Самые страшные видения

Внезапно мне стало совершенно нечего делать. Отчеты для Хогвартса не занимают и часа в день, проверять работы студентов больше не входит в мои обязанности, все книги из библиотеки я уже давно перечитал, некоторые по два раза,  никаких новых идей для разработок у меня нет, доведение девчонки в подвале до нужного состояния много времени не отнимает. Даже представить не могу, на что я раньше тратил столько времени. Финни, в отличии от дома, не отвергает меня, продолжая относиться так же, как и когда здесь жила Гермиона. Однако она все чаще хмурится и неодобрительно качает головой, глядя на меня. Не злобно, просто как-то... разочарованно что ли.  А когда я пытаюсь спросить ее об этом, машет головой, при каждом повороте ударяя себя ушами по носу, и начинает верещать что-то об утюгах. Вновь вернулись все мои старые кошмары, причем в большинстве из них теперь фигурирует Гермиона. Я просыпаюсь в холодном поту и часами лежу без сна, убеждая себя, что она в безопасности, и что ничего подобного я с ней никогда не делал Однажды мне снилась наша с ней прогулка в Риджентс-парке. Гермиона, счастливая, плела венок из кленовых листьев, но когда она водрузили его на голову, листья стали металлическими, а черенки обратились в колючую проволоку. Гермиона вмиг потускнела, волосы безжизненно повисли, глаза утратили блеск.  Венок сдавил ее голову, и под него по лицу и волосам девочки потекли струйки крови.  -Ты это сделал, - прошептали побледневшие губы, - ты заставил меня. Хрупкая оболочка распалась надвое и на месте Гермионы, вырастая из железного венка, возникло длиннопалое тонкое чудовище, похожее на слишком худого инфернала. С ее глазами. Чудище улыбнулось, обнажая тонкие длинные зубы и ,смотря на меня почти что нежным взглядом карих глаз, протянуло ко мне руки с синяками на запястьях. В этот раз выплыть сложнее обычного. Я просыпаюсь, туго обмотанный сбитой за ночь простыней, тяжело дыша и с бешеным пульсом. Сквозь шторы едва пробивается рассвет, тускло освещая опустевшую комнату и прокладывая на полу тонкие светлые дорожки, на которых пыль выглядит еще заметнее. Перевожу взгляд на свободную половину кровати. Я успел привыкнуть, что ночью всегда могу увидеть там копну каштановых волос. Привык уже даже к вечному копошению крысы. Вдыхаю запах подушки Гермионы и закрываю глаза, но чудовище вновь возникает прямо передо мной. Разлепляю веки - оно исчезает. С тихим рычанием встаю с кровати и начинаю одеваться. Выхожу из дома и трансгрессирую в Риджентс-парк. Прямо в центр какой-то аллеи, но о скрытности я не беспокоюсь: сейчас пять утра, октябрь, еще темно и мало кому из магглов может прийти в голову прогуляться. Взглядом шарю по деревьям, пытаясь определить, в какой стороне находится озеро. Почти все листья с деревьев и кустов давно облетели,  видимость сильно повысилась. Через пару секунд замечаю за узловатыми стволами старых вязов черную гладь озера. Стоя у самой кромки воды, пристально оглядываю противоположный берег. Верхушки деревьев покачиваются под напором ветра, шелестя последними сухими листьями.  Я почти не вижу их, но я чувствую запах: холодный и слегка пряный, перемешанный с запахами мокрой древесины и остывшей земли. Некоторое время вдыхаю ставший почти морозным воздух, затем выпадаю из оцепенения и медленно двигаюсь в обход озера. Я узнал место на противоположном берегу, где в тот раз Гермиона видела лебедей, оттуда я смогу найти дорогу к дорожке, на которой она плела венок. Я стою в точности там, где стоял во сне. Вот здесь Гермиона поднялась с земли с венком в руках, в последний раз оплетая тонкими пальцами черенки и пристроила его на своей шевелюре. Здесь же, но уже только во сне, счастливое личико в одно мгновение потеряло краски и было расчерчено струйками крови. Перевожу дыхание. Монстра здесь нет и никогда не было. Я должен был в этом убедиться. С тихим хлопком трансгрессирую в Коукворт. *** Пару раз меня по каким-то мелочам вызывал Лорд, один раз завалился Мальсибер, пьяный настолько, что заподозрить его в шпионаже я не смог, но на всякий случай все-таки подсунул ему девчонку из подвала. Бедняжка орала так, что Финни демонстративно заткнула уши ватой. В освободившиеся часы я, по настоянию Финни, стал выгребаться на улицу. Подозреваю, она в это время подчищает псевдо-Гермионе память, и то, только потому, что обойти прямой запрет лечить ее не может. Во время этих вынужденно-маскирующих прогулок я уже не могу отвлечься практически ни на что, поэтому мои мысли целиком и полностью заполоняет Гермиона. Часто я представляю, что она делает прямо в этот момент. Обедает, внимательно следя за тем, чтобы расстояние между тарелкой и стаканом было ровно в пять раз больше расстояния между ней же и ножом? Или читает, отмечая некоторые строки липкими закладками, рассортированными по цветам? Или ложится спать, с закушенной от напряжения губой разглаживая призрачные складки на простыне?  Полтора месяца я находился в довольно шатком по всем статьям состоянии: ждал сюрпризов от Лорда и Пожирателей, метался среди мыслей о девчонке в подвале, психовал из-за  Гермионы и из-за своих снов. И не знал, что делать дальше, честно говоря. Я позвал выпить Мальсибера и, слушая его полный занимательных подробностей рассказ о последнем неофициальном собрании, которое сам я почему-то проигнорировал,  незаметно залез в его голову. Так я и думал. Он сам был не в курсе, что должен был следить за мной, поэтому и надрался. Однако Лорд применил к нему легиллименцию и остался доволен. И мной, и в какой-то степени, самим Мальсибером. Я вышел из его сознания и продолжил вполуха слушать про пропущенную мной вечеринку. Я успокоился. У Лорда я больше не вызываю подозрений, проверок не намечается, незаменимой фигурой я быть перестал. Надеюсь. Все серьезные проблемы Хозяина уже улажены,  с мелкими справится кто угодно. Значит ли это, что о моем существовании могут временно забыть? Вряд ли. Здесь меня уже никогда в полном покое не оставят. Поэтому мне пришла в голову довольно неплохая идея. Забегая вперед, все получилось даже лучше, чем я хотел. Главное, что теперь меня уже никто не беспокоит. И когда, еще месяцем позже, в мой дом вновь заявился Рабастан, чтобы сообщить об очередном "дельце", он наткнулся на сладковатый, знакомый всем Пожирателя запах, а затем и на мой двухнедельный труп. Лестрендж установил - и даже правильно  - что смерть наступила от ножевого ранения. Путем допроса он установил, что я был убит неким Джоном Смитом,  который под Круциатусом сознался в преступлении.  Через некоторое время в подвале был обнаружен труп Гермионы Грейнджер, государственной преступницы,  умершей от голода через пару дней после моего убийства. Возможно, кто-то не поверил, что меня смог убить ножом в моем же доме какой-то маггл,  может быть, меня даже искали, однако с уверенностью могу сказать: не нашли.