Blow job

      Какаши не помнил толком, как долго он просидел на полу. Сил не хватало вообще ни на что, так что он продолжал недвижимо опираться плечом об унитаз, уже толком не ощущая запах. В луже чужой мочи, на холодном кафельном полу, с мокрыми волосами и одеждой. Даже маска и та пропиталась мочой.       Омерзительно.       Парень не мог до конца это все осознать. Он мимоходом уловил момент, когда в туалете кто-то появился. Поразительно, но хватило сил порадоваться тому, что он валяется хотя бы в кабинке, а не на видном месте. Интересно, что было бы, если бы его увидели? Разумеется, никто бы не подал руку помощи. Его и в обычные дни не жаловали, когда он хотя бы выглядел как приличный человек, а тут и вовсе. На него бы наверняка косо смотрели, презрительно морщились, а потом пошли бы раструбить всей школе о том, что видели его обоссанным.       Ведь эта такая новость. А учитывая, что никто, кроме Обито, вреда ему не причинял, все кричали бы с большим воодушевлением. Не просто кто-то, а именно Учиха обоссал. Такие мерзкие новости все любят, это было бы куда более востребовано, чем то, что Хошигаки кого-то там избил. Люди ведь так любят копаться в грязи, делая вид, что у них чистые руки. Люди — лицемеры и мрази. Они не сознают, насколько они сами погрязли в дерьме, но кричат о том, что кого-то другого с дерьмом смешали.       — Да говорю тебе — он их всех размажет! Или ты уже забыл, кто самый сильный герой в этом аниме?       — Должен найтись хоть кто-то сильнее, иначе в чем интерес вообще такое смотреть? Он же главный герой!       Какаши поморщился. Кто-то из младших. Продолжая спор, они ушли, вновь наступила тишина. Интересно, заметил ли кто-то его исчезновение? Впрочем, если и так — плевать. Беспокоиться бы стоило лишь из-за Обито, а он в курсе, где Хатаке, и наказывать его вряд ли будет. Не мог же он хотеть в самом деле, чтобы Какаши пришел на последний урок, провонявший мочой? Или он именно этого и хотел?       Хатаке вновь ощутил страх. Здесь, в этой чертовой туалетной кабинке, он чувствовал себя хотя бы в относительной безопасности от чужих глаз, но как же сильно хотелось домой. Переодеться, принять душ и спрятаться под одеялом, чтобы больше никогда не выходить в мир и не попадаться никому на глаза. Вообще никому, никогда. В идеале — просто исчезнуть, словно его и не было.       Но выходить из туалета было слишком страшно. Не сейчас, потом, когда все разойдутся. Потому как иначе Какаши будет думать лишь о том, что все видят, что с ним случилось. Что каждый прохожий по его виду поймет, что сделал Обито. Это пугало, Хатаке не мог убедить себя в том, что ему все равно. Просто потому, что нет — не все равно, его это беспокоит и пугает, ему из-за этого очень страшно.       — А за что он его избил-то?       — Да этот придурок сказал про Учиху, вроде что он на девчонку похож. Или как-то так, я уже и сам толком не понимаю. Вроде что он мелкий и тощий, как девочка. Не знаю, было ли это вообще шуткой, Учиха ведь и правда такой.       Какаши сперва замер, услышав знакомую фамилию, а потом расслабился. Речь шла об Итачи. Его Хатаке хорошо помнил еще с младших классов. Итачи был младше, но отличные показатели позволили ему миновать сразу два класса, так что он был единственным четырнадцатилетним старшеклассником школы. Гений, иначе и не скажешь. Нечто подобное до него удавалось лишь одному человеку, которого Какаши мог бы назвать своим вторым отцом. Тоже особенный человек, мысли о котором вызывали вполне ощутимую боль в груди.       Итачи был хорошим человеком, но он был Учихой при этом. Фамилия не только давала множество привилегий, но и накладывала огромное количество ограничений. И обязанностей, конечно. Итачи был обязан всегда и во всем быть лучше других. Старший сын своих родителей, внучатый племянник Мадары Учиха и гордость всей этой семьи, он не мог позволить себе дать слабину.       