Остржнпстмдрн

1

      В руках тает лёд, разливается синей краской по полу. Только касаясь холодного бетона - синева воды оборачивалась черной грязью, пачкая новые носки. Неприятно, но остановиться уже не получается.

К

      Глеб зачерпывает грязь с бетона, ведёт по зеркалу. По своему отражению напротив - размазывает, но все равно глаза видит. Пусть плывут от выпитого, но все равно видит. Даже не знает, как, с какими чувствами и эмоциями смотрит на отражение, но себе по ту сторону совершенно не верит. Глеб с той стороны повторяет все движения в точности, но будто стирает грязь с себя. И улыбается. Глеб готов поклясться, что сейчас не улыбается, что уголки губ опущены вниз - даже ведёт грязной рукой по лицу. И правда.

А

      Кажется, что показалось. Просто остатки сна, усталости, галлюцинации, водка паленая - да что угодно, только показалось. Отражение будто бы читает мысли. Улыбается шире. Отрицательно мотает головой, мол, тебе не кажется. Глеб хватается за щеки - да, его голова стоит прямо. А отражение всеми силами показывает свою одушевлённость.

Ж

      – Зачем себя выдаешь? – рукавом стирает грязь. Лицо смотрит недоуменно. Оно не противоположность. Оно то отражение, которое никто, кроме Глеба, увидеть не может, как бы глупо не звучало в пустой комнате будущей квартиры. – Я же разобью. – в ответ рожа тянет лыбу. Глеб ведёт по ней ногтями, царапает зеркало, но все равно видит. Видит это наглое рыло. Касается лица - больно. Остались царапины. Так вот почему отражение не боится Глеба?

Е

      – Ну, оно ведь того не стоит... Ты как не убивайся, далеко от себя не убежишь. – отражение отрицательно качает головой, придумывая себе печальную гримасу, будто соболезнует. – Сейчас готов переложить вину на свое отражение в зеркале, да, Глеб?

Т

      – Какую вину? – убирает руки от зеркала - не вытирает, размазывает кровь по лицу. Через нос идёт царапина, по губам и щекам. Не больно было. А отражение в зеркале целое. Целое и смотрит в ответ - с вызовом. – Я ни в чем не виноват. И на тебя ничего не перекладываю, ебанат.

С

      – Я? – шире распахивает глаза отражение. Смеётся идиотски - хочется знать, одинаковый ли у Глеба с отражением смех? Если да, то лучше заклеить себе рот клеем и никогда не открывать, чтобы люди этого не слышали. Но смех обрывается резче, чем начался. – Ты сам с собой разговариваешь в пустой комнате. Сам царапаешься, сам падаешь своим опухшим ебальником в грязь... – время общения на исходе. Глеб знает это, но не знает откуда. Лицо кривится - его монолог не слушают. – Ты сам себя сейчас слышишь. Ты - ебанат.

Я

      – Я? – выкрикнул в ответ, поднимаясь. Отражение смотрело снизу вверх. Руки задрожали от агрессии, кулаки сжались до глубоких, болючих полумесяцев от ногтей. – Я нормально, сука, разговариваю с людьми и с собой! – крик бился о стены эхом, метался шариком в игровом автомате и не находил выхода. – Пошел, сука... – хочет договорить, окончательно послать, замахивается широко и...

2

      ...просыпается. Распахивает глаза. Комната почти пустая - стоит кровать с матрасом. В ведре на тумбочке лёд, пустая бутылка из-под шампанского. Глеб поднимается, трёт глаза - ужасно болят. Спать невозможно - вечные кошмары. В рот берет кубик льда - хоть какая-то жидкость. А в квартире холодно. Очень. Зуб на зуб не попадает, а тут ещё и лёд жуёт. Немного льда набирает в руки. Воду в квартиру ещё не провели, а умыться холодненькой было бы неплохо. Падает на стул напротив зеркала

К

      Лёд нещадно тает в руках, часто капает синей краской на пол. Умываться этим не хочется, пить - тоже. Только вода касается холодного, не спрятанного ковром или ламинатом бетона - синева воды оборачивалась черной грязью, пачкая новые носки. Неприятно, но остановиться уже не получается. Да и деть этот лёд некуда. Если только опрокинуть сразу весь на землю - ляпает на штаны, на нижней части зеркала теперь грязь - ну вот, опять все испачкал. Опять? Надо же, как чистая вода обращается мерзостью. Поднимает взгляд с земли - на Глеба из отражения смотрит он же сам. Уродливый, с опухшим лицом, синяками под глазами и торчащими во все стороны волосами. Где-то начинали прорисовываться первые в жизни морщины. Он отражал усталость - всего-то. Отражение ухмыльнулось.

