Сломить L

      Прошли недели, прежде чем Киёми, наконец, добилась успеха. Это было простое воспоминание, образ величественного старого особняка, но именно оно открыло дверь к памяти Мэтта.              Он задохнулся, глаза резко открылись, монитор, отображающий мозговую активность, отчаянно запищал, когда в голову Мэтта бурным потоком хлынули воспоминания.              — Эл! — он отчаянно пытался сесть, из глаз текли слёзы. — Пусти! Мне нужно к Элу!              — Мэтт, я тебе не враг, — сладко промурлыкала Киёми. — Я вернула тебе память и обратила вспять лоботомию. Теперь ты сможешь пойти к Элу и поговорить с ним. Я помогу тебе.              Мэтт с подозрением прищурился.              — Ты же одна из прихвостней Киры. С чего бы тебе помогать мне? Или Элу, если уж на то пошло? Больше смахивает на то, что ты хочешь как-то навредить ему.              «Соображает», — подумала Киёми, впечатляясь его дедуктивными способностями. После перенесённой процедуры его должно шатать и тошнить, а поди ж ты.              — Ты прав. Я хочу, чтобы он вспомнил, кем он был раньше, и что делал с тех пор, как стал питомцем Киры. Мною движет месть, но… — Киёми покачала головой, её глаза наполнились слезами, — …ещё и разочарование. С тех пор, как я лишилась ошейника, я стала чётче понимать действительность. Лайт — не бог. Да, у него есть эта сила, но он человек из плоти и крови. Он всё ещё способен умереть и… думаю, что Эл Лоулайт и его преемники — единственные, кому хватит ума обеспечить это. Уверяю тебя, я не питаю никаких иллюзий насчёт своей судьбы. Если шинигами сейчас подслушивает меня, он легко может записать моё имя. У меня больше нет доступа к страницам Тетради Смерти. Когда я впервые пошла за Лайтом, я мечтала о золотом веке и мире, населённом добрыми людьми. А не об… этом.              Киёми кивнула на стоящие вдоль коридора пики с насаженными на них головами.              — Теперь я вижу, как сильно Лайта развратила абсолютная власть, и больше не хочу принимать в этом участие. Несмотря на всю мою неприязнь к Лоулайту, у нас с ним общие цели. Когда к нему вернётся память, он непременно захочет отомстить, так же, как Мелло и Ниа. И если мы объединим силы, то добьёмся успеха.              Мэтт осторожно сел, пристально уставился на женщину и прислушался к своим инстинктам, пытаясь определить, можно ли доверять ей. По всему выходило, что вроде можно, однако её явная ненависть к Элу настораживала.              — Я сам придумаю, как помочь Элу. И только когда он всё вспомнит, я разрешу тебе с ним поговорить. Если ты согласна, мы будем работать вместе, — сказал он, наконец. — Эл должен узнать обо всём от меня. Я понимаю, ты хочешь мести, но… Эл для меня важнее всего. Он и без того будет раздавлен, разве этого мало?              Киёми подумала обо всём, что произошло с тех пор, как у неё забрали ошейник. Она думала о казнях и том, что Лайт теперь пренебрегает миром, которым должен править, поскольку большую часть времени тратит на «игры» со своим питомцем. Она думала о Мисе Амане и Теру Миками и о той мечте, которую они некогда разделяли — мечте о великолепном мире Киры.              Теперь эта мечта стала пеплом. При отрезвляющем свете дня, разве её неприязнь к Лоулайту так уж важна? Ведь она ненавидела того, кем он стал, а не того, кем он был. Она вспомнила те дни, когда наслаждалась, насильно кормя его и запирая в темноте, и вдруг словно прозрела. У Эла есть не меньшее право мстить ей, даже намного большее, на самом деле… Для неё цель всегда оправдывала средства. Она хранила верность Кире, принимала участие в его многочисленных злодеяниях или же просто отворачивалась от них, но теперь, без этого проклятого ошейника, она могла видеть собственные поступки такими, какими они были на самом деле: запутавшимися действиями марионетки. Кира был Кукловодом, дёргающим за ниточки. Но, как может сломаться сталь, так способна порваться и нить.              — Согласна, — тихо выдохнула Киёми и прикрыла глаза. — Хорошего понемножку. Найди способ открыть ему правду и возвращайся.              Она отстегнула удерживающие Мэтта ремни и слабо улыбнулась.              — Я постараюсь исцелить Мелло и Ниа. То воспоминание про особняк… оно дорого каждому из вас?              Мэтт подумал о доме Вамми. Хотя это здание сровняли с землёй, а его основатель погиб, но принципы дома Вамми до сих пор жили в нём, Ниа, Мелло и Эле. И чтобы сохранить память об этом доме, каждый из них будет сражаться до последнего вздоха.              В его голове забрезжила идея. Быстро взвесив все за и против, он принял решение. Шаг, достойный самого L. Авантюра, конечно, но если сработает…              — Дай мне ручку и бумагу.              Киёми нахмурилась, но дала, что он попросил, и теперь с любопытством наблюдала. Её брови непонимающе сдвинулись, когда она прочла шесть простых слов:              «Сегодня — усердие. Завтра — рост. Целостность — всегда»              — Они поймут, что это значит, это девиз дома Вамми. А теперь главное. Пока Мелло и Ниа не вернут себе память, мы не можем выступить против Киры. И пока нельзя ничего говорить Элу. Я подумаю, как сблизиться с ним, но наш план сработает, только если Кира по-прежнему будет отвлекаться на него. Поэтому он должен узнать обо всём в последнюю очередь. Так у нас будут очень высокие шансы скрыть всё от Киры и его шинигами. Мы сможем пережить это, Такада.              Такада жалко улыбнулась. Даже если она и выживет, что в тёмном, холодном мире будет ждать такую, как она?              

