brother

      Майки был сильно удивлен, когда старший брат привел в их дом светловолосого и самую малость запуганного мальчика, объясняясь тем, что он для них младший брат и старший для Эмы. Кровное родство младший Сано сразу исключил — какого-либо сходства у них не было вообще. А потом и сам дед с Шиничиро это подтвердили.       По началу Манджиро совсем не замечал Такемичи в доме, хоть тот и маячился с утра до ночи за старшим братом. Он был до невозможности тихий и в передвижениях и в поведении тоже, словно после появления нового жителя в поместье семьи Сано ничего не изменилось. Только Баджи стал невыносимо приставать со своими расспросами о незнакомом мальчике.       Может быть, так продолжилось бы и дальше, пока, уставший от вечного сидения дома, Шиничиро не решил провести грядущую летнюю ночь как в старые добрые времена. То есть в кругу первого поколения «чёрных драконов». До этого всегда спавшему вместе с Шиничиро Ханагаки впервые пришлось изменить обстановку и идти на контакт с другими членами семьи кроме постоянно ворчащего старика и самого старшего брата.       Майки, обидевшийся на игнорирующего его Такемичи, в особенности был не рад этой идее, конечно, после деда, хотя причины недовольств были разные: у старика — отсутствие Шиничиро дома ночью, а у Манджиро — целые как минимум пятнадцать часов наедине в одной комнате и кровати с ним. Эма, как и все на кухне, заметила недовольство брата, поэтому усердно и с удовольствием предлагала поменяться, на что получала резкие отказы Майки и упрёки деда, мол, ты девочка. На этом и разошлись.       Младшая сестра весь оставшийся вечер провела в комнате Майки, поглощая первые веселые моменты с глуповатым Ханагаки. Она громко хохотала, когда голубоглазый корчил странные рожи и повторяла за ним в ответ попутно приглашая старшего к ним на пол. Сано только недовольно фыркал, косо поглядывая на весёлую парочку.       Соврать сам себе Манджиро не даст. Он тоже хотел так весело смеяться и проводить время с младшим братом, но детская гордость не давала. Он все ещё обижен на Ханагаки и до того момента, пока тот не соизволит извиниться. Этого не происходило, а терпение всё больше и больше приближалось к отметке «лопнуть».       В один момент нервы Майки сдали. Широкая улыбка Эмы в миг исчезла с ее лица, когда самый старший из них в комнате запрыгнул с дикими криками и воплями на спину Такемичи. Он дёргал голубоглазого за волосы сидя у него на спине, усердно бил кулаками по голове, но не сильно, в тот момент его тело хорошо ощущало допустимый предел для ударов по сводному младшему брату. От страха кричащей светловолосой девчонки уже и след простыл.       «Пошла деду докладывать!» — подумал про себя Сано.       Такемичи прижимался к полу, пытался прикрыть голову руками и плакал, умолял, чтобы старший прекратил. Удары травмировать или предоставить сильной боли не могли, поэтому Манджиро с полной уверенностью в себе продолжал несмотря на мольбы мальчика под ним.       Майки хотел бы точно знать, почему в его памяти запечатлелся именно этот момент. Может быть, тогда он в первый и последний раз поднял руку на Такемичи? Нет, глупость. В тот момент в нем бушевало новое и абсолютно незнакомое для девятилетнего ребенка чувство. Не такое, какое он испытывал к Эме, Шиничиро и деду. А что-то более глубокое и значимое для него.       Ревность. Он не хотел, чтобы Такемичи доставался только младшей сестре, старшему брату и старику. Да и вообще, чтобы хоть кому-то доставался кроме самого Манджиро. Может быть тогда он этого и не понимал, прикрываясь обычной «обидой», но с каждым годом это пылкое и раздражающее осознание приходило к нему все больше и больше. И с огромным трудом он пытался подавить все в себе, пока не стало слишком поздно.       Получалось плохо. Желание касаться его, смотреть в голубые глаза и говорить с ним каждую секунду своей жизни росло. Высказанные вслух подозрения Шиничиро на этот счёт изрядно испугали Майки, заставили отдалиться от объекта его обожания. Старший брат обо всем догадался.       — Манджиро, — голос его звучал серьезнее некуда, а младшего это бесило, — ты ведь понимаешь, что чувствуешь?       Напряжение между ними росло. Всегда по-своему уютный гараж внезапно стал отвратительным, что аж хотелось сбежать сверкая пятками. Майки только легонько кивнул в ответ.       — Это ненормально, — продолжил старший, — Он твой брат. Младший, хоть и не кровный, — брюнет сделал видимый акцент на последнем слове.       Манджиро сумел выдавить из себя лишь подавленное «я знаю», перед тем как уйти под переживающие взгляды Шиничиро. Это был последний разговор на эту тему со старшим Сано. Да и в общем.       В памяти Майки отложилось достаточно много нежных моментов с Такемичи. Одни из них — это спокойный сон на его коленях в гараже старшего Сано. Майки любил мягкие колени младшего. Ещё ему невероятно нравилось трогать того за щеку, щупать и оттягивать и в особенности дарить мимолётные чмоки в губы. Но пришлось постепенно от этого всего отказываться.       Ханагаки его младший сводный брат. Он не может так гнусно пользоваться им в своих же эгоистичных любовных целях. Но «должен» очень далеко от «исполнено», что Манджиро уже тогда начал осознавать.       Смерть Эмы усугубила положение Майки. Подавленность после потери Шиничиро не успела как следует расплавиться и уничтожиться в ласках Такемичи, как новая волна захлестнула его. Внутри постепенно все начало пустеть, как и в самом доме семьи Сано, от которого остались только Манджиро и Такемичи. Дед умер через несколько дней после младшей Сано.       Боль буквально выедала его, разрывала на части и топтала, топтала так, что кости и мышцы сводило. Зубы раздражающе скрипели при появлении или зарождении хотя бы в глубине головы Сано мысли об утешение в объятиях Ханагаки или о том самом мимолётном поцелуе, которым Манджиро всегда одаривал голубоглазого раньше. Воспоминания о тех счастливых днях, когда все были живы, словно кислота разъедали его.       И последним наиболее сокрушительным ударом стал абсолютный отказ от телесного контакта с Такемичи. Будь у него возможность, Майки бы полностью разорвал бы с ним связи, страдая где-то в одиночестве и сохраняя в памяти младшего хорошие и добрые воспоминания о нем, а не вот это всё. Но Манджиро Сано, как никто другой нужен своему младшему брату. Не ему одному здесь тяжело.       Больно и стыдно смотреть в глаза Ханагаки, когда вечно обещавший больше не употреблять спиртное старший брат, снова берется за старое. Много, конечно, Манджиро не пил и в отбитого алкоголика не превращался, но и одной гребаной бутылки более чем хватало, чтобы хоть как-то затушить в себе эти страдания.       «Вырастет, — мысли скручиваются во что-то единое с трудом создавая цельные фразы и образы, — вот, вырастет, станет взрослым и уйду!» — на первый взгляд наполненное уверенностью предложение в голове звучало как вопрос жизни и смерти.       А может быть так и есть. Чем больше Манджиро видит Ханагаки, чем больше позволяет себе делать с ним больше, чем стоило, тем сильнее возрастает неуверенность старшего в будущем. Он не хочет страданий единственного живого брата, а всегда, наперекор этому, разрешал себе большее и невыносимо приторное.       Ему нравятся лёгкие касания губ о чужие, шуршание кожи при соприкосновении и все связанное с Ханагаки до мелочей. Эта любовь растет в Манджиро всё больше и больше, не давая контролировать себя и свои действия. Мерзко. Противно. Раздражение вылетает ядовитыми и колкими словами с одной целью — задеть. Пускай он разочаруется из-за него и сам уйдёт. Ведь сил у Майки на это подавно не хватит.       Сердце болезненно дрожит и трепещет, когда младший, расстроившись в нем, мокнет под дождем. Сано не знает, что делать. Он много чего лишнего наговорил Ханагаки, хотя сам так не считал и не считает. Такемичи его возлюбленный. Он не заслуживает того, что ему приносит Манджиро.       Нежный, но долгий поцелуй разрывает парня и здравый смысл, оставляя лишь животное желание быть рядом со своей любовью.       В голову приходит снова тот разговор с Шиничиро…