А

      – Ты будешь бесконечно тут крутиться. – на этот раз начинал не Глеб. От напряжения в теле - можно было запитать весь город электроэнергией. – Пока ты не признаешь, что в твоём придуманном мире будет виновато скорее отражение, чем ты. – Глеб по ту сторону протягивает руку вперёд. Глеб по эту - смотрит на это и тянет в ответ. – И если ты снова напьешься, никуда не денется все то, что ты тянешь на себе. – по эту сторону - нет слов, Глеб кивает, прячет взгляд в грязи. По ту сторону явное раздражение. – Хули ты киваешь?

Ж

      – Завали ебало. – шипит Глеб с этой стороны, пинает ногой зеркало - затем завывает. По низу пошла трещина - ощущение, что Глебову ногу раскололи надвое о хрупкое зеркало. Приходится стиснуть зубы. Больно - значит не сон. Если не проснулся, то не сон. – Какого хуя меня зеркало, блять, отчитывает? – у рыла дернулся глаз - Глеб коснулся своего. Все в порядке.

Е

      – А есть у тебя кто-то? – пассивная агрессия грозилась перейти в активную. Отражение могло сделать шаг в эту реальность и разбить Глебу голову о бетонный подоконник и о него же ебальник. – Серафим? Напиши ему прямо сейчас.

Т

      Глеб берет в руки телефон. Валялся на полу экраном вниз, сейчас красуется трещина. На весь экран. Поджимает губы, заходит в диалог во ВКонтакте. Вы заблокированы - интересно. Переходит в телеграм - вы заблокированы. Взгляд поднимается на отражение. Злорадства в нем больше, чем спирта у Глеба в крови, а процент там явно немаленький.

С

      – Давай. – отражение разводит руками. Поднимает брови. Меняет эмоции без перчаток, по лицу ползут черные мерзкие полосы от грязных пальцев. Глеб по эту сторону вытирает шею и щеки руками. – Позвони ему, может. Кто это по-твоему сделал? Я? – конец был близок - Глеб перестал чувствовать боль. Смотрел на отражение и улыбался. Закончится все скоро. Заткнется это рыло. – Чё ты лыбишься? Ответить нечего? Я хотел помочь. Всегда помочь хотел, но раз тебе нужно только бухать - пожалуйста. Лучше выйди в окно нахуй, пока ты на пятнадцатом. Я не хочу быть к тебе привязан.

      Я

      – Завали ебало. И знаешь что? – поднимается - нога ноет. Но ныть ей осталось недолго. – Пошел ты, сука... – замахивается, потом..

3

      Резко распахивает глаза. Смотрит в потолок. Тускло горит лампочка, последние ее секунды происходят в мигающей агонии. Она с громким треском лопается и сыпется осколками. Приходиться себя пересилить - похмелье душит обезвоживанием. На тумбочке рядом с кроватью стоит ведро. На его дне красуются остатки льда. Берет ведёрко в руки, неровно стоит на ногах, приходит в себя. Красивая вокруг комнатка - правда, разбитая о шкаф бутылка раздражает осколками на полу. Ковры - мягкие, ворсовые. Носки притупливают ощущения. Забирает телефон, лежащий среди горы осколков - первым делом лезет в диалог с Серафимом. Последнее сообщение от него - вопрос, все ли в порядке и можно ли приехать. Глеб ответил, что можно. Через пару часов, значит, будет уже, судя по времени.

К

      Из ведра перед зеркалом выливает остатки от льда. Его синева превратилась в мерзкую вязкую черноту. Это не грязь - под ногами чистый пол. Отражение выглядит уставше. Глеб ненавидит его и себя. Глеб остатки краски в ведре плескает на зеркало и дёргается от того, что окатили ледяной водой. Смирно садится и смотрит, смотрит в отражение и хмурит брови.

А

      – Что мне скажешь? – спрашивает Глеб первым. Рожа не меняет хмурого выражения лица. Оно более трезвое и адекватное - меньше опухлости и, может, моложе даже? Не поверил бы, если б сказали, что можно так быстро состариться. – Нет у меня чувства вины. – цыкает языком, злорадствует. – Пропил. Ну?

Ж

      – Тебе самому от себя не мерзко? Нет? – по ту сторону Глеб поднимается отходит назад, лезет в шкаф. За спиной скрипнула дверца, но оборачиваться совсем не хочется. – Пожалуйста, просто убейся нахер. – сердце ударилось, кажется, о ребра, схлопнув лёгкие. Дышать стало нечем. – Я не хочу быть тобой. Давай, выйди. У тебя окно без решеток, открыто, валяй! Прекрати меня мучать!