***

      Лайт умолк, заметив, что Мэтт снова не сводит глаз с Эла.              Оставив питомца дремать на подушках, он подошёл к охраннику.              — Мэтт.              — Да, досточтимый Кира? — немедленно ответил Мэтт, тщательно следя, чтобы лицо оставалось пустым и безмятежным. — Чем я могу служить вам?              — Я обратил внимание, что ты уже какое-то время глазеешь на моего питомца. Признаюсь, я хотел спросить об этом раньше, но был занят… делами.              Мэтт сглотнул вязкую слюну. «Точнее, изнасилованием Эла. Может, он и стал твоей игрушкой, но лишь потому, что он не в себе!»              — Да, мой Бог. Я взял на себя смелость охранять господина Эла. Среди ваших подданных ходят некоторые разговоры, которые меня тревожат. Многие не оказывают господину Элу того уважения, которого он заслуживает, поэтому я присматриваю за ним.              Лайт гневно сузил глаза. Неужели он что-то упустил? Насколько он мог судить, Эла боялись и уважали все его подданные.              — Вот как? Какие же разговоры ходят? И почему ты сразу не пришёл ко мне? — потребовал ответа Лайт.              — Я боялся расстроить вас, мой Бог. Простите, если прогневил вас, у меня не было подобных намерений, — Мэтт заставил себя низко поклониться. — Некоторые люди говорят, что…              Он замешкался. Сейчас он собирался разыграть свою главную карту, и это нужно было сделать правильно.              — …что он вернёт себе память. Я не совсем понимаю, что это значит, поэтому расцениваю это как угрозу.              — Вернёт память? — усмехнулся Лайт. На это нет ни единого шанса! — Уверяю тебя, Мэтт, господину Элу ничего не грозит… однако…              «Если я правильно предугадал его мысли, он шутки ради сделает меня личным стражем Эла. Высокомерный подонок считает себя неприкасаемым. Ему покажется забавным, что я охраняю Эла, это будет напоминать ему о «победе» над нами», — чувствуя на себе пристальный взгляд Лайта, Мэтт продолжил стоять с низко опущенной головой.              — Твоя забота о благополучии моего питомца заслуживает похвалы. Отныне ты — его личный телохранитель.              «Да!» — едва не улыбнулся Мэтт, но, конечно, сдержался и вместо этого ещё ниже поклонился.              — Для меня честь служить вам и господину Элу. Следует ли мне приступить к своим обязанностям немедленно или подождать, пока господин Эл проснётся?              Лайт бросил взгляд на Эла, и его лицо смягчилось при виде того, как тот спит, свернувшись калачиком среди подушек. Бледная кожа была покрыта следами любовных укусов, которые Лайт даже не собирался прятать от досужих глаз, а наоборот, ещё больше подчеркнул, надев на своего питомца полупрозрачную белую рубашку и шёлковые брюки. На самом деле, у него сейчас есть несколько неотложных дел. Нужно, наконец, довести до ума план насчёт Такады и Миками и обсудить с Рюком новые сделки на глаза. Вскоре Мэтт, Мелло и Ниа обзаведутся ими, и будут служить ему.              — Можешь начать прямо сейчас. Когда он проснётся, скажи, что я занят важными делами и вернусь, как только смогу.              — Слушаюсь, мой Бог, — Мэтт грациозно выпрямился и направился к Элу. Встав рядом, он положил одну руку на пистолет и принялся охранять спящего питомца Киры, который когда-то был его наставником. Было заманчиво, так заманчиво просто схватить его и увести отсюда прямо сейчас, но он понимал, что нельзя. Нужно ждать.              Двое проходивших мимо придворных мимоходом отметили, как крепко спит щенок Киры, и Мэтт стиснул зубы.              «Сегодня — усердие. Завтра — рост. Целостность — всегда» — снова и снова повторял он про себя, пока, наконец, не успокоился. Не было смысла предпринимать какие-либо действия, пока рядом с ним нет его братьев. Эл всегда говорил, что они лучше всего работают в команде…              

