Ophelia synd №48: Проводя реквием по мечте...

— Я выключаю весь свет в моей спальне и прошу моих демонов дать мне возможность почувствовать что-то снова. Я прошу их разрешить почувствовать мне страх темноты, как раньше, чтобы закутаться в одеяла так, чтобы монстры под моей кроватью не схватили меня. Я сажусь на кровать и прошу призраков, что живут в стенах моей спальни, вернуть мне мой страх, но ничего не происходит, темнота все еще окружает меня, а я все еще ничего не чувствую. Лишь пустоту. Воспоминания о чувствах развеиваются, словно старый парфюм. И я не могу более назвать разницу между призраком и своим собственным отражением в зеркале. Серое утро в медленно отступающем сумраке заставило Хосока немного поморщиться, когда на лицо неожиданно стали падать еле моросящие капельки дождя. Его правая нога в изогнутом состоянии мгновенно соскользнула с поверхности лавочки, на которой он пролежал весь первый урок в наушниках, слушая спокойные песни на телефоне. Под головой наполовину пустая школьная сумка и левая рука, затекшая от часового положения. Любой другой более совестливый ученик во-первых вскочил бы с места, переживая за одежду и собственное здоровье, а во-вторых не прогуливал бы уроки таким беспечным способом, но Чон далек от идеала, а тем более не хочет казаться прилежным ни в чьих глазах, даже собственной матери, которая выгнала его из дома где-то в три часа утра. Хотя было бы правильным заявить, что это гордость Хосока не позволила ему остаться в доме с женщиной, которая каждую ночь приводит новых клиентов домой, и поэтому он с самого раннего часа открытия школы здесь один, на крыше, а пропустил первый урок только лишь по причине сильной сонливости, ведь большую часть ночи провел на рандомной игровой площадке где-то за городом. В небе неожиданно очень высоко пролетает какая-то черная птица, как коршун или гриф сделавшая круг вокруг Чона, словно он падальная добыча, которая скоро начнет разлагаться, гнить, привлекать мух и насекомых, всегда не прочь полакомиться отборным мусором чужой жизни. От осознания и предвкушения того, что скоро Хосоку может прийти конец, не становилось хуже, возможно, он даже хотел этого, чтобы кто-то остановил его действия, мысли, запер в тюрьме или умертвил, ведь простить себя Чон не может, собственно, никто не в состоянии... — Слушай, Хосок, я знаю, что Харуки очень популярна, но мне хочется признаться ей... - открыв усталые глаза, парень очнулся в зале библиотеки, замечая перед собой самого надоедливого человека на свете, который может плешь проесть любой темой, настолько он разговорчивый, общительный и порой безумный, что иногда хочется засунуть ему тряпку в рот, только чтобы он заткнулся. - Она недавно перевелась к нам и нужно успеть заполучить ее. Как ты думаешь, может надо заранее приготовить подарок или написать письмо? Ты сможешь мне помочь подбросить, все же вы в одном классе с ней учитесь? — Попроси кого-нибудь ещё и не мешай мне спать. - вполне категорично шатен отмахнулся от любого предложения надоедливого друга, опускаясь обратно на стол, чтобы удобно устроиться для продолжения еще хороших на тот момент снов. Где-то со стороны окна подул легкий ветерок, одаривая спящего прохладой и мурашками, побежавшими больше от неожиданности. Когда-то известный в школе болтун и сплетник Ли Ёндже начал трясти парня напротив, чтобы тот поднял голову и обратил внимание на особу, что зашла в зал библиотеки. — Хося, она пришла. - ещё одна причина, по которой Чон не любил этого парня, он мог за считанные секунды придумать множество глупых прозвищ и даже не извиниться за их использование, совершенно не уважая старшего ученика и относясь к нему, как к ровеснику. Раздражение от этого нюанса еще долго сидело в Хосоке, он мог скрыть любую мелочь, промолчать, но недолго. В подобные моменты мир вокруг как будто замирал, когда шатен обернулся, замечая, как идеально уложенные средней длины волосы девушки развиваются на ветру, как ее короткая школьная юбка немного подлетает в воздухе, повторяя движение бедер. Кожу касаются лучи света, от чего она поблескивает, а глаза по-доброму сияют от изобилия белого в библиотеке, отражаются в ее зрачках