Когда они были маленькими, Итачи смотрел на Какаши с восторгом и трепетом. Это было давно, слишком давно.       — Он ведь не самому Учихе это сказал?       — Нет, его и рядом не было. Зато Хошигаки болтался неподалеку. Дейдара все услышал и передал ему, а Хошигаки пошел убивать. Ну, мне кажется, что именно убивать. Дейдару это повеселило.       — Да этот Дейдара и сам тот еще психопат.       — Не удивлюсь, если он что-то додумал от себя или вообще солгал больше половины.       — Наверняка так и было.       Дальше было слышно лишь как они молча справляют малую нужду. Хатаке старался не дышать громко, чтобы никто его не заметил. Прошло больше минуты, когда вновь послышался голос:       — Как думаешь, почему этого Хошигаки так заело на Учихе?       — Наверное, его в школе держат ради того, чтобы он его охранял. Сам знаешь — таких чудиков в школу не берут, а его почему-то взяли и сразу его к Учихе приставили.       — Так Учиха и сам может кого угодно охранять, он же единоборствами занимается.       — Ну, не знаю тогда. Влюбился, наверное.       — Фу-у, мерзость какая.       Они засмеялись, а Какаши прикрыл глаза. Еще бы, для окружающих даже намек на однополые отношения — мерзость. И именно эти окружающие громче всех смеются, когда-то унижает заведомо слабого человека. Такие вот приоритеты.       Эти ребята тоже ушли, снова наступила тишина. Какаши начал двигаться уже многим позже, осознав, что нога затекла, а поясница начала болеть. Чувствительность вернулась в полной мере, так что встать на ноги удалось не сразу. Равно как и выбраться из кабинки. Дверца открылась. Хатаке сделал пару неуверенных шагов, а уже потом обратил внимание на свое отражение в зеркале. Он выглядел плохо, хотя тот факт, что на него помочились, выдал бы только запах. Это радовало, значит, есть возможность быстро сбежать, помчаться домой со всех ног и запереться хотя бы до следующего утра. Хоть что-то.       Обычно после школы он ходил на кладбище, но после произошедшего об этом не могло быть и речи. Какаши не настолько низко пал, чтобы посещать могилы дорогих ему людей обмоченным другим человеком.       Волосы все еще были влажными. Хатаке решительно приблизился к раковине, повернул кран, чтобы помыть их, пусть и в ледяной воде, но едва увидев струйку воды, замер, слишком отчетливо вспомнив, как Обито совсем недавно ткнул его лицом в эту же раковину.       — Проклятье…       Он закрыл кран. Придется спешно бежать домой, это его единственный выход из сложившейся ситуации. Решив так, он перехватил едва болтавшуюся на локте сумку и помчался прочь. Нужно ведь просто уйти — делов-то. Взяв волю в кулак, парень покинул туалет. Он старался не оглядываться по сторонам, но на его счастье учеников в школе практически не было, и на него никто не обратил внимание. Какаши было обрадовался этому, но уже в холле, когда до спасительного выхода оставалось всего лишь несколько метров, его окликнули:       — Хатаке.       Парень замер. У него не было шансов притвориться, будто он не слышал, и продолжить путь, ведь в холле было совершенно пусто, и произнесенное имя отдалось эхом. Пришлось обернуться.       Хирузен Сарутоби, директор школы, сложил руки на груди. Он был уже сильно в годах, возраст легко можно было распознать по морщинам на лице и поседевшей бородке. Забавно, ведь он годился тому же Мадаре в сыновья, но сравни их, поставив рядом — и словно ситуация обратная. Должно быть, свою роль играла и знаменитая порода Учиха, и тот факт, что Мадара старался не стареть и выглядеть отлично, а Хирузен не был в этом заинтересован, а оттого и запустил себя.       Какаши поморщился. Вовсе не об этом ему стоило думать в такой момент.       — Господин директор.       