего слишком уж отчётливо выступали вены и косточки. Шастун лишь в очередной раз убедился, что у него фетиш на эти, поистине графские, руки. И лишь насытившись внешним видом мужчины, не подавая виду о своей жажде большего, Шастун вспомнил, что тот, вроде как, задавал ему вопрос. Парень лишь покраснел, чувствуя себя виноватым, мол, кто-то делает попытки завести с ним диалог, а он так невежливо поступает. Что ж, парень думал… нет, он был уверен, что подводит людей своим поведением и своими поступками. Он обожал непроизвольно вляпываться в разные истории, в которые потом впутывал и других. Он был самым травматичным, и вскоре понял, что единственный выход из ситуации — просто скрывать. Однако когда тёплое чувство стало потихоньку отпускать, а внутри свои узоры уже рисовал мороз, Шастун засунул руки в карманы кожанки, тут же услышав нехарактерный хруст. Он вынул руку, и на свет появились две карамельки со вкусом барбариса. Антон невольно улыбнулся, ловя себя на мысли, что вовсе не помнит ничего о том, каким образом эти сестрицы появились в его куртке. — Хотите конфету? — довольно смело спросил Антон, однако, стоило Арсению перевести на него взгляд, щёки покрылись лёгким румянцем, а парень прикусил изнутри щёку, думая о том, что это, пожалуй, было глупо. — О, да, спасибо, я люблю барбариски, — тут же оживился Арсений и взял с протянутой ладони конфету, едва коснувшись подушечками пальцев холодной и мокрой ладони. В голове Шастуна тут же бегущей строкой появилась мысль о том, что эту руку он мыть не будет. — Ты замёрз? — Нет, — молниеносно ответил парень. Ну, ему было холодно, но он же не окончательно замёрз, к тому же, другим вовсе не обязательно знать всех подробностей. Антон ловким движением раздел конфету и закинул её на язык, пряча фантик в карман. Он языком гонял карамельку по всей полости рта, дабы приятное послевкусие ещё некоторое время не покидало его, напоминая об Арсении. Тренер тем временем смерил парня скептическим взглядом, после чего сжал его левую ладонь в своих руках и разочарованно покачал головой. — Иди в корпус, ты весь замёрз, — нахмурив брови, произнёс Арсений, пока парень, опустив голову, жадно впивался взглядом в каждый изгиб кисти, в каждую жилку. — А, конечно, тут же холодно вечерами, а ты с головой мокрой, — вздохнул он, будто возился с маленьким ребёнком, после чего отнял одну руку и потрепал ею по влажным волосам, отчего те спали на лоб, тут же неприятно прилипая. Антон лишь смотрел в глаза Арсения, что направлены сейчас куда-то вниз — на руки парня. Он был не в силах оторвать взгляда от тренера, слишком он прекрасен, слишком близко… Шастун не хотел этого. Он никогда так не сближался со своей влюблённостью, никогда не был таким тактильным, никогда не было такой жажды. Антона это слегка пугало, ибо он не хотел заиграться в свою же игру, где он диктует правила, потому оставалось лишь оправдывать всё это обстановкой лагеря, где каждый знает каждого. Мужчина слегка потянул парня за руку, вынуждая подняться на ноги даже без особых собственных усилий. — Арсений Сергеевич, а у вас есть какая-нибудь мемориальная доска, посвящённая основателю лагеря? — старательно продумывая каждое слово, дабы казаться умным, проговорил парень, когда они уже покинули площадку. Сейчас он даже не думал о том, какого мнения о них другие, как он потом будет всё объяснять Димке. Он жил просто здесь и сейчас. — Что ж он тебя занимает так, как собственный отец, — улыбнулся Арсений, а Антон с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться в ответ и не высказаться о том, как же ювелирно это подметил тренер. — Впрочем, если хочешь, то у меня есть газета с его старыми фотками ещё из начала двухтысячных. — Да, да, конечно, — тут же загорелся Антон, даже не думая уточнять о том, откуда эта вещица у Арсения. Это не его дело, да и к тому же, история может быть не из лучших, а парню категорически не хочется портить представления об идеале — Арсении. — Только условие — ты расскажешь мне, зачем тебе это, — слегка прищурив глаза, хитро улыбнулся тренер. Шастун посмотрел ему в лицо и лишь сейчас заметил, что на лагерь уже опустились сумерки, а с площадки для дискотек доносились какие-то возгласы. Темнело всё-таки категорически быстро, когда рядом твоё солнышко. — Идёт? — Арсений, остановился, протянув руку. Антон посмотрел сначала на него, затем вновь опустил взгляд на руку и протянул свою, тут же почувствовав, как крепко её сжали. Металл приятно холодил кожу, казалось бы, до предела холодную. Шастун просто стоял посреди тропинки прямо в зоне видимости с веранды его команды, но сейчас как-то плевать. От этой руки веяло жизненным оптимизмом и беззаботностью, которая на мгновение касания передалась Антону. Что ж, у него есть целый день, чтобы придумать байку о ненавистном Шевелеве.