Время начинать план скам

Колыхаясь в плавном танце даже от незначительного движения, огни намекали на незавершенные дела. Как забавно понимать, что какой-то оранжевый огонек, если соприкоснётся с чем-либо существенным, материальным, может нанести ему вред. Будь это бумага, ручка, кожа. Хан Джисон долго вглядывался в струящиеся огоньки свечек и сопоставлял себя с ними. Когда-нибудь они потухнут, как и его влюбленность в Минхо. Когда-нибудь. А сейчас он колыхается в разные стороны и ярко светит. Парень находился совершенно один в заполненной свечами комнате. Он сам их зажег. К тому же, все мемберы сейчас отдыхали, и никто бы не помешал его занятию. Хан делал так очень редко, когда ему действительно было не по себе. Возможно, он искал в огне ответы на свои вопросы. Но к сожалению, молчаливые свечи не могли ему в этом помочь, зато успокаивали и местами даже вдохновляли. Неожиданно, захотелось записать то, что так сильно болело и не давало покоя. Он, крадучись, пробрался в комнату, взял свою гитару и тетрадь, вырвавшись обратно, парень поудобнее уместился на диване. Левая рука привычно зажимает несколько аккордов и правая легонько скользит вниз. Нота за нотой под его пальцами рождается песня, полная горечи, надежды и любви. Периодически он прерывается и записывает свои инструментальные импровизации в тетрадь, почерк выходит корявым, но не каллиграфия сейчас важна, а выброс чувств. Слова скорее, как набор эмоций, а не песня, но ему не важно. Неожиданно, парень ловит себя на мысли, что на гитару приземляются капли. Увлекшись процессом, он даже не заметил, как потекли слёзы. - Чёрт. Какой ты сложный, Ли Минхо! – хнычет Хан, откидываясь назад, крепко прижимая к себе инструмент. На его тихий всплеск эмоций выходит Чанбин, которому, по всей видимости, тоже не спалось. Он осматривает композицию свечек и сидящего на диване Джисона с гитарой. - Что пишешь? Хан вздрагивает от удивления, или скорее от того, что его поймали с поличным. Переводит уставший взгляд на Бина, и вымученно улыбается. - Песню захотел написать. - А чего возмущаешься? Не выходит? - Не совсем. Вот, послушай. Он начинает медленно повторять то, что до этого перенес на бумагу. Его руки подрагивают от смущения, ведь сейчас это не просто песня, это его внутренний мир, его чувства. Чанбин слушает его внимательно, с прикрытыми глаза и думает о чём-то своём. Когда Хан замолкает, парень, после небольшой паузы, выдает свой вердикт: - У меня такие же эмоции сейчас. Можно? – парень тянется к тетрадке и берет ее только после кивка Хана. Чанбин что-то черкает в тексте песни, при этом совершенно не трогая музыкальную партитуру. А потом, перевернув страницу, сосредоточенно записывает строки, которые ему пришли в голову, после прослушивания. Атмосфера была по истине интимной и спокойной. Два парня пишущих песню, в которую пытались вложить все чувства, которые они испытывают и поле свеч. - Вот, - протягивает Чанбин Хану. Приняв тетрадь, парень внимательно вчитывается, а после, переводит взгляд на старшего. Видеть Чанбина настолько серьезным приходилось не так часто, ведь парень часто шутит и смеется. Но прямо сейчас он был совершенно иным, будто повзрослевшим на несколько лет всего за пару дней. - Хён, ты тоже безответно влюблен? – вопрос звучит странно, поэтому Бин отводит взгляд. Он не знает, что ответить вслух. И, наверное, это впервые в его жизни. Но он думал об этом пару дней подряд, и старался разобраться в себе. Теперь он точно знал ответ. - Думаю, да. - А как ты это понял? - Мне приятно. Находиться, слушать, чувствовать. Раньше я думал, что это дружба… - он не продолжает, а Хан на это лишь с горечью хмыкает, ведь ему знакома эта ситуация. – Это же Минхо? Ухмылка слетает с лица, и парень краснея, отворачивается от старшего. При свете огней он выглядит довольно мило и уютно. Выждав немного, он всё же кивает, отвечая собеседнику. - Почему ты не признаешься? - Он уже в кого-то влюблен. Со Чанбин удивленно смотрит на него. Его план родился только потому что он видел, как эти двое смотрят друг на