Сарутоби окинул его с ног до головы нечитаемым взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и неспешно подошел к нему. Хатаке стало не по себе. Интересно, в самом ли деле от него сильно пахнет? Как он объяснит этот запах?       — Вы не явились на мой урок.       Парень покорно замер, опустив взгляд. Повезло, что директор не стал подходить к нему совсем близко.       — Так вышло.       Что он вообще мог сказать? Не правду же, в самом деле. Уроки, что вел Сарутоби, были важной частью обучения. Этот предмет Хирузен не доверял больше никому, несмотря на то, что из-за возраста он не то, чтобы очень хорошо справлялся с дополнительными обязанностями. Единственный приемник, которого Сарутоби утвердил, так уж сложилось, погиб, уже после того, как успел поработать в преподавательском составе меньше года. С тех самых пор Хирузен словно разочаровался в жизни и в окружающих его людях.       Разумеется, для окружающих он всегда оставался заботливым директором, который стеной стоит за своих учеников и все ради них делает, но изгои вроде Какаши видели, как много фальши в таких вот образах. Потому, что эти образы работают только тогда, когда выгодно.       — Вы не посчитали этот урок достойным вашего внимания? Должен заметить, я весьма огорчен.       Хатаке прикрыл глаза. Нет, он собирался на этот чертов урок, он уже шел на него.       — Просто возникли непредвиденные обстоятельства. Я приношу свои извинения.       Смотреть на директора совершенно не хотелось. Разве Хирузен настолько глуп и слеп, чтобы не замечать очевидных вещей? Нет, все он прекрасно видит, все понимает.       — Настолько непредвиденные, что вы, находясь в школе, не потрудились подойти ко мне и хотя бы отпроситься?       Какаши вновь ощутил пустоту на душе.       — Мне жаль.       Он не знал, что еще может сказать. Других слов просто не было. Вряд ли было бы хорошей идеей заявить нечто вроде «Я не пришел, потому что любимчик коллегиального совета Обито Учиха потащил меня в туалет и помочился мне на голову». Не потому, что эта неприглядная правда была ужасна, а потому, что такие откровения были бессмысленны. Как вообще будет на подобное реагировать Сарутоби, учитывая, что в школе он далеко не главный?       Отмазывать Обито привыкли все. Единственного внука Мадары Учиха нельзя ни в чем обвинять, его нельзя наказать. Если он нарушает правила, виноват будет не он, а правила. И даже если он пописал на голову однокласснику, это проблема одноклассника, а не самого Обито. Наверняка и Хирузену это не нравилось, но он давно смирился с тем, что тут ничего не поделаешь.       Когда-то надежда была. Обито, как и Какаши, назначили наставника, тогда еще студента на практике в школе, которому сулили в будущем место в преподавательском составе. Это был Минато Намикадзе, молодой одаренный гений, тот, кто окончил «Коноху» в рекордные пятнадцать лет, получил после диплом с отличием в престижном университете и считался главным приемником Сарутоби. Его все видели в будущем на посту директора, это не скрывалось.       Минато был привязан к своим подопечным, и те его тоже смогли искренне полюбить. Хатаке помнил, как сам менялся в присутствии этого человека, как учился доверять ему, как раскрыл перед ним душу и получал в ответ понимание и поддержку. Он получал от Намикадзе то, что хотел бы получать от собственного отца, которого у него уже не было. И то же самое случилось и с Обито. Ведь он тоже был сиротой с раннего детства и тоже нуждался в подобном.       Под чутким надзором Минато Учиха был совершенно другим человеком. Он улыбался искренне, мечтал об амбициозных, но добрых и светлых вещах. И все, казалось бы, было замечательно, но потом произошла трагедия, что унесла жизнь Намикадзе. Теперь от него осталась лишь надгробная плита, возле которой Какаши стоял часами. С его смертью умерло и все доброе в душе Обито. А Хатаке был вынужден жить с мыслью о том, что в этом виноват лишь он сам.       — Послушай, Какаши, — более мягким тоном сказал Сарутоби. — Ты один из самых лучших учеников школы. У тебя хорошая успеваемость, но эти пропуски не делают тебе чести. Что бы подумал о тебе отец, узнай он о подобном?       На сей раз Какаши ощутил едва ли не физическую боль. Это слишком жестоко — говорить об отце. Хатаке не мог знать, что бы подумал Сакумо. Парень мог лишь помнить тот вечер, когда нашел отца в петле. Это — самое яркое воспоминание, из-за которого он видел кошмары или ловил панические атаки. Нельзя давить на подобное.       — Мне жаль…       Какаши просто повторил эти слова, сжав пальцы в кулаки. Больно, слишком больно, хватит.       — Помирись с Обито. Не важно, чего тебе это будет стоить, но вы должны помириться. Из-за этой вражды вы погубите себя. Верните прежние отношения, хотя бы ради памяти о Минато.       И еще одна больная тема. Должно быть, Сарутоби решил его морально добить, не иначе. В глазах защипало, но Хатаке упрямо мотнул головой. Плакать нельзя, только не сейчас.       Он был на опознании, он помнил обезображенное лицо некогда такого красивого Минато, многочисленные ожоги на его теле, запекшуюся кровь, чертов запах горелой плоти. Этот замечательный человек умер в муках, равно как и его любимая жена, такая же молодая, красивая, добрая и улыбчивая. И кровь этих людей была на руках Какаши.       — Какаши?       Нет, Хирузен не мог не понимать, как это больно. Либо он воспринимал всю ситуацию иначе? А ведь по факту — не важно, сколько лет было Какаши, и насколько глупым был его поступок, ведь именно из-за его действий все и произошло. Из-за него они мертвы. Мертва Рин, мертв Минато, мертва Кушина. Остались лишь могилы, у которых Хатаке мог позволить себе плакать.       — Я уже сказал, — голос дрогнул, — мне жаль. Простите, что доставляю вам так много хлопот. Если посчитаете, что меня стоит исключить из школы — я вас пойму и приму это решение.       А ведь так было бы лучше для всех, особенно для самого Какаши. И для Обито, наверное. В конце концов, триггером для Учихи служил Хатаке. Может, убрать прочь его — исчезнет и проблема? И тогда никому не придется покрывать все нарушения Обито.       — Никто не собирается тебя исключать, Какаши. Ты — такой же гений, как и Минато в свое время. Руководству школы нужные такие одаренные ученики, а вас сейчас лишь двое — ты и Итачи.       Должно быть, это и была единственная причина, по которой Какаши все еще не вышвырнули. Хотя парень ни за что бы не поверил, что это решение Мадары. Нет, этому психопату был бы важнее комфорт Обито и его будущее. Важнее всего остального. Так что тут свою роль сыграл Хаширама Сенджу, который заботился о делах школы всяко больше, нежели его «партнер».       — Я все равно ничего не могу поделать. И вы это знаете.       Для того, чтобы помириться с Обито, Какаши придется воскресить мертвых. И то не факт, что удалось бы наладить отношения.       — Я знаю, что нет ничего невозможного, мальчик мой, — упрямо проговорил Хирузен. — Если постараешься — все получится. Вы были лучшими друзьями, о чем-то это да говорит.       Сказав это, директор отвернулся. Он сделал пару шагов, потом остановился и обернулся.       — Иди домой, Какаши. Думаю, тебе нужно отдохнуть.       Эта своеобразная забота вызвала в душе Хатаке искреннее раздражение, так что он ничего не ответил. Лишь развернулся и помчался прочь. Как же сильно ему хотелось с кем-то поговорить, высказать все, что у него на душе. Ощутить хоть какую-то поддержку. Его убивало собственное одиночество, убивало все вокруг.       Сарутоби смотрел ему в спину до тех пор, пока парень не скрылся за парадной дверью.       — Бедный мальчик. Мне жаль, я ничем не могу тебе помочь.