Осознать реальность, вспоминая прошлое.

– Сухой кашель! Сухой кашель! – Пародировал слова матери Шастун разными исковерканными голосами в своей голове, стоя у окна и смотря на дождь. Антон второй день в больнице и это отвратное чувство, просыпаться не в домашней постели, осознавать, что с тобой было и будет происходить сейчас… Эх, всегда так – родители переживают за детей больше, чем нужно, а ещё это раздражает самих детей. Сидел бы сейчас дома, горя б не знал. Дождливая погода, знаете, прекрасно подошла бы поэтам-символистам. Постоянно ища разные знаки и отходя от реального мира, наблюдая за дождем, так звонко капающим за окном, Антон не заметил, что помимо него в комнате находится ещё один человек. Парень обернулся, сверкая отливом зелёных глаз, так точно сливающихся по цвету с листовой недавно распустившегося высокого дерева за окном. Антон не спал всю ночь. Эти голубые глаза, наполненные непоколебимым спокойствием и уверенностью, не могли покинуть воображение парня. Впервые за долгие годы ятрофобии Антон не сбегает из больницы, не истерит и даже вытерпел все процедуры, которые назначил Арсений. Странно, потому что раньше при виде врача у Шастуна легко могла начаться паническая атака. – Как спалось? – Достаточно примитивное приветствие, но врачи и не клоуны... – Не очень... – Не отходя от окна и даже не развернувшись, отрезает парень. – Вижу, это из-за пребывания здесь, да? – Пытаясь всё же посмотреть на своего пациента, продолжает диалог старший. – М-да... –И лишь кислый кивок в подтверждение. – Юноша, Вы может быть соизволите посмотреть на своего собеседника? – Поднял брови Арс, так как он порядком не терпит того, что люди разговаривают с ним из-за спины, не смотря в глаза. – Медсестра была в ужасе от твоего поведения, а медбратьев в нашем отделении не хватает, поэтому обеденную инъекцию тебе сделаю я. И ведь это даже не вопрос, ну он охеревший, конечно, – думает Шаст, делая вид, что даже не слышал, что только что молвил его врач. Кстати, каким-то чудом, но вчера медсестре удалось поставить этому мальчишке капельницу, хотя уговоров было выше крыши и вагон с тележкой, но работница клиники была непреклонна, четко выполняя все порученные ей начальством, т.е Арсением действия. От чего сегодня парню немного легче дышать, да и в целом состояние улучшилось, но недостаточно, чтобы можно было бы думать о выписке. Но Антошка в свои семнадцать тот ещё ятрофоб, а это явление, как известно, детское. Только с возрастом у кого-то оно проходит, а у кого-то лишь гиперболизируется, прогрессируя. Сколько Антон себя помнит, он всегда опасался врачей. Один раз только в детстве ему попался более-менее добрый и спокойный молодой врач, которому довелось взять кровь у трусишки-маленького Шастунишки. Тот интерн был поразительно схож с Арсением, врачом, который лечит его сейчас… – Готовься, Антон, дам тебе немного времени, пока сам пойду приготовлю всё. Попов скрылся за дверью палаты, подбирая кончик развивающегося халата, бесит. Такой весь из себя идеа-альный, аж тошнит. Арсений посчитал разумным сначала проконсультировать пациента о своих дальнейших планах и дать ему время прийти в себя, чтобы не было истерик от почти совершеннолетнего, оставив Шастуна наедине с самим собой. Понятно, что лечащий врач имеет полное право на то, чтобы не делать младшему никаких уколов, но уж очень сильно зацепил этот малец душу Арса, такой милый трусишка. Вернувшись в палату со всеми необходимыми принадлежностями для укола, Попов снова застал парня, стоящего напротив окна. Тот был хмурый и, сложив руки на груди, вновь не хотел поворачиваться передом к доктору. – Ложись, Антош, быстрее сделаю, быстрее будешь отдыхать, – Антош?! О… А вот и ласковые обращения подъехали. – М-м, – отрицательно мычит парень, опуская голову и направляя глаза в пол, мол какой синий принт интересный… – Что значит м-м? – Передразнивает врач, уже начиная немного злиться от упрямости юнца. – Антон, ну-ка быстро подошёл к кровати и лёг на неё. На такое резкое высказывание Шаст отступил два шага назад, переминая в руках край футболки и вращая кольца пальцами противоположной руки. Соглашается с Арсом Шастун, а сам думает о том, чем же ему так понравился голубоглазый. – Ты мне прикажешь тебя отлавливать? – Негодует старший, потому что Антон и правда упрямый барашек, что по знаку зодиака, что в жизни… Ноль реакции и только глаза, из которых сейчас хлынет, были направлены