друга, взаимодействуют. Как они чувствуют. - В кого же? – ведь он уже знает ответ. - Не знаю, я не стал спрашивать. Только узнал, что у него кто-то есть. Я боюсь правды, ведь она сделает мне больно. Чанбин улыбается, и треплет младшего за волосы, по-отечески поддерживая, заменяя ему сейчас Банчана. - Не всегда правда так страшна, как иногда кажется. Спроси у него. - Я не могу, хён, - с прозрачной пеленой смотрит на него Джисон, и Чанбин прекрасно его понимает в этот момент. - Тогда, признайся песней. Я думаю, он поймет. Джисон загорается этой идеей и выслушав старшего согласно кивает. Они возвращаются к написанию и сидят за этим делом пол ночи. На самом деле, когда дело касается чувств совершенно не важно сколько ты этим занимаешься – пять минут, пятнадцать или четыре часа. Самое главное поймать это настроение, атмосферу и эмоцию. Так, благодаря чувствам двух влюбленных парней, родилась на свет совершенно новая лирика, которая описывает мысли большинства влюбленных людей. За делом они засыпают прямо на диване, совершенно в неудобной позе, но довольные, что выполнили и выплеснули накопившейся. Когда утром другие участники выходят в главную комнату, они слегка удивлены видя двух парней в обнимку и множество свеч вокруг них. Хотя, если кто-то удивлен немного, кто-то совершенно ошарашен. В группе было таких двое – Феликс и Минхо. Они совсем не понимают почему их объекты внимания сейчас спят вместе. И сразу же лезут в голову не те мысли. Но чаще всего, нужно сначала разобраться в ситуации, а только потом включать эмоции. Как жаль, что это не у всех выходит. Минхо с силой теребит Джисона, будя его от столь сладкого сна. Феликс не торопится, просто наблюдает со стороны. Но в его взгляде читается столько переживания, сколько не испытывает человек даже при выходе на сцену. - Хан Джисон, Со Чанбин, объяснитесь! – рычит Минхо. Проснувшиеся парни в недоумении от такой резкой агрессии, накрывшей их после сна. Джисон осмотревшись по сторонам, понимает в какую ситуацию они с хёном попали. Чанбин же пока вообще ничего не понимает. Он писал чуть дольше Хана, а значит и лег позже, поэтому парня сейчас мало что интересовало. Джисон схватив за руку Минхо, смотрит на него с мольбой. - Хён, прекрати меня трясти. Это не то, о чём ты подумал, мы писали песню! - Какую? - О любви. - Вашей, да?! – его тон жесткий, ревнующий совершенно не действует на сонного Чанбина. - Ага, - парень зевает, а сидящий рядом Джисон бледнеет, ведь это совсем не то, что он хотел сказать. Но слова Чанбина вызывают такую реакцию, что все участники открывают рот от удивления. Он просто уходит хлопнув дверью так, что шатается всё здание общежития. - Что это с ним? – удивлённо смотрит Хёнджин только что выползший из комнаты, как всегда самый последний. Никто не может ему вразумительно ответить, поэтому жмут плечами и расходятся заниматься своими делами, Хан же схватив волосы тихо скулит. Феликс все это время стоит в углу, сложив руки на груди. Где-то внутри у него после ответа его старшего всё оборвалось. Он не может полюбить его потому что уже влюблен в Хана. Какая досада. Будто прочитав его мысли, Чанбин встает с дивана и быстро преодолев помещение, хватает парня за руку и буквально закидывает в их общую с Банчаном комнату. Он не хочет ему ничего говорить, объяснять, поэтому без разрешения и слов просто целует. Но парень не отвечает, стоит как безвольная кукла, пока губы любимого человека касаются его лица. - Обиделся? Ты же затеял эту игру. - Почему ты думаешь, что я играл с тобой? – голос Феликса звучит еще ниже, чем обычно, может это из-за недавнего пробуждения, а может из-за нахлынувших чувств. - Не так выразился…, - теперь Чанбин сожалеет о своем высказывании, и уронив голову на плечо парня тихо шепчет. – Эта не та обстановка для признания, но я помню всё, что было той ночью. Почему ты ушел? - Чувствовал себя шлюхой, - парень усмехается и отстраняет старшего, бросая ему напоследок. – Теперь чувствую себя еще больше, спасибо! – и выходит из комнаты, оставляя за собой тянущийся шлейф недосказанности.