предметы, слова, цветы, мебель, стены, шкафы и кажется, что даже люди становятся менее порочными, когда она смотрит на кого-либо. Ее нежный незаметный макияж, легкая улыбка, гигиеническая помада на губах, незабываемый аромат духов, который тянется от самого входа и до момента, когда она проходит мимо открывших рот ребят - все это ненароком сбивает с толку, вскруживает голову, вырывает из реальности, пока кто-нибудь из живых не уронит книгу или не щелкнет пальцами перед глазами. — Эй, Хосок, все нормально? - почти рефлекторно старший начинает хлопать ресницами, пытаясь осознать ситуацию и членораздельную речь собеседника. - Так что, ты поможешь? — Ты глухой? Я же сказал, что нет. - снова уткнувшись лбом в руки перед собой, Чона начали трясти за плечи. — Она тоже тебе нравится? - по обиженному детскому полушепоту Ли можно было сказать, что его это задело, но из дружеских чувств он решил спрятать половину тех неприятных ощущений соперничества, не веря окончательно в правдивость предательства Хосока. — Что? Нет, с чего ты взял? — Да, я давно замечал, как ты смотришь на нее, ты серьезно? После всего, что мы вместе прошли? Даже Кванхек не выдержал, перевелся в другую школу из-за нашей с тобой травли, мы ведь прекрасная команда, серьезно. А сейчас ты хочешь занять его место? - огрубевший тон Ёндже, в такие моменты больше похожего на петуха, чем на человека, всполошил атмосферу в библиотеке, где до этого было в принципе тихо, поднялся сам, на уши ставя почти всех в зале. Харуки к счастью сразу после появления прошла дальше по коридору и скрылась в кабинете с компьютерами, закрыла за собой дверь и присоединилась к другим ребятам, что работали в программах и делали домашнее задание. — Ёндже, у тебя шиза из-за этой девушки началась уже, успокойся. — У меня? А что на счет тебя? Я помню, как ты смеялся, когда мы вдвоем били Кванхека. А как ты реагировал, когда мы бросались в него едой? А какой был драйв, когда мы расклеили его уродские фотографии с раздевалки по школе? Ты искренне получал от этого удовольствие? — Это были твои идеи, не мои. Я наоборот всегда поддерживал тебя и следил, чтобы ты окончательно не слетел с катушек. — Ты так заботишься обо мне, мило такое слышать от психопата, а сам о себе ты в состоянии позаботиться? - руки шумно ударили по столу, а Ли наклонился к Чону, чтобы снова съязвить и зацепить за живое. — Слушай, давай каждый будет заниматься своим делом, хорошо? Я всю ночь не спал, а ты лучше займись учебой... — Снова твоя мать тебя выгоняет? Или ты специально сбегаешь в тот заброшенный бассейн, чтобы потанцевать перед разбившимся зеркалом? Все еще грезишь стать знаменитым танцором? Как это глупо и наивно, этого не будет. — Это не твое дело. И не лезь в мою жизнь. - шумно отодвинувшийся стул упал на пол, а Хосок забрал свою сумку с подоконника, намереваясь уйти. — Конечно, теперь ты так говоришь, как будто я ничего не значу для тебя. Я твой единственный друг. — У меня нет друзей и ты мне никакой не друг. - бросив в Ли учебник, шатен быстрым решительным шагом поспешил удалиться из душного помещения, слыша много нелепых слов напоследок, каким совершенно не предал значения, считая очередным бредом сумасшедшего. — Убегаешь? Молодец, Хосок, ты всегда так поступаешь в любой ситуации, но от себя не убежишь... Ещё много дней они не виделись, не писали друг другу и казалось, что дело закрыто, больше ничто Чона не связывает с прошлым, беспредельным и безнравственным товарищем, вынуждающим быть таким же рядом с ним. И хотя Хосоку этого не хотелось, чтобы выжить, он всегда угождал обществу, подавляя свое спокойствие, подравниваясь и следуя прописным истинам скотского окружения. Лучше он сам завалит хищника, чем будет ждать свою гибель от кого-то другого. Это касалось исключительно его общения, он никогда не замахивался на большее, не хотел становиться монстром, переходить черту, пока сам не оказался на тонкой доске над пропастью, куда его собирались столкнуть так же стремительно, как падает звезда в далеком ночном небесном своде... — Зачем ты позвал меня сюда? - в маленькой кладовой для баскетбольного инвентаря с тремя шкафчиками, забитыми мячами и многим другим тренировочным приспособлением для спортзала, двое школьных друзей детства остановились с разных сторон комнаты, кажется, ожидая, когда один из них начнет откровения или же принесет извинения за бессмысленные оскорбления, неприятности и ссоры, что безжалостно продолжались в течении целого месяца. — Хотел бы признать, что с тобой было чертовски весело, Хосок. Ты достойный противник, твои махинации многому меня научили, я и не думал, что ты можешь быть таким хитрым. — Ёндже, мне жаль, но ты вынудил меня это сделать. — Что именно? Унизить меня перед всей школой или рассказать моим родителям, чем я занимаюсь после занятий? - вскинув бровь, Ли стал медленно перешагивать по кругу, преследуя Хосока и пытаясь к нему подобраться, придерживая в заднем кармане холодное оружие. — Я рассказал Харуке о твоих чувствах и знаешь, какая была ее реакция? Она сказала, что никогда бы не стала встречаться с тем, кто по всей школе ходил с дохлой крысой в сумке и от кого несло тухлыми яйцами целую неделю. - несдержанно засмеявшись разъедающим перепонки нервным смехом, Чон широко улыбнулся, продолжая получать откровенное удовольствие от поверженного и разъяренного выражения лица друга, что казалось от обиды хочет разорвать его на части. — Я никогда тебе этого не прощу. Хочу, чтобы ты это знал, я всегда тебя ненавидел, притворялся твоим другом из жалости, потому что ты такой ничтожный, твоя мать-шлюха, ты сам по себе неудачник, будешь всю жизнь на дне, да у тебя даже нет денег на наркоту, как у меня, мне всегда было стыдно, что ты рядом со мной. Первое время все будут вспоминать, смеяться над тобой, а потом просто забудут, как мусор, потому что ты такой и есть... Хосок остановился ближе всего к двери, совершенно не догадываясь, что стоящий напротив набросится на него с ножом в руках, повалит на пол и замахнется для удара в грудь, безумно улыбаясь от испуганного выражения под собой. Однако Чон вовремя хватает ручку лезвия, давя на чужие пальцы своими, сопротивляясь напору и выворачивая в обратную сторону нож вместе с рукой Ёндже. Резко завалив того на спину, Хосок выхватил острое и отбросил оружие под шкаф с мячами, успевая снять с полки свисающую синюю прочную скакалку, которой в эту же секунду заматывает горло Ли. Сердце начало бешено пульсировать, напряженные мышцы с силой потянули оба резиновых конца так, что парень начал задыхаться и отхаркиваться на Хосока, отпихиваться ногами и вырываться из удушающего приема, взметая тучи пыли вокруг в темноте. В затуманенном сознании шатен действовал больше исходя из инстинктов, совершенно спокойно относясь к процессу, даже ощущая, что тот стресс, который поражает нервные клетки, ему доставляет неимоверное удовольствие, а руки как каменные крепко держат жертву, ощущая расслабление чужого организма и в ближайшие пару минут ожидаемое отключение всех органов. Только Ли перестал дергаться, Хосок сдавил еще сильнее, закрепляя результат и оставаясь без понятия, чем вызвана вовлечённость в процесс удушья. На лбу выступили капельки пота, скатывающиеся по вискам на подбородок, пока парень не успокоил ускорившееся дыхание от собственного пересыхания в горле. Осторожно поднявшись на ноги, Чон схватился за голову, отшатываясь на другую сторону комнаты и падая на шкаф с баскетбольными мячами, которые покатились по пыльному полу, бросая его обратно на бетон с закрывшимися глазами... Резко открыв глаза от мелодично разносящегося по территории школы звонка с урока, парень оторвал спину от твердой поверхности, придерживая полуразряженный мокрый телефон на животе, чтобы он не упал за пределы перегородки на крыше. Крупные капли дождя давно покрыли всю его одежду, с уголков глаз сразу стекла собравшаяся вода, бледное холодное лицо накрыли две ладони, сбрасывая пальцами вместе с мертвыми эмоциями остатки небесной жидкости. Синие сжатые губы сильно подрагивали, руки заботливо приобняли худое тело, а ноги подняли Чона с лавочки и поволокли под козырек крыши у выхода, где он опустился на плиты, прижался к стене, ставя подбородок на колени и продолжая слушать так полюбившуюся ему мелодию Дебюсси "Лунный свет". — Почему ты здесь? - неожиданно врезался в капель взрослый голос из открытой двери на крышу...