в голубые океаны напротив. – Антон, ты взрослый парень. Знаешь, у меня крепкие нервы, но даже они в какой-то момент могут сдать, а я искренне не советую видеть тебе меня в этом состоянии. – … – Продолжает стоять на прежнем месте Шастун, почти что забившись в угол, а руками он теперь прикрывает пятую точку. Арсения же такое действие смешило, умиляло и напрягало одновременно. – Хорошо, давай поговорим, - первым сдается старший, присаживаясь на постель своего пациента. В ответ неуверенный кивок головы. – Я в своей практике неоднократно встречался со случаями ятрофобии, поделишься своим? –К-когда я был маленький… я болел гриппом, и врач из скорой делал мне укол, сначала меня долго не могли поймать, а потом я верещал так, будто меня убивают. Было больно, – закончил свой короткий и неутешительный, по мнению всех ятрофобов рассказ, Антон, – повторив за врачом действие, – сев на кровать, только подальше от белого халата, ну на всякий случай, Попов же ему укол собирался делать, вдруг ещё подловит каким-то образом. – Понятно, – абсолютным спокойствием выдаёт голос врача, –а ты в курсе, что с возрастом болевой порог уменьшается, и по мере жизни человек привыкает к разным видам боли. Шастун только и делал, что сидел на кровати и слушал своего доктора, но судя по взгляду он о чём-то задумался. – Ну так что? – Заискивающий взгляд, выпрашивающий разрешения на необходимую работу старшего. И вот он, этот резкий вопрос, который меньше, чем за несколько секунд рушит выстроенную, не без усилий, лестницу доверия. Младший вскакивает, а голубоглазый устало вздыхает, натягивая перчатки из легкой резины. – Антон, ну в самом деле, что за игры ты здесь устраиваешь в злого врача и непослушного пациента. Я понимаю твои чувства, стараюсь помочь, но ты тоже должен идти ко мне навстречу и стараться перебороть страх. Иначе, это пустая игра в одни ворота. – Цицерон отдыхает, – подумал Арс. – Я.. я всё понимаю, правда, простите, Арсений Сергеевич, но не могу… – Всё ты можешь, просто спокойно ляг и полежи минутки две, в это время я тебя не трону, отдохни, подыши глубоко. И Антон слушается, ещё бы, у Арса такая манера убеждения, да и подводить его не хочется, какой бы другой врач так сюсюкался, а этот терпит, вон, сидит, ждёт пока Тошка соберётся и позволит уже ввести лекарство. – Подыши глубоко, спокойно… – повторяет в своей голове Шаст, ну ведь до боли что-то знакомое… Точно! У Антона произошло озарение, в которое он не может окончательно поверить. Да ладно?! Ну нет… быть такого не может… Тот самый красивый, молодой доктор, что брал кровь, когда кое-кому было девять лет, а сейчас этот же человек хочет воткнуть иглу ему в задницу. Когда Арсений уже держал в руках шприц, Антон начал ёрзать с приспущенными штанами и бельём, но врач придержал его за бочок, чтобы этот трусишка-заяц не улизнул: – Антон! Да ну в самом деле, прекрати! Что в детстве боялся дико, что сейчас. Закончив фразу, Попов начал вводить препарат, от чего младший, немного поскуливая, опустился на подушку, анализируя то, что секунду назад сказал его врач. Серьёзно? Ка-пец. – Ну что, правда так больно было? – С легкой иронией хмыкает врач, убирая то, что Антон ни произносить, ни видеть не хочет. Пациент только недовольно пыхтит. – Конечно больно – с максимально недовольным видом отзывается Шастун. – Может быть, но лечиться нужно, и я рад, если ты это понимаешь. – З-значит.. это были Вы? Вы помните? – Ещё потирая больное место от укуса комарика, как говорят всем детям, Антон смотрит спутанным и помутненным, то ли от боли, то ли от услышанного, взглядом. – Конечно же я тебя запомнил, а сейчас вспомнил вот. Да и к тому же по карточке пациента это сделать очень легко, никогда не забуду первого ребёнка, у которого довелось взять кровь – снимая эти ненавистные Шастуном медицинские перчатки, от которых воняет спиртом, поясняет врач. А Шаст чуть ли не кричит от неожиданности, поэтому если что-то и получается, так только недовольное кряхтение или рычание: – Ну... хах, знал бы, что Вы делаете это в первые – никогда бы руку не протянул. – Ой, да ладно, – притворно хмыкая, прервал врач, – ты и тогда то не особо протягивал, – теперь на лице старшего сияла лучезарная улыбка… с чего это вдруг?.. –Н-но..! – Я зайду к тебе вечером, – быстро поднялся старший, через секунду Шастун, толком не вникнув в резкое исчезновение врача, скрестил руки на груди и плюхнулся, уставившись в окно…