Е

      – Иди нахуй. Доступным языком? – оборачивается всё-таки назад. Дверца закрыта, но обратного скрипа не было. – Как далеко ты без меня уйдешь? Что я для тебя не так делаю? Бухаю? – по ту сторону щелкает пробка от бутылки колючего алкоголя. – Так ты сам пьешь. Что тебе нахуй нужно? Чтобы я сдох? Сам убейся, сука...

Т

      – Господи, – выдохнуло рыло напротив ошарашенно. – Не расплачься, нюня. – но нюня плакать не собирался. Его наполняло странное чувство, химически, может, напоминающее страх. Страх перед всем сразу, как у загнанного зверя. – Ты пиздострадаешь в поисках чего, скажешь мне?

С

      – Я ничего не ищу. И не собираюсь. – руки сложил на груди, уверенно глядя на себя самого. Отражение отхлебнуло ещё приторной дряни. – Зачем ты заговорил со мной? Сомневаюсь, что ты недопитая совесть. – совесть Глеб выпил последним глотком дешёвого коньяка ещё месяц назад, сейчас уже и говорить смысла нет. Конец крался и ощущался физически - взгляд мутнел. Стал говорить быстрее. – Мораль? Что тебе, сука, от меня нужно? Чтобы я головой об стенку уебался?

Я

      – Ты и так. – раздражённо бросает зеркало. В несуществующем человеке пропадает несуществующая жидкость - и хочется глоток. Но принимать из ее рук, кажется, ничего нельзя. Круговорот этого сумасшествия бесконечен. Один ночной кошмар, который не имеет конца. Глеб не знает, откуда появилось зеркало и зачем. Глеб в целом не любил зеркала, особенно во весь рост и в отвратительных, дешёвых окантовках – Ты бесполезная единица, которая пробухивает чужие деньги. Страдаешь, чтобы что-то писать. – отражение кивнуло головой. Глеб тонул в бутылке, к которой присосалась его же рода. – Иди, блять, нахуй. Я смогу это договорить.

4

      Будит телефонный звонок на моменте, когда отражение замахивались для удара по поверхности зеркала. Это выглядело мерзко. Телефон продолжал звонить, валяясь на бетонном полу экраном вниз. Пришлось поднять.       – Алло? – растерянно спрашивает. Из трубки слышится выдох, глухой стук, как о стену и эхо. Странно. Заглядывает в экран - Серафим. – Что случилось?       "– С тобой все в порядке?"       Глеб поднялся, опираясь на холодный, кривой подоконник. Квартиры застройщики делать не умеют совершенно - вложил столько денег в то, чтобы эта квартира была, чтобы потом вложить в два раза больше на то, чтобы привести ее в нормальное состояние. Она на этапе коробки кривая, а дальше? Что будет дальше?       Вокруг - бетонные стены, ничем не заклеенные. Помещение пустует сейчас - на время праздников работы всё-таки не ведутся. Стройматериалы у стены, раскладной стул, который явно принадлежал не Глебу, осколки от небольшого зеркала на полу и десяток бутылок. Последнее - точно во владениях Глеба.       – В порядке. – давит из себя и кивает. Касается лица - не больно. Кости одни и натянутая на эти кости усталость. – Так что случилось?       В ответ Глеб вслушивался в молчание. Дыхание, тяжёлое, эхо по стенам подъезда. Не успел даже посмотреть, что было до этого. Воспоминания вились одно за другим, все вместе и все абсолютно разные и по разным сторонам.       "– Ты не отвечал долго. Спросили чё с тобой. – голос у Серафима все ещё был неспокойный. Сонный немного - по времени, всё-таки, половина четвертого. Темно и мерзко. – Ну.. – ещё одна пауза. Серафим не держит интригу, Серафим волнуется и не знает что говорить. Глеб не мог похвастаться, что научился различать чьи-то эмоции. Глеб мог похвастаться тем, что у него есть Серафим. – Открывай двери, заебал, отрублюсь к хуям под твоей квартирой - не выйдешь. "       Довел мысль до конца. Отвечать ничего не хотелось. Глеб сбросил.       В переписке, которая светилась на экране, было пять пропущенных от Серафима, десяток его сообщений и паника, что что-то случилось, кроме очередного приступа алкоголизма. До этого - ничего. Пусто. Достаточно долго - с момента, как они в последний раз попрощались и бросили друг другу "спишемся".       Путается в бетонной коробке (будущей квартире) и всё-таки пускает к себе Серафима. Смотрит на него - недолго - потом льнет обниматься, прижимаясь всем телом. Все, все закончилось. В ответ обнимает крепко. В ответ так тепло, что никакой лёд жевать не хочется. Никогда видеть его не хочется, и квартира эта не нужна.       – Мне все кажется. А сейчас

Глебу кажется

хруст стекла зеркала.