***

      Прошли ещё две мучительные недели, прежде чем Киёми начала замечать прогресс в Мелло и Ниа. Всё это время она держалась в сторонке и внимательно наблюдала, как Мэтт сближается с Элом. Элу было комфортно рядом с новым охранником, и в его присутствии он вёл себя гораздо беспечней и спокойней. Лайт тоже расслабился. Теперь, когда он уверился, что избавился от всех своих противников, он позволил своей некогда навязчивой паранойе угаснуть.              На это они с Мэттом и рассчитывали. Ожидание было пыткой, но день за днём Киёми приближалась к цели. Когда до неё в полной мере дошло осознание собственных прошлых поступков, она потеряла аппетит, её мучила ненависть к себе и кошмары, усугубляемые отсутствием ошейника. А вот Миками, напротив, был полон желания снова стать питомцем Киры. Когда Эл не мучил его, влюблённый кретин пускал слюни вслед своему богу и ползал перед ним на коленях.              Киёми понимала, что Миками Теру безнадёжен. Он влюблён в Киру. Она тоже когда-то была влюблена в иллюзию, но смогла увидеть сквозь неё правду. Миками же был на это не способен, и, вероятно, тем самым подписал себе смертный приговор.              Киёми вздохнула и снова посмотрела на двух юношей, сидящих перед ней. Она дала им листок с запиской Мэтта и велела читать и перечитывать предложение. На лице беловолосого промелькнула тень узнавания, и Такада поняла, что близка к цели. Немалому успеху способствовало и то, что она додумалась взломать серверы Киры, и показала подросткам кадры разрушения дома Вамми.              Когда они смотрели на объятый пламенем особняк, в их глазах полыхал такой гнев, что Такада похвалила себя за то, что догадалась привязать их. У неё ушло много времени на то, чтобы обратить вспять лоботомию, но взгляд в эти горящие огнём глаза стоил каждой потраченной минуты.              — Я убью его! — зарычал Мелло, пытаясь вырваться из ремней. Заметив Такаду, он в бешенстве сузил глаза. — И тебя прикончу!              — Не так быстро, Мелло. Нам надо поговорить, — Киёми выключила запись и придвинулась на стуле к ним. — Последние три недели я работала над тем, чтобы отменить лоботомию и вернуть вам воспоминания. Мэтт попросил меня об этом.              — Врёшь, сука!..              — Мелло, — тихо произнёс Ниа. — Мы не в том положении, чтобы сражаться. Давай выслушаем. Если она говорит правду, у нас может появиться шанс спасти Эла… и самих себя.              Он вдруг вспомнил, как отрезал доктору язык, и содрогнулся.              Киёми подавила облегчённый вздох. Хоть один из них оказался рассудительным.              — Я могу доказать, что говорю правду. Хотя должна признаться, когда я только начала планировать это, меня вело желание причинить боль Элу… — на её лице отразилась горечь, но она заставила себя продолжить. — Мэтт может за меня поручиться. Как только смогу, я вызову его сюда, но сперва послушайте, что я хочу сказать.              Мелло подозрительно прищурился, пытаясь вылущить правду из её слов. Она казалась вполне искренней, но он был Сиротой из Вамми. Он привык смотреть на людей через микроскоп и видеть их истинные намерения.              — Говори, — сказал он, наконец. — Расскажи, что стало с Элом, и как мы можем его вернуть.              

***

      Эл вздохнул и томно, гибко потянулся. Он чувствовал, как тёплое тело бога греет ему кожу. Приоткрыв глаза, он улыбнулся, увидев, что Лайт пишет в Тетради Смерти.              — Всегда в работе, мой Бог? — спросил он, с любопытством наклоняясь к нему и целуя в шею. Потом вдруг спросил: — Почему ты не даёшь мне страницы Тетради?              — Потому что я точно знаю, что ты тут же впишешь туда Миками и Такаду, — весело ответил Лайт. — А я всё ещё ищу им замену… хотя, может, уже и не нужно. Такада очень больна, я видел её медицинскую карту…              «Вероятно, это побочный эффект от резкой отмены Натрана, вводимого ей через ошейник…»              Эл отодвинулся.              — Я никогда бы так не сделал без твоего разрешения, мой Бог. Я послушен тебе, — насупился он. Мэтт говорил с ним о силе Тетради Смерти и о том, что неплохо было бы заиметь себе страницу на случай, если понадобится защитить Лайта. Эл счёл это блестящей идеей и решил подождать подходящего момента, чтобы выпросить желаемое. Мэтт предупредил, что Бог может обидеться, если Эл объяснит ему причины, по которым хочет получить страницу, поэтому Эл последовал его совету и не стал ничего говорить. Это ведь нельзя назвать ложью. Он просто хочет защитить своего бога.              При виде его обиженного лица Лайт вздохнул.              — Ты точно послушаешься, Эл? Обещаешь не писать их имён, пока я не разрешу?              Эл нетерпеливо кивнул.              — Обещаю, мой Бог!              Лайт усмехнулся, вырвал из тетради одну страницу и со снисходительной улыбкой протянул Элу. Да, он понимал, что безнадёжно разбаловал своего питомца, но как он мог не сделать этого?              — Спасибо, Лайт! — радостно просиял Эл, взял невинно выглядящий листок бумаги и сложил его в несколько раз. — Я просто буду держать его при себе и никогда не стану использовать без твоего позволения.              — Хороший мальчик, — улыбнулся Лайт, гладя его по голове.              Лайт не мог знать, что в эту самую минуту он предрешил свою судьбу. Когда он поймёт это, будет уже слишком поздно…              После обеда его любимого питомца усыпят снотворным и запрут в подвале, где трое его преемников и их неожиданная союзница приступят к нелёгкой процедуре восстановления его воспоминаний…              

***

      Когда Эл очнулся, он не сразу понял, где находится. Оглядевшись, он обнаружил, что почему-то сидит в подвале, привязанный к стулу.              — Бог! — закричал он, охваченный страхом. Если он умрёт, его Бог будет очень расстроен, а Эл этого совсем не хочет! — Лайт?!              В лицо ударил яркий свет, и Эл сощурился. Он не узнал блондина, стоящего перед собой.              — Какого чёрта здесь происходит? — в ярости прорычал он. — Я хочу немедленно видеть досточтимого Киру!              «Господи, Эл, если б ты только видел, в кого он тебя превратил… впрочем, скоро увидишь». Мелло отвернулся, не в силах смотреть на привязанное к стулу существо, бывшее когда-то его наставником. Мэтт понимающе сжал его плечо и выступил вперёд.              — Мэтт! — прошипел Эл. — Твоих рук дело?!              — Да, Эл. Прости, но это для твоего же блага, — он сделал знак Ниа, и тот подошёл к Элу с тряпкой и кувшином воды в руках. — Поверь, Эл, я очень не хочу этого делать, но… только так можно преодолеть твою травму.              Увидев, что держит Ниа, Эл бешено забился в верёвках.              — Нет! Не надо, умоляю! Я буду хорошим! Только не лейте на меня воду! Прошу, не надо!              Такада закрыла глаза, не в силах слушать эти отчаянные, душераздирающие мольбы. Её задачей было разблокировать и снять с Эла ошейник, но это можно было сделать только одним способом — если Эл сам захочет избавиться от него. В ошейник встроен датчик, который не даст его снять никому, кроме собственно Эла. В том была жестокая, но гениальная задумка Лайта: тот Эл, каким он был сейчас, никогда добровольно на это не согласится.              До тех пор, пока не столкнётся со своим самым большим страхом и не будет вынужден это сделать…              — Прости, Эл, — Мелло запрокинул ему голову, изо всех сил стараясь не смотреть в перепуганные серые глаза. Мэтт закрыл лицо Эла тканью, и тот начал рваться так, что Ниа и Киёми пришлось навалиться на него всем телом.              — Это необходимо! Именно это Лайт сделал краеугольным камнем его дрессировки! Он должен захотеть снять ошейник! — закричала Киёми, и Мэтт принялся лить воду Элу на лицо. Эл захлебнулся, панически завопил, из его глаз брызнули слёзы. Вода потекла ему в горло, перекрывая доступ кислорода. Охваченный ужасом, он не мог дышать, а они кричали на него, требуя, чтобы он снял ошейник.              «Нет! Это ошейник моего Бога… о, господи! Боже, я тону!»              — Давай же, Эл, — прошептал Ниа, сильнее наваливаясь на его дёргающиеся ноги. — Вернись к нам!              Мэтт вытер со лба пот и бросил взгляд на настенные часы. Кира скоро заметит отсутствие Эла, и они как можно скорее должны вернуть ему память. Ошейник был ключом ко всему. Эл добровольно надел его, чтобы защитить их, теперь же он должен захотеть его снять.              — Чёрт бы тебя побрал, Эл, упрямый ты засранец! — зарычал Мелло, сильнее запрокидывая ему голову. Эл забулькал, вода начала проникать в лёгкие. Его сердце заполнил ужас, абсолютный, первобытный ужас, настолько всепоглощающий, что пересилил даже его слепую преданность Кире. Эл дёрнул головой в знак согласия, и ткань тут же убрали.              — Я хочу снять его! Снимите его с меня! — закричал он хриплым, срывающимся от слёз и тяжёлого дыхания голосом. Такада молнией метнулась к нему и сдёрнула ошейник. Вся кожа под ним была покрыта мириадами мелких кровоподтёков и следами от инъекций. Изменения наступили сразу же, Эл сощурил глаза и перестал кричать.              — Что… — он в замешательстве уставился на Мэтта. Ему показалось, будто в мозгу щёлкнул переключатель. Чем дольше Эл смотрел в эти зелёные глаза, тем более знакомыми они ему казались.              — Мэтт? — прохрипел он, когда имя всплыло в его мозгу. Мэтт был его охранником, но он был и чем-то большим…              — Да! Это я! Я твой преемник! Я твой друг, Эл! — задыхаясь от счастья, вскричал Мэтт. Он хотел сжать Эла в объятиях, но удержался. У них было очень мало времени, а права на ошибку не было вовсе.              — Ошейник снят, Эл. Теперь ты должен сосредоточиться на мне и вспоминать, хорошо?              Эл медленно поднял руку, дотронулся шеи и поморщился — исколотая кожа болью отозвалась на прикосновение. Он сделал так, как сказал «Мэтт» и попытался сосредоточиться. Блондин и беловолосый тоже выглядели знакомо. Он что-то чувствовал к ним…              И только когда Ниа повторил ему девиз дома Вамми, всё встало на свои места. Эл издал сдавленный крик и сжал руками голову.              Он всё вспомнил…