Лист клёна и собачья лапка

      Они приближаются к причалу. Кадзуха проворно забегает вперед и поднимается на борт, и многие тут же приветствуют его, а он их в ответ с кроткой улыбкой на губах. А потом появляется она. Капитан Бэй Доу собственной персоной, улыбаясь и прищуривая по-лисьи единственный глаз.       — Давно не виделись, — Кадзуха подходит чуть ближе и тут же оказывается в стальных объятиях.       — Давно не виделись, — повторяет Бэй Доу и треплет рукой белоснежные волосы. — Смотрю, ты сегодня не один!       — Да, это Горо, — нежность проскальзывает в голосе Кадзухи, стоит только ему произнести имя возлюбленного.       Горо тем временем поднимается на корабль следом за ронином и стоит немного поодаль, пока тот любезничает с членами экипажа. А при виде Бэй Доу вся его уверенность высказать ей своё недовольство почему-то резко пропадает. Ох, ну не может он так… Во всяком случае, не при целой команде матросов. А вдруг это может испортить и отношение к Кадзухе тоже? А ведь для него эти люди почти как родные… Поэтому Горо лишь сдавленно улыбается на приветствие Бэй Доу и машет ей рукой. Его уши и хвост прижаты к телу, что выдает странное напряжение.       После обмена приветствиями Бэй Доу и Кадзуха говорят уже о чем-то своем, и посреди разговора слышны обрывки каких-то мыслей по поводу очередного празднования. Издалека, конечно, не слышно, но зато прекрасно видно, как ронин сначала вежливо отнекивается, но потом сдается и с чем-то соглашается, его хлопают по плечу и отпускают на свободу.       Горо с интересом наблюдает за чужим разговором какое-то время, а потом всё-таки отводит взгляд и рассматривает огромных размеров корабль, на каких генералу не удавалось побывать прежде. Иногда он даже завидовал Кадзухе: ронин многое видел за пределами Инадзумы, бывал в Ли Юэ, может быть, даже в Мондштадте, кто знает, и Горо тоже хотел бы посмотреть мир. Сейчас этого добиться проще: война прекратилась, и нет особой нужды оставаться на Ватацуми, кроме безнадежной привязанности к своим товарищам да повседневной рутины. Задумавшись об этом, Горо пронзает неожиданная мысль: а не удерживает ли он Кадзуху подле себя против его воли? Насколько известно, ронин любит путешествовать по миру и мечтает посмотреть его целиком, в то время как Горо… Горо, скорее, как комнатное растение — дом ему важнее.       Вскоре Кадзуха быстро направляется к трапу, забирает Горо с собой, отвлекая от грустных мыслей, и спускается с корабля на причал, о чем-то крепко задумавшись. Капитан Бэй Доу хочет устроить праздник по поводу дня рождения одного из матросов, а потому шума, песен и алкоголя там будет точно много. Ронин выдержит — ему не привыкать, — но что насчет Горо? Главная проблема в том, что его пригласили тоже, и об этом Кадзуха ведает ему, когда они отходят на приличное расстояние от Алькора.       — Праздник? И меня пригласили? — недоуменно таращится он на ронина, вздернув острые уши. — Не до конца понимаю, зачем там нужен я, если с матросами Бэй Доу я вообще не знаком. А тут зовут на такой личный праздник… Она что-то знает про нас?       — Не знает. И не должна догадываться, я не давал для этого повода. Скорее всего, на её решение повлиял тот факт, что мы пришли вместе. Ей не составит труда пригласить на какое-нибудь празднование хорошего знакомого её друга, — логически размышляет Кадзуха. — Только я хочу предупредить, что там будет шумно. Но мы может вместе посидеть в отдалении от основной массы — так я проводил большинство праздников Южного Креста. Матросы горланят свои пьяные песни до самого утра…       — Ну что ж, я не против, — пожимает плечами Горо. — Думаю, Её Превосходительство будет не против, если мы здесь задержимся.       Теперь им нужно всего лишь дождаться вечера на Наруками, а затем подняться на борт корабля и отправиться в совсем крохотное путешествие-празднование недалеко от острова, дабы не смущать простых инадзумцев. Время до праздника пролетает довольно быстро, зато за целый день ожидания они успевают найти неплохой подарок. Оба толком не знают, что подарить едва знакомому матросу, поэтому быстро сходятся во мнении, что небольшая бутылочка сакэ подойдет идеально. К тому же, Кадзуха с легкой улыбкой невольно вспоминает собственный подарок от Горо — дорогой и очень хороший алкоголь. Только денег у них немного, приходится выбрать вариант поскромнее и с ним идти на борт Алькора.       Не то чтобы Горо находится в сильном предвкушении: он идет на праздник, где из всех людей ему близок только Кадзуха, отчего генерал до сих пор не понимает, зачем вообще ему там находиться. Он, конечно, может и отказаться от приглашения, но это уже как-то невежливо, да и отпускать Кадзуху одного ему не хочется. Поэтому он вновь поднимается на палубу вслед за Кадзухой, а там уже накрыт праздничный стол, блещущий изобилием еды и алкоголя.       Когда они отплывают, тогда основное празднование и начинается. Сначала все шумно поздравляют виновника торжества, даже дарят какую-то огромную плотно запечатанную коробку от лица всей команды, а уже потом, стараясь несильно светиться, Кадзуха с Горо вручают матросу свой небольшой презент, отчего тот их сердечно благодарит.       Уже после первых выпитых кружек рома начинаются веселье, танцы и музыка, на несколько мгновений возвращая Кадзуху в приятные мысли о былых путешествиях по всему Тейвату на борту корабля. Для Горо такой шум почти не в новинку: в армии, если дело доходило до праздника, тоже были и пьяные завывания, и нелепые танцы, но почему-то в последнее время он от этого отвык. Сами собой, не сговариваясь, они вдвоем отходят подальше от основного шума, и ронин вдруг делится с генералом своими воспоминаниями:       — Конкретно эта часть меня не цепляла от слова совсем, но, когда я сидел в спокойствии на носу корабля и слушал морской бриз, плеск волн и крики чаек, становилось так безмятежно на душе, — Кадзуха опирается на борт и всматривается в звездную ночную даль, и во взгляде его плещется что-то отрешенное и будто бы… печальное?..       Выслушивая в отдаленном местечке чужие воспоминания, Горо отчетливо наблюдает за эмоциями возлюбленного, и эти грустные нотки он запросто может распознать. Неужели его опасения подтверждаются? Кадзуха… скучает по странствиям, так ведь? Это можно понять, с Инадзумой у него связано много неприятных воспоминаний, а Ватацуми, должно быть, уже порядком приелся мечтательному поэту. За все эти месяцы, что они прожили бок о бок, Кадзуха изучил остров вдоль и поперек, так что его может удерживать, кроме неизменчивого Горо, которого и так всё устраивает? В этом-то всё и дело. Генерал было хочет задать какой-то вопрос, но в последний момент осекается, не желая портить настроение ни себе, ни другим.       А вскоре после этого их находит Бэй Доу и зовет вернуться к столу, чему, собственно, возразить не получается. После своих размышлений Горо находится слегка не в духе, поэтому решает немного скрасить свое настроение чашечкой сакэ. Всего одной, просто чтобы убрать с лица кислую мину. Алкоголь резко обжигает горло, и генерал слабо трясет головой, пережидая, когда пройдет эта горечь во рту.       С алкоголем Горо имел дело и раньше, но никогда не злоупотреблял им. Ему это просто не нужно. Одной-двух рюмок порой хватало для появления на лице легкой улыбки и слабого покраснения щек, позволяя разуму оставаться в прежнем состоянии, но зато это помогало на короткое время забыть о невзгодах и тяготах.       Вскоре за столом разгораются какие-то пьяные разговоры. Та самая часть, о которой столько рассказывал Кадзуха? Ну уж нет, Горо в этом участвовать не хочет. Да и дискуссии протекают так шумно, что звуки давят на слегка опьяненный разум и чувствительные уши с двойной силой, и генерал перенести этого точно не сможет.       — Кадзуха, — Горо тянет ронина за рукав, пытаясь привлечь внимание. — Мы можем отойти в какое-нибудь закрытое место? Буквально на полчасика, пожалуйста?       — Ты чувствуешь себя нехорошо? — сразу же начинает переживать за него Кадзуха, наклонившись почти лицом к лицу с Горо, чтобы хоть что-то слышать. — Идем, можем посидеть в трюме, там очень тихо.       Раньше Кадзуха пил алкоголь на таких праздниках крайне редко, и даже если удавалось, то очень немного, оставляя разум чистым. Сегодняшний день вовсе не исключение — он выпивает всего лишь одну не полную чашечку за компанию с Горо, и проходит буквально еще немного времени, как его возлюбленный просит уединения.       Они вдвоем встают из-за стола, и их пропажу никто даже не замечает во всеобщей суматохе — они быстрыми шагами отдаляются от шумного праздника, и Кадзуха утягивает Горо в тишину и относительное спокойствие. В трюме ожидаемо никого нет, и ронин садится на одну из бочек в дальнем темном углу, наваливаясь спиной на деревянную стену и подгибая одну ногу, обняв колено.       Горо останавливается неподалеку от него, опираясь ладонями на колени и переводя дух. Во всем трюме довольно темно. Разумеется, ведь здесь обычно расположены грузы, и освещение тут без особой надобности, но генералу все равно приходится идти наощупь, чтобы кончиками пальцев невесомо ухватиться за чужое колено и отыскать Кадзуху в его укромном месте.       — Ты в порядке? — ладонь Горо ненавязчиво поглаживает колено Кадзухи, а взгляд бирюзовых глаз старается выловить его багряный. — Если ты хочешь вернуться к ним, можешь не сидеть тут со мной. Просто… в ушах немного звенит от этого шума.       Кадзуха тут же отрицательно качает головой, кладет свою ладонь на чужую, что тепло покоится на его колене, и поглаживает ее невесомо, словно нежный ветерок.       — Нет, лучше я посижу с тобой. Мне тоже не нравится весь этот шум. К тому же… — он слабо усмехается, но смешок, что вырывается из его груди, почему-то рваный. Наверное, все это крепкий алкоголь — много ему не нужно. — К тому же, мне не хочется попасть сейчас под руку капитана Бэй Доу. Лучше пусть она разговаривает с именинником и смущает его.       Горо едва слышно усмехается, выдыхая через нос. Его свободная рука вслепую скользит по одежде ронина снизу-вверх: от колена через живот, затем — на шею, после чего останавливается на щеке, поглаживая и заправляя за ухо пряди длинной челки. Всё для того, чтобы в темноте случайно не заехать Кадзухе когтем в глаз. Подойдя вплотную к бочке, на которой располагается возлюбленный, Горо тянется к его лицу, чтобы оставить нежный поцелуй на противоположной щеке.       — Слушай, — вдруг шепчет он над его ухом, опаляя кожу горячим дыханием. — А ты не хотел бы… вернуться сюда? Продолжить странствия, снова почувствовать… свободу, м?       По коже пробегает стайка мурашек, и Кадзуха невольно прижимается чуть ближе к Горо, позволяя ему целовать его в щеку.       — С чего вдруг такой вопрос? — удивляется ронин, склонив голову набок. Конечно, он думал однажды о продолжении путешествий, да и тянет в груди иногда, но сейчас его дом рядом с Горо, а Горо живет на Ватацуми и любит это место всем своим преданным сердцем. Иногда приходится чем-то жертвовать ради других людей, и Кадзуха уже давно сделал свой выбор.       — Да просто… Я не раз замечал, что ты с такой печалью вспоминаешь жизнь на Алькоре и свои странствия… А учитывая твою любовь к путешествиям и желание посмотреть мир, — Горо глубоко вздыхает, уперевшись взглядом куда-то в темноту за Кадзухой. — Я боюсь, что спустя ещё некоторое время тебе станет плохо на одном месте со мной.       Генерал утыкается губами в его шею, потираясь о нежную кожу, чувствуя трепет артерии под ней, а затем долго целует, оставляя метку. В темноте не понятно, яркой она получилась или незаметной, но, по крайней мере, Горо старался не переборщить. Рука, что прежде покоилась на колене Кадзуки, неспеша ползет под его широкие шорты, оглаживая бедро через плотную красную ткань.       — Что ты… — Кадзуха вдруг делает рваный вдох, проглатывая не озвученные слова. Голова не успевает сообразить ответ, как по коже пробегают мурашки, и он прикрывает глаза, пытаясь заставить свой разум успокоиться.       Такие ласки Горо практически всегда приводят к одному исходу — они занимаются нежной любовью, — но это дома, когда они абсолютно одни за надежными стенами, расслабленные и домашние. Здесь ситуация совсем иная: за закрытой, но незапертой дверью слышны приглушенные крики и песни матросов, музыка доносится глухим мелодичным звуком, и чьи-то шаги будто бы совсем рядом.       — Горо, — выдыхает Кадзуха, цепляясь за его плечи. Придя в себя, он продолжает почти спокойным голосом: — Мне не станет плохо на одном месте с тобой. Вылазки на Наруками у нас достаточно частое явление, они покрывают мое желание путешествовать. К тому же, я подстраиваюсь под тебя, ведь я знаю, как тебе важен твой дом и твои товарищи.       — Не говори глупостей, мы ездим туда раз в неделю по одному и тому же маршруту, — генерал проводит губами от шеи до ключицы, неспеша оттягивая шарф в сторону, прерываясь на шепот и успевая оставить на бледной коже новые метки. — На протяжении почти целого года. Кого ты пытаешься обмануть? — он сжимает бедро чуть сильнее, но не до боли, а лишь настолько, что чувствуются заострённые коготки. Горо теснее прижимается к Кадзухе, не оставляя между ними ни капли свободного пространства. — Я хочу, чтобы ты был честен с самим собой и со мной тоже, — голос генерала звучит по-другому, с непривычной серьёзностью. — Не хочу, чтобы ты «подстраивался» под меня и мои желания. Твои важны для меня настолько же.       Грудная клетка начинает вздыматься чаще сама собой — Кадзуха теряет тот момент, когда дыхание его сбивается, становится глубоким и отрывистым. Горо горячо шепчет ему настоящую серьезную проблему, но при этом исследует руками его бедра, а губы нежно ласкают его шею, что ронин едва может собрать мысли в кучу. Может, это такой хитрый план великого генерала? Но в чем заключается его суть — Кадзуха понять не может.       — Я более чем честен, — шепчет он, прикрывая глаза. — Это мое желание — быть рядом с тобой. Разве не будет эгоистично заставлять тебя путешествовать со мной, когда твое сердце скучает по Ватацуми даже тогда, когда ты проводишь буквально один день на Наруками ради деловых закупок?       Горо сам не замечает тот момент, когда чужой шарф со звоном Глаза Бога падает куда-то в сторону, а вторая рука повторяет движения первой, забираясь под ткань шорт. От чужого сбивчивого дыхания ему самому сносит крышу, разгоняя по телу мурашки и заставляя шерсть на хвосте становиться дыбом.       — За всё это время мои приоритеты сильно изменились, — продолжает он у самого уха, широко проводя по раковине горячим языком и едва прикусывая мочку. Его ласки максимально медленные, возможно, даже немного мучительные, учитывая, насколько близко его руки к чужому паху, но не касаются самых чувствительных мест. Он скользит когтями по багровой ткани, щекоча и поддразнивая, исследуя каждый сантиметр сильных бедер, лишь изредка сжимая с разной силой. — Ватацуми уже не нуждается во мне так, как прежде, — генерал вдруг замирает, прекращая абсолютно все ласки. — И, если тебя так сильно тянет за море, я готов последовать за тобой, — он на пару мгновений замолкает, а после занижает голос настолько, насколько это возможно, едва различимо шепча: — Совсем как преданный пес.       Чувственных, влажных прикосновений становится слишком много, и Кадзуха с трудом удерживает в голове и слова Горо, и приглушенные звуки из-за двери, и собственные ощущения, не давая им слишком быстро вырваться наружу каким-нибудь не слишком сдержанным стоном. Ему нужно остановить генерала, пока все не зашло слишком далеко, но… но ему не хочется. Адреналин будоражит кровь — велика опасность, что кто-то сюда заглянет, увидит их, поймает, пристыдит, но в то же время Кадзуху это почему-то заводит только сильнее. Может, ему в жизни просто не хватает приключений? Или он слишком слаб перед Горо, когда тот говорит таким тоном и сжимает бедра практически идеально?       — …совсем как преданный пес? — сквозь сдавленный выдох усмехается ронин и хватает лицо возлюбленного в ладони, притягивая к себе, чтобы оставить на его губах чувственный поцелуй. Далеко не такое невинное касание, что могло бы быть несколько месяцев назад.       Кадзуха сдается в плен Горо слишком быстро, подчиняется его выходкам и позволяет делать с собой, что ему захочется.       И Горо с удовольствием отвечает. Одной рукой он притягивает возлюбленного плотнее к себе, обнимая за талию, а другой тревожит туго забранную причёску, подцепляя когтем резинку. К удивлению, она довольно быстро лопается, застревая в чужих волосах, но генерал быстро отбрасывает её в сторону, зарываясь пальцами в лёгкие светлые локоны.       Они целуются долго, словно сражаясь за право быть главным в этом событии. Изредка Горо несильно прикусывает чужую губу, а когда воздуха на двоих перестаёт хватать, генерал отстраняется и вновь переводит своё внимание на шею Кадзухи, оставляя всё больше темнеющих меток и едва заметных следов от укусов.       — Обхвати ногами мою талию, — всё тем же возбуждённо-заниженным голосом шепчет Горо, проводя рукой по чужой шее и забираясь под ворот лёгкой рубашки.       И Кадзуха повинуется, не в силах сопротивляться, — обнимает талию Горо сильными ногами, прижимая их еще ближе друг к другу, и крепко хватается за его плечи тонкими пальцами. Кончики распущенных волос приятно щекочут открытую теперь шею, ведь шарф валяется черт знает где, и на коже все еще ощущаются фантомные касания губ. Конечно, следов не видно, но почему-то ронину кажется, что после этого ему придется кутаться в ткань на шее в несколько раз усерднее — метки на бледной коже практически горят огнем.       — Что мы творим, Горо?.. — шепчет он в губы возлюбленного, пытаясь удержать остатки трезвого разума. — Я же даже дверь не запер, когда мы сюда зашли.       — Хочешь остановиться? — томно шепчет Горо, отстраняясь вновь. — Одно твое слово, и мы вернемся на палубу к остальным.       Он прекращает абсолютно все касания — руки выставляет на бочку по бокам от Кадзухи и больше не целует, лишь тихо и хрипло дышит где-то над чужим ухом. Ему самому совсем не хочется останавливаться: возбуждение бьет через край, а сладкий шепот Кадзухи отзывается жаром в низу живота. Ах, хоть бы ронин не клюнул на эту уловку…       Но ответ не заставляет себя ждать. Твердое «нет» слышится с губ Кадзухи, когда он утыкается лбом в плечо Горо, пытаясь восстановить дыхание после тонны горячих влажных поцелуев. Под широкими шортами видно, что он уже возбуждён, и разве может он в таком виде отправиться на палубу? Разумеется, нет. Вот, до чего доводит его Горо своими выходками, но, впрочем, останавливать его никто не собирается.       Приподняв лицо, он касается влажными губами шеи Горо и слегка посасывает кожу, наверняка оставляя небольшой засос. Он не настолько ненасытен в этом плане, а оттого обычно только он сам ходит, прикрывая шею шарфом, но сейчас ему очень хочется оставить какую-нибудь метку на самом видном месте. Так безрассудно — корит он себя. Почувствовав, что на его собственной шее оставляют след, Горо сдавленно шипит. Ему довольно тяжело скрывать метки на шее, чаще всего приходится врать, что это всего лишь синяк от неудачного падения, но кто падает на шею? Нелепо, но генерал будет продолжать говорить это, пока ему верят.       Горо хищно улыбается и вновь касается Кадзухи. Его руки блуждают по чужому телу, исследуя каждый сантиметр, каждую клеточку. Правда, за всеми этими движениями скрывается одна нелепая истина: он понятия не имеет, как избавиться от этой одежды или хотя бы сделать её посвободнее — она туго обвязана поясом, кимоно укрывает одно плечо поверх рубашки, и везде присутствуют какие-то веревки. Пальцы уже начинают заплетаться от испаряющейся с каждой секундой уверенности, но вдруг генерал нащупывает пояс, на котором держатся верхние элементы одежды. Вскоре он и темная ткань, закрывающая левое плечо Кадзухи, тоже оказываются где-то на полу, а сам Горо забирается руками под белую рубашку, оглаживая проворными пальцами крепкое тело.       С каждой минутой в трюме становится все жарче. На Кадзухе уже нет доброй половины одежды, но он, полностью отдавшись в руки Горо, не замечает собственного смущения. Его белая рубашка распахнута, открывая грудную клетку, а шорты практически не скрывают возбуждение ронина, которым он прижимается к паху генерала, будто дразнясь — чувствуешь мое желание?       — Скажи, чего ты хочешь? — едва слышно шепчет Горо, щекотливо проходясь коготками по бледной коже под рубашкой.       — …я хочу тебя, — отвечает таким же горячим шепотом Кадзуха без раздумий.       Они забывают, что все еще находятся на корабле, потому что посторонний шум отходит на второй план, и это их главная ошибка. Чей-то посторонний голос, очень похожий на голос капитана Алькора, восклицает:       — Воу-воу-воу, парни! Какого… вы там делаете?!       Единственное, что их спасает, это абсолютная темнота трюма…       Горо был уверен, что никто не войдет. Не сомневался, что все уже настолько пьяны, что не пойдут искать затерявшуюся парочку, возможно, даже и не вспомнят о них, но нет. В самый неподходящий момент их прерывает Бэй Доу, так нагло и бесцеремонно, что генерал проглатывает собственный шокированный вздох.       По сути, они еще даже не преступили к самому главному, но Горо всё равно смущен настолько, что в порыве эмоций подхватывает с пола первую попавшуюся вещь Кадзухи — пояс — и швыряет в сторону капитана, надеясь, что этот грубый намек будет достаточно понятен.       В тот момент Кадзуха не сразу понимает, что происходит — его расплавившийся от возбуждения и адреналина мозг вообще мало что соображает, поэтому он реагирует слишком уж заторможено, лишь когда слышатся возмущенный женский голос и лязг тяжелых подвесок и пряжки об пол.       — Как грубо! Хорошо, я поняла, развлекайтесь!       Слышатся удаляющиеся шаги и тихая ругань, а потом дверь с грохотом захлопывается. Кажется, что опасность миновала, но это только на первый взгляд. Как они теперь в глаза капитана будут смотреть?..       — …какой позор, — выдыхает Кадзуха, закрыв горящее лицо ладонями. Даже возбуждение отступает на второй план, все мысли только об этом ужасном инциденте.       Горо пару минут не решается что-либо сказать, осознавая всю трагичность ситуации. Казалось бы, всё, можно одеваться и выходить из трюма с поднятыми руками на растерзание капитану Алькора, но тут генерала пронзает мысль. И это его единственный шанс вернуть им обоим настрой.       — Хей, Кадзуха-а-а, — наклоняется он к возлюбленному и для начала целует забинтованные пальцы, что прячут его лицо, а затем прижимается губами к горячему уху и с придыханием шепчет: — Может, пришло время отомстить Бэй Доу за её издевательства над тобой? За все те разы, когда она ставила тебя в неловкое положение, пользуясь твоей неопытностью. Когда заставляла сгорать от стыда и слушать пьяные, пошлые подробности её личной жизни.       Он распахивает чужую рубашку пошире и припадает к тяжко вздымающейся груди, не оставляя без внимания ни единый участок.       — Только взгляни на себя, — в его голосе отчётливо слышится улыбка, а глаза словно светятся бирюзовыми искорками от безумно влюблённого взгляда. — Ты так прекрасен, когда возбуждён. Какие звуки ты издаёшь, какие эмоции показываешь… Теперь она не сможет насмехаться над твоей невинностью.       И чем больше говорит Горо смущающих слов, тем больше Кадзухе хочется кинуться в две противоположности: или сбежать с корабля вплавь, или позволить возлюбленному делать с ним все, что угодно, потому что сейчас он мягкий и расплавленный, как пластилин — лепи, что хочешь. Он отрывает ладони от лица, и его скулы сливаются цветом с алой прядью в белых волосах. Кажется, от румянца горит даже шея.       — Что ты такое говоришь, Архонты… — выдыхает он, прикрывая глаза и тяжело дыша. Он не помнит такого смущения даже в первый раз с Горо, что же с ним сейчас? — А если Бэй Доу ожидает нас, а мы тут… продолжаем?.. — вяло сопротивляется ронин.       — Я возьму на себя всю ответственность, не волнуйся, — шепчет Горо, опускаясь губами всё ниже и ниже, от груди к животу, доходя до края его шорт. — В любом случае, я всё это начал.       Он аккуратно подцепляет за лямки один его элемент одежды за другим, стягивая с Кадзухи остатки тканей, пока тот не оказывается абсолютно открытым перед генералом. И самое главное, что спорить с ним бессмысленно. Кадзуха сдается снова очень быстро — наверное, побеждает предыдущий рекорд, — и позволяет Горо немного приспустить всю его одежду. Больше его приятное напряжение ничего не скрывает.       Таким возбуждённым, как сейчас, Горо не был, кажется, никогда прежде, и оттого он пару секунд смотрит на полуобнажённое тело ронина, любуется им, а затем в его голове что-то внезапно щёлкает. Он опускается на колени перед Кадзухой и, нежно проведя ладонями от колен до самого паха, многообещающе смотрит в чужие глаза снизу-вверх.       Щеки, шея и плечи горят алым пламенем, а из грудной клетки вырываются тихие хрипы — попытки сдержать стоны. Кадзуха никогда не был слишком громким во время их секса, но сегодня совершенно иные обстоятельства. Именно они требуют тишины, но ронин просто не может.       А потом происходит это.       Кадзуха приоткрывает губы в немом стоне, смотря в глаза Горо в ответ.       — Что ты хочешь сделать?..       А Горо лишь улыбается и, высунув язык, широко проводит от основания ствола до самой головки. Сердце бьёт изнутри с новой силой — они прежде никогда подобного не пробовали, и Горо, разумеется, взволнован, но его так манит реакция Кадзухи, что он отбрасывает всё свое смущение куда подальше и просто продолжает.       Придерживая чужой член у основания, Горо сначала берет в рот головку, нежно обводя её языком и слегка посасывая, а затем начинает плавные движения головой, вбирая в себя сантиметр за сантиметром, неспеша и изредка глядя вверх на Кадзуху, чтобы увидеть, как тот отзывается на подобного рода эксперименты.       — П-подожди! М-мх…       Кадзуха вздрагивает, ощущая волну удовольствия по всему телу, что концентрируются только там, внизу, где только что был влажный язык Горо, и резко наклоняется вперед, зарываясь пальцами в чужие лохматые волосы, стискивая даже немного сильно. Его бедра непроизвольно сжимают голову Горо на несколько первых секунд, самых спонтанных и горячих, но потом Кадзуха пытается немного расслабиться, громко дыша через рот.       — Не надо, Горо… — шепчет он вопреки всем своим чувствам, которые так и кричат через язык тела, чтобы Горо не останавливался ни на секунду. — А если я случайно тебе в рот… Горо…       Но Горо не слушает. Он настолько очарован каждым откликом, каждым ответом Кадзухи на его ласки, что он просто продолжает размеренные движения головой, стараясь доставить ронину как можно больше удовольствия и не задеть ничего лишнего клыками. Пальцы ронина так приятно сжимают его собственные волосы, что генерал блаженно выдыхает через нос, царапая когтями чужую кожу на бёдрах.       В какой-то момент Горо берёт одну руку Кадзухи в свою, трепетно переплетая их пальцы, пока сам продолжает ублажать партнёра. Темп его движений то нарастает, то замедляется, время от времени он отстраняется, чтобы провести языком по всей длине, а затем вновь заглатывает с характерным хлюпающим звуком. Взять до основания даже не пытается — знает, что не сможет, но ему кажется, что для первого раза этого будет вполне достаточно.       Тело, которое ублажает генерал, почти неживое. Кадзуха только и может, что тихо-тихо стонать и сжимать в одной ладони русые отросшие волосы, а в другой — руку возлюбленного. Слишком влажно и горячо, рот Горо приятно обжигает, а язык ласкает каждый сантиметр. Наверняка это все крайне неумело и криво, но для Кадзухи этот новый опыт — вершина чего-то неизведанного, блаженного и совершенного. На задворках сознания он думает, что нужно будет потом сделать то же самое и для Горо, но только в более спокойной и привычной обстановке, иначе кто-то может ненароком лишиться важного органа…       Но пока что они все еще на корабле, за стенами празднование в самом разгаре, а где Бэй Доу, которая знает секрет двух парней, — непонятно, но и думать об этом совсем не хочется. Может, Горо прав: стоит ей показать, что Кадзуха уже давно не такой робкий и невинный ребенок, каким она его считает. Об этом, наверное, еще будет разговор, когда они соизволят освободить трюм…       — Г-Горо… — голос ронина дрожит, да и сам он не лучше боязливого дендро-слайма, который только и делает, что трясется. Сильнейшая волна удовольствия подступает, и ему приходится силой воли заставить собственные руки оттолкнуть Горо от себя. — Прости, если бы я этого не сделал, я бы… ты понимаешь… Архонты, что на тебя нашло?       От чужих стонов и вздохов Горо теряет последние остатки разума, растворяясь в этих ощущениях. Ему так нравится доставлять Кадзухе удовольствие, что он совсем забывается, а сознание возвращается только когда ронин отталкивает генерала от себя. Тот и сам слегка в ступоре от того, что творит, но, смахнув большим пальцем капельки слюны с подбородка, наконец поднимается с колен, вновь нависая над Кадзухой. Пожалуй, поцелуи в губы на сегодня отменяются.       — Просто ты такой милый, что я не смог удержаться, — тихо усмехается Горо, рвано выдыхая. У самого уже невыносимо стоит, но генерал держится из последних сил, чтобы не сорваться на Кадзуху. — Не развернёшься для меня, м?       Горо нежно зацеловывает его шею, ключицы, плечи — везде, до куда можно дотянуться, кроме лица (по понятной причине), а руками гладит разгорячённое тело, смакуя на кончиках пальцев каждый уголок.       Смущенный то ли неожиданным комплиментом, то ли такой просьбой, Кадзуха отводит взгляд. Даже сидеть на этой узкой бочке опасно, не говоря уже о том, чтобы как-то пытаться развернуться на ней, но он очень хочет исполнить просьбу Горо, пускай она и жутко неловкая, а еще ему не терпится хоть каким-нибудь образом удовлетворить желание возлюбленного, а то он один весь вечер ухаживает за Кадзухой.       — Хорошо, я постараюсь, — выдыхает он, но некоторое время просто сидит и принимает нежные поцелуи, лишь потом он неуклюже встает на ватные ноги, что едва держат его тело от падения на холодный пол. — Мне опереться на бочку? Боюсь, по-другому никак не получится, у нее слишком маленькая крышка…       Глаза Горо уже давно приспособлены к темноте вокруг, и он прекрасно видит Кадзуху во всей его красе: каждый изгиб, каждую ямочку его тела, пока тот спускается с бочки.       — Мхм, д-да, так пойдёт, — залюбовавшись, он слегка теряет связь с окружающим миром, но быстро приходит в себя, тряхнув головой. Горо помогает Кадзухе развернуться, придерживая под руку, чтобы тот не свалился на трясущихся ногах. Открыв себе вид на крепкую спину ронина, мысли генерала снова путаются, и он тут же припадает к бледной коже возлюбленного. — О Архонты, от тебя невозможно оторваться…       Горо целует чужую спину, покусывая у основания шеи, оставляя всё новые и новые метки и проходясь языком по всей длине позвоночника. Прогладив ладонями бока ронина, руки останавливаются на талии, и Горо принимается мягко массировать большими пальцами очаровательные ямочки на пояснице Кадзухи. На пару мгновений его внимание привлекает та самая метка в виде собачьей лапки, что украшает почти все элементы брони Горо. С довольной улыбкой на лице генерал осыпает поцелуями это местечко, поглаживает губами, а иногда широко проводит языком. Кажется, он сам от этого получает немалое удовольствие.       Невольно ронин прогибается в пояснице от прекрасных ласкающих его спину движений; он ощущает невесомые касания теплых кончиков пальцев и влажных губ, и от каждого такого жеста в низу живота происходят новые вспышки наслаждения, что с губ слетают тихие стоны, едва различимые среди обычных рваных выдохов — но чуткий слух Горо улавливает каждый звук. Хочется еще, еще и еще, чтобы до самого конца, чтобы можно было излиться до сверхновых звезд под плотно сомкнутыми веками. Он чувствует, что на его шее уже нет живого места, но даже это, да простят его Архонты, заводит так сильно, что хочется громко кричать, умолять, чтобы следов было еще больше. Никакой скромности…       — Горо… нет сил терпеть, возьми меня уже, — срывающимся на выдохи шепотом просит ронин, сжимая деревянную крышку бочки до побеления пальцев. — Иначе я сделаю это сам и с тобой…       На угрозу похоже слабо, да и на самого Кадзуху тоже, но чего только не скажешь ради головокружительных чувств по всему телу. Такая чувственная просьба заставляет Горо остановиться, и он наконец-то отлипает от чужой спины, вдоволь наигравшись.       — Ох, раз уж ты так просишь… — шепчет генерал, просовывая руку в карман, чтобы вынуть оттуда особый флакончик. На этот раз у него есть полноценное масло именно для того, чем они собираются заняться прямо сейчас.       Не то чтобы они всегда брали его с собой, просто генерал, видимо, по чистой случайности забыл убрать бутылек на место. И хорошо, что он этого так и не сделал, иначе сейчас пришлось бы вновь использовать анемо-масло. Горо было цепляется за пробковую крышечку пальцами, чтобы открыть полупустой флакончик, но вдруг его взгляд цепляется за собственную руку. Нет, так он растянуть Кадзуху никак не сможет.       — М-м-м… Кадзуха, — шепотом зовет его Горо, протягивая возлюбленному через плечо прозрачный флакон. — Боюсь, тебе придется самому себя подготовить. У меня не подточены когти, я могу тебе навредить.       — Х-ха?       Кадзуха с трудом поднимает голову, а рука сама собой берет прозрачный бутылек, но он не до конца понимает, что сегодня за день нового опыта — корабль, ласки ртом, а теперь и это… Раньше они всегда помогали друг другу подготовиться, так что Кадзуха просто понятия не имеет, как сделать это самому себе. Даже ясность ума приходит, когда он дрожащими пальцами пытается открыть неподдающуюся пробку.       — Пожалуйста, не смотри, — прерывисто дыша, просит Кадзуха, заводя скользкие пальцы за спину. Это так неловко, так жутко смущает, но когда первый палец проникает внутрь, не чувствуется почти никакого дискомфорта. Он знает, что ожидать, и потому хотя бы психологически подготовлен.       — Как пожелаешь…       В первые минуты Горо повинуется и прикрывает глаза рукой, но спустя некоторое время слушать томные вздохи своего возлюбленного становится просто невыносимо, и генерал бессовестно подглядывает. Наблюдает из-под прикрытых век, как ронин проникает в самого себя тонкими пальцами, и от этого внутри все буквально переворачивается. Генерал и сам не замечает, как от увиденной картины инстинктивно облизывается, а дыхание приобретает какой-то гортанный призвук, отдаленно напоминающий рык.       На каком-то подсознательном уровне Кадзуха ощущает чужой взгляд на себе — понимает, что трудно сдержаться, — но чем больше пальцев проникает в него, тем ему легче смириться с тем фактом, что Горо самым наглым образом подсматривает за ним. Пускай видит и впитывает в себя этот образ; его тяжелое дыхание за спиной, срываясь с губ, красноречиво говорит о том, что генералу нравится то, что он наблюдает. И куда делось все стеснение?..       Три пальца легко выскальзывают из разработанного колечка мышц, и Кадзуха невольно тихо стонет.       — Горо…       Посмотри на меня, я готов, — говорит за него его собственный вид.       — Подожди ещё минутку, — вдруг проговаривает Горо, вновь опускаясь на колени. Но это лишь для того, чтобы помочь Кадзухе избавиться от всех нижних элементов одежды, включая обувь. Оставив возлюбленного в одной рубашке, генерал поднимается на ноги и, с шумным выдохом приспустив с себя брюки, перехватывает флакон. Пара мгновений — и Горо наконец-то готов к самому главному. — Я вхожу, Кадзуха…       Слегка раздвинув его ягодицы в стороны, Горо пару раз потирается между ними возбуждённой плотью, и только после этого начинает медленно проникать. Даже от этих ощущений уже напрочь сносит крышу: внутри Кадзухи так горячо и приятно, что все мысли улетучиваются из головы, оставив на периферии сознания только имя возлюбленного, и генерал не может сдержать нетерпеливый стон.       Кадзуха замирает, красиво выгибаясь в пояснице, и из грудной клетки вырывается особенно взволнованный выдох. Мышцы все еще немного стянуты — давно он не был в нижней позиции, — но дискомфорт быстро сменяется привычными приятными ощущениями, когда толчки задевают чувствительную точку внутри. И с этого момента их обоих захватывает ураган, что сметает все на своем пути, оставляя только желание стать единым целым. Больше в мире ничего не существует, кроме них самих друг у друга, и даже если в трюм заявится вся команда моряков во главе с Бей Доу, они не смогут остановиться. Кадзуха до боли прикусывает ребро перебинтованной ладони, ощущая потребность в том, чтобы заткнуть самого себя — возбуждение и адреналин бьют через край.       Горо блаженно закатывает глаза, неспеша двигаясь в податливом теле, желая прочувствовать партнёра как можно сильнее. Он крепко держит его за бёдра, иногда сжимая их или проводя горячими ладонями по коже, щекоча её когтями. Ему так безумно нравится всё это: ситуация, в которую они попали и всё то необычное, что сегодня попробовали. Чувство, словно они достигли чего-то нового, доселе неизвестного, засело у Горо где-то глубоко внутри.       В один момент Горо подхватывает одну ногу Кадзухи под колено и делает парочку более уверенных, даже грубых толчков. Он прижимается к его спине своим животом и целует везде, до куда может дотянуться, изредка покусывая. Вся шея ронина уже истерзана, и генерал, подозревая, что на ней уже нет ни одного свободного места, все равно не может удержаться: его возлюбленный настолько великолепен, что Горо хочется объять абсолютно каждую клеточку его тела. Может быть, когда-нибудь потом, в более романтичной обстановке дома, он действительно сделает это, но сейчас они оба отдаются чистой похоти. Генерал шумно дышит через нос и слегка скулит, кусая губы в кровь и постепенно набирая темп.       Несмотря на то, что зубы до боли сжимают собственную руку, Кадзуха тихо мычит при особо сильных толчках — только их он ощущает в полной мере, а все остальные чувства словно отходят на второй план. Время словно замирает в этом моменте, где есть они, темнота трюма и невероятно интимное единство их тел. А со сменой позы происходит и вовсе нечто такое, что даже поэтическая душа ронина описать уже не в силах. Остаются только резкие, грубые толчки и странно приятная боль, когда острые зубы проходятся по старым меткам, оставляя новые укусы и засосы. От их доселе нежнейших занятий любовью дома, при мягком свете одной единственной лампы, на мягком футоне не осталось и следа — только страсть, похоть и безумное желание. Бедная деревянная бочка под ними жалобно скрипит, словно хочет развалиться в любой момент, но Кадзуха все равно отчаянно цепляется за нее и чувствует на периферии сознания, что его тело готово кончить даже без рук.       И он делает это, хныкая от удовольствия, а в глазах темнеет — кажется, он даже отрубается на пару секунд. Тело медленно расплывается, словно зефир на солнце, по мере расслабления.       Горо жмурится до искр из глаз. В голове бегущей строкой только Кадзуха, Кадзуха, Кадзуха. Он так отвык от этих ощущений, что время вокруг словно остановилось и не осталось ничего, кроме них двоих. Ощущая, как ронин сжимается вокруг него, Горо шумно и рвано выдыхает, а затем, плотно прижавшись к чужой спине, делает ещё пару резких толчков и под самый конец выходит из Кадзухи, кончая в собственную руку. Ради этого пришлось собрать в кучу всё свое сознание: всё-таки, они не дома и принять душ сразу после у них не получится. Тяжело дыша, Горо отступает на полшага, пытаясь привести дыхание в норму.       Кадзуха растекается по бочке, как будто мягкая субстанция, и несколько секунд просто хватает губами спертый воздух трюма, потому что сейчас ему катастрофически не хватает кислорода. Лишь спустя секунд двадцать он приходит в относительную норму и пытается встать на ватные ноги, все еще опираясь руками на круглую деревянную поверхность.       — Я больше не смогу смотреть в глаза капитану, когда она знает, чем мы тут занимались… — хрипловатым голосом шепчет Кадзуха, в темноте вылавливая силуэт возлюбленного, и наконец делает шаг от бочки, но вдруг запинается обо что-то металлическое. Подняв этот предмет с пола, Кадзуха понимает, что в его руках находится небольшая лампа. Свет сейчас будет кстати, потому что им нужно привести себя в порядок…       Одной рукой Горо подтягивает штаны и нижнее бельё на прежнее место, а потом начинает шариться по карманам в поисках какого-нибудь платка или салфеток. Благо, пара платков все-таки находится, и он в спешке вытирает одним ладонь, а другой отдает Кадзухе.       — Не переживай, всё будет хорошо, — между делом успокаивает его Горо. — Ты же тоже знаешь, чем, где и с кем она занималась.       Генерал пожимает плечами, пытаясь вытереть с поверхности бочки следы их неприличных действий, и, когда визуально становится незаметно, что здесь вообще происходило что-то подобное, Горо кивает самому себе и принимается подбирать с пола чужую одежду, подавая один элемент за другим в том порядке, в котором Кадзуха обычно одевается по утрам. Лампу они все-таки включают, а потому в свете, хоть и очень тусклом, видно гораздо лучше, нежели в полной темноте. Теперь небольшая уборка и приведение себя в порядок — не такие сложные занятия. Если честно, Кадзуха немного ужасается, что во время своей страсти они умудрились разбросать всю его одежду, а пояс и вовсе валяется где-то у самых дверей. А ведь это он еще не знает, что ему придется натягивать шарф по самые уши, чтобы хоть чуть-чуть скрыть то безобразие на шее, что сотворил своими зубами Горо.       И вот через несколько минут они наконец готовы выйти из трюма на борт — в шум, музыку и пьяное веселье. Вероятнее всего, их никто и не заметит, кроме Бэй Доу. Почему-то Кадзуха уверен, что она их ждет. Перед выходом обратно на палубу, Горо на пару секунд останавливает Кадзуху, чтобы натянуть его шарф слегка повыше, но даже так следы и метки все равно немного виднеются из-под ткани. Ох, Кадзуха прибьёт его, когда посмотрит в зеркало, но… Как же мило это выглядит!       Когда они возвращаются на палубу, половина экипажа уже в слюни пьяная. В принципе, никто и правда не заметил их отсутствия, не считая капитана. А сколько их вообще не было? Кажется, полчаса точно. Они занимают неприметный уголок за почти освободившимся столом, поскольку большинство членов экипажа активно танцуют и пьяно веселятся немного дальше, и лишь часть совсем перебравших валяются где-то на палубе да на поверхности стола, подложив под себя руки. Хорошо, что не лицом в еде…       Тут еще даже остается немного каких-то угощений, и Кадзуха скромно забирает две небольших порции, чтобы они вдвоем смогли перекусить после… активного времяпрепровождения, скажем так.       — Меня до сих пор ноги немного не держат, — признается Кадзуха тихонько на ухо Горо. — Мне, конечно, понравилось, но это было очень экстремально. Признаться честно, теперь я попусту боюсь встретиться лицом к лицу с капитаном.       — Извини, если я перегнул, — Горо выуживает со стола один-единственный кувшин с водой, переливая в один из оставшихся чистых бокалов и сразу предлагая Кадзухе. — Вообще, я сам не знаю, что на меня нашло, может, я перенервничал… А насчёт Бэй Доу не переживай, я же сказал, что ответственность на мне.       Горо и правда не волнуется насчет капитана. Ну неужели она что-то сделает за это Кадзухе? Вот ему самому, может, и правда достанется, но он готов принять любое наказание. Надо будет потом как-то стараться держать себя в руках… Не очень это подобающее поведение для генерала.       Кадзуха тихо вздыхает в ответ, явно о чем-то размышляя, и отпивает немного воды, а остальное отдает обратно Горо. Того наверняка тоже мучает жажда после всего этого…       А потом «на горизонте» виднеется сама Бэй Доу. Выплывает будто бы из ниоткуда, появляясь среди своих соратников, и сразу замечает притихших за столом двух парней. Ну конечно, ее главная цель на сегодня. Даже издалека видно, как расплываются ее губы в лисьей улыбке, и она, обходя орущих матросов, быстрыми шагами направляется прямо к столу. Кадзуха не ожидает, что она будет отчитывать их, как недовольная мать, однако в любом случае он ее поймет. В конце концов, они такое сотворили в трюме ее корабля… Заприметив Бэй Доу издалека, Горо уже морально готовится к возмущённым крикам и ругани, но, на удивление, пока что этого не происходит. Бомба замедленного действия?       — Ого, — вдруг усмехается капитан, сев напротив парочки и почему-то глянув на шею Кадзухи. — Большие мальчики, получается.       — Бэй Доу, Вы уж извините, что так получилось, — сразу начинает оправдываться Горо. — Это всё моя вина, Кадзуха здесь ни при чем. Но мы всё за собой прибрали, можете не беспокоиться. Всю ответственность за произошедшее я беру на себя.       — Я не злюсь, скорее, удивлена, — Бэй Доу хмыкает и берет в руки полупустую бутылку алкоголя со стола, наливает в свой бокал и выпивает практически залом, и лишь после этого она продолжает: — Я помню лицо Кадзухи каждый раз, когда рассказывала о чем-то подобном. Вот-вот, прямо как сейчас, — она кивает на него, снова скромно краснеющего и отводящего взгляд. — Никогда бы не подумала, что он решится на нечто большее прямо здесь, на моем корабле. С одной стороны, конечно, мне бы вас хорошенько отругать, но с другой — жалко. Кадзуха для меня как сын, — капитан тут же хохочет, наливая второй бокал.       — То есть, нам удалось избежать гнева капитана Бэй Доу? — смущенно бормочет ронин, и в ответ на это она фыркает:       — Пф-ф. Только в первый раз. Больше чтоб такого не повторялось. Притон из моего корабля делать я вам не позволю.       — Простите, больше ни разу, — Горо склоняет голову в знак извинения, но его хвост весело виляет.

***

      Возвращаются домой они только под утро. Усталость рубит с ног, и Горо ужасно хочет завалиться на футон прямо так. Однако, им просто необходимо принять душ, поэтому генерал собирает все свои силы в кучу, чтобы не рухнуть на пол прямо так.       — Иди ты первый в душ, Кадзуха, — вяло машет он рукой, потягиваясь.       Кадзуха и сам готов уже наплевать на собственные правила чистоты и свалиться отдыхать так, но все-таки остатки неспящего разума прямо-таки кричат ему о необходимости воспользоваться душем. И он идет — а что ему еще остается делать? Нужно лишь поторопиться, чтобы Горо не ждал его слишком долго, ведь тот тоже очень сильно устал.       Зевая на ходу, Кадзуха вползает за раздвижную дверцу, стаскивает с шеи шарф, потом остальную одежду, и уже почти залезает под потоки воды, как его вялый взгляд падает на небольшое зеркало.       Сон как рукой сняло.       Ахнув, он подбегает к зеркалу и внимательно рассматривает собственную шею, на которой просто нет живого места — все в укусах и засосах, которые потемнели за несколько часов. Неужели он с таким ужасом ходил все это время по кораблю?! Какой кошмар, какой стыд перед Бэй Доу и ее командой, пускай и пьяной…       Кажется, кто-то получит по заслугам.       Пока Кадзуха находится в душе, Горо сидит за обеденным столом, ожидая, когда тот закончит. От усталости генерал клюет носом, чуть ли не заваливаясь головой на стол, но старается максимально сохранять себя в сознании.       За дверью уже слышится беготня солдат, и Горо, чтобы не тревожиться лишний раз, высовывается из дома на пару минут. Выловив первого попавшегося солдата, пробегающего мимо, Горо просит передать Её Превосходительству, что их с Кадзухой целый день не будет и, дождавшись поклона от товарища, закрывает перед ним дверь. Теперь хотя бы можно будет законно отоспаться.       А вскоре и Кадзуха выходит из душа, привычно тихий и спокойный, словно… не заметил всех тех меток, которые Горо наставил ему в порыве страсти? Кажется, смерть ненадолго откладывается, хах.       — Иди в душ, я не буду ложиться без тебя и подожду, — говорит он, садясь на их футон в чистом домашнем кимоно, а в беловолосой голове уже зреет план. Нет, Кадзуха вовсе не мстительный, но немного хочется показать Горо наглядно и оригинально, что такие следы делать лучше не стоит. Их же даже шарфом не прикрыть, и смотрятся они жутко вызывающе. Вряд ли кто-то спросит напрямую, а вот слушки пойти вполне могут.       — Ты уверен? — косится на него Горо, удивлённый таким поворотом. Даже сонливость на минуту отступает. — Не стоит, лучше засыпай без меня. Я думаю, ты тоже сильно устал.       И генерал скрывается за дверью ванной комнаты. Весь процесс занимает у него чуть больше обычного: теплая вода усыпляет его, и он почти что отрубается стоя, но вовремя берёт себя в руки и выходит, наконец переодевшись в домашнюю одежду. Сдерживая свое слово, Кадзуха действительно не засыпает, хотя очень-очень-очень хочется. Глаза слипаются, голова сама тянется к подушке, и он ложится, но даже в этом состоянии ожидает, когда его возлюбленный ляжет к нему в руки, и вот тогда уже можно будет поспать.       — Ты всё еще не спишь? — измученно выдыхает Горо, забираясь на футон. — Ну зачем, я же сказал, что ты можешь меня не ждать…       — А я сказал, что подожду, — Кадзуха тут же тянет к нему руки и крепко обнимает, уткнувшись носом во влажные пушистые ушки. Вот теперь можно спать. — Приятных снов… — шепчет он уже сквозь дрему.       Просыпаются они только на следующие сутки, рано утром. За окном было всё еще тихо, но уже светло, как днём. Горо давно так сладко не спал. Буквально с первыми лучами солнца он открывает глаза и блаженно потягивается. Над ухом слышится размеренное дыхание Кадзухи, и они согревают друг друга своими телами, что может быть лучше? Не сдержав счастливой улыбки, генерал прижимается к возлюбленному, обнимая его за талию. Не хочется вставать! Его взгляд ненароком падает на россыпь отметин, что Горо оставил в порыве их с Кадзухой головокружительной страсти. Странно, что ронин никак на это не отреагировал. Может, будучи слишком сонным, не посмотрел в зеркало? Однако, стоит отдать должное — выглядит очень возбуждающе, но наверняка это ощущается довольно больно. Ронин тоже иногда оставляет метки, но его почерк совсем другой: оставить одну, очень яркую, не на самом видном месте. И даже такой небольшой засос болит, как синяк, если на него нажать. Нужно будет обработать чем-нибудь его шею, когда они оба надумают встать с футона.       От копошения рядом просыпается и Кадзуха, потихоньку открывая глаза и тут же слегка прищуриваясь от яркого солнечного света, что бьет в окно, выходящее на восточную сторону — утро для них всегда наступает еще раньше, с самым восходом. Стоп, утро? Они же только ранним утром засыпали!       Кажется, их сон длился целые сутки… Нужно срочно вставать и что-то делать, и так уже целый день впустую. Но сначала то, что задумал ронин еще вчера, как только глянул в зеркало. Как раз Горо лежит рядышком, ничего не мешает якобы сонливо уткнуться носом в его теплую шею и…       Зубы от души вгрызаются в чужую шею, прикусывая наверняка достаточно неприятно, хоть Кадзуха и не стремится причинить Горо боль — всего лишь оставить яркий укус чуть выше середины, чтобы не прикрыть ничем. Это не те небольшие, но яркие засосы, что обычно ставит Кадзуха на коже возлюбленного, это нечто совершенно иное.       Горо, чувствуя, что его шею вдруг пронзает сильная боль, давится собственным криком, отчаянно хватаясь за чужие плечи и пытаясь оттолкнуть. Что нашло на Кадзуху с утра пораньше?! Генерал довольно громко и жалобно скулит, рвано втягивая воздух через стиснутые зубы и шокировано распахивая глаза.       — К-Кадзу… — от удивления даже не получается связать несколько слов, а из горла вырывается лишь сдавленный хрип. — Х-хватит!       Просьба остановиться действует на Кадзуху незамедлительно, и он отстраняется, сразу же кидая взгляд на шею Горо. Вот теперь там тоже есть укус. Один, конечно, а не штук десять, как у него самого, однако это полностью удовлетворяет ронина.       — Прости, — он снова приближается, но на этот раз для того, чтобы оставить короткий поцелуй рядом с местом укуса, а потом вновь отстраняется и садится на футоне, потягиваясь. Вообще без объяснения причины или хотя бы какого-нибудь комментария — очень загадочно, в стиле Кадзухи. — Кажется, мы проспали сутки, поэтому пора взяться за работу. Уверен, ее предостаточно.       Ещё пару секунд Горо содрогается от вязкой боли, а затем сам принимает положение сидя, прижимая ноющую кожу ладонью.       — Ч-что это было?! — возмущается Горо, глядя на Кадзуху с долей щенячьего непонимания. Его уши прижимаются к голове, а сам он выглядит так, словно его предали. — За что?..       — М? О чем ты? — лицо Кадзухи прикрыто распущенными волосами, но даже по голосу можно догадаться, что на его губах играет легкая улыбка. Не лисья или хитрая, как могут некоторых их знакомые женщины, а просто довольная. — Если ты об укусе, то я просто хотел подарить тебе точно такой же след, коими украшена практически вся моя шея. Извини, если я перестарался. Впервые кого-то кусаю.       Он наконец кидает на Горо взгляд, даже несколько обеспокоенный — а вдруг он серьезно повредил ему кожу, если действительно не рассчитал силу? Из-за неопытности вполне могло такое произойти.       Горо пару секунд смотрит на возлюбленного очень потрясенно. Он буквально в ступоре от этого ответа, а потом его губы вдруг начинают жалобно трястись, а глаза намокают от слёз. Он низко наклоняется перед ронином, касаясь лбом пола, что считается обычно глубоко искренним жестом раскаяния.       — Я не думал, что тебе вчера было настолько больно, прости, — спешно извиняется генерал. — Прости, пожалуйста, этого больше никогда не повторится!       Неужели те вчерашние эмоции Кадзухи были вызваны не возбуждением, а болью?! Генерал перепуган ни на шутку и уже мысленно ругает самого себя самыми бранными словами, какие только знает. А Кадзуха широко распахивает глаза, смотря на Горо, и поспешно пытается оторвать его от пола, а потом крепко сжимает в своих объятиях, тихо коря себя за эту глупую «месть». Никогда она не приносит ничего хорошего, а в руках ронина тем более…       — Мне не было больно, ты приятно кусаешься, — бормочет он на его ухо так же торопливо, пытаясь вразумить своего генерала, что ему правда было очень хорошо, и укусы ощущались великолепно — просто вид их слишком уж вызывающий. К тому же, они оба были возбуждены, а когда тело переживает такое, то все касания ощущаются по-другому.       А сейчас Кадзуха совершил оплошность… Нет, укусы — это точно не его. Лучше оставить это дело Горо.       — Это ты прости меня, я правда не подумал, когда делал это… Давай помажем каким-нибудь маслом, должно стать легче.       Горо так разволновался, что уже думал, сколько долгих дней будет вымаливать прощение и насколько нежным отныне и впредь он будет с Кадзухой. Поставил табу на укусы и засосы, успел даже подумать, есть ли в Инадзуме, нет, во всём Тейвате, человек, который смог бы подпилить звериные клыки до размера человеческих.       Но вдруг Кадзуха стискивает его в объятиях и шепчет объяснения. Ох, так вот оно что…       — Тебе правда было не больно? — он пытается заглянуть в алые глаза, словно выискивая в них честный ответ, и коротко шмыгает носом. Его хвост виновато виляет под кимоно, а губы сжаты в тонкую полоску. — Прости, я больше не буду делать так высоко. Если хочешь, могу вообще перестать это делать, если тебе некомфортно, честно. Для тебя что угодно…       Он осторожно берёт чужую ладонь в свою, нежно целуя костяшки пальцев. Даже забывает о собственной свежей метке на шее. Она мало его волнует, в сражениях бывало и похуже, Горо больше переживает, не обидел и не разозлил ли чем-то своего любимого.       — Правда. Не больно, совсем не больно. Мне очень нравятся твои укусы, просто вчера я был крайне удивлен, когда увидел такое количество у себя на шее… Прости, — Кадзуха тихо выдыхает, заглядывая в глаза Горо. — Возможно, стоит делать их чуть пониже, чтобы скрывал шарф. А под одеждой можешь хоть всего меня искусать.       Честно. Не веришь — посмотри в мои глаза, ты сможешь прочитать в них правду.       Больше он никогда в жизни не будет заниматься такими глупостями, а вот Горо позволит продолжить украшать его шею алыми метками. Услышав этот ответ, генерал тут же улыбается, виляя хвостом с особой бодростью. Для него нет ничего важнее благополучия своего партнёра, и он, даже будучи опьяненным возбуждением, постарается больше не перебарщивать. И Горо мягко целует ронина в кончик носа, поднимаясь с футона.       — Давай чем-нибудь обработаем твою шею, чтобы быстрее зажило? — он протягивает Кадзухе ладонь, чтобы помочь подняться. Лицо озаряет счастливая улыбка, и Горо в очередной раз думает, как же повезло, что судьба свела его именно с таким человеком.       — И твою тоже, — напоминает Кадзуха, поднимаясь на ноги с помощью Горо.       Они находят у себя какое-то масло на основе целебных растений — очень полезная вещь в доме бывалого воина — и обрабатывают друг другу алые пятна от зубов и засосов. Вот теперь все точно хорошо.       Хотя на самом деле не совсем…       Уже за завтраком Кадзуха осознает кое-что из их страстного разговора в трюме. По правде говоря, он мало что помнит, кроме сносящего голову удовольствия, но вот один момент действительно врезался в его память.       А Горо правда готов отправиться с ним в путешествие?..       Он задумчиво смотрит в окно, не зная, стоит ли ему поднимать эту тему. Приятные воспоминания о путешествиях всплывают в голове; это непоколебимое чувство свободы, когда ты волен идти, куда глаза глядят, и любой выбранный путь будет правильным…       Но Горо быстро узнаёт этот взгляд. Такой тоскливо-мечтательный, что генерал каждый раз винит себя за то, что негласно заставил Кадзуху сидеть с ним в этой клетке. Нет, конечно, Горо осознает, что даже если Кадзуха и тоскует по странствиям, он сделал свой выбор осознанно, но… Горо не хочет заставлять возлюбленного жертвовать своими мечтами и надеждами.       На первый взгляд они были в одинаковой ситуации: Кадзуха со страстью к приключениям, а Горо — с любовью к товарищам по оружию и родному острову. Но теперь всё слегка изменилось. Теперь здесь на самом деле не так уж сильно нуждаются в генерале: для Горо находится всё меньше и меньше работы, даже появляются выходные… Так, может, пришло время что-нибудь поменять?       — Ты тоскуешь, — подытоживает Горо, отпивая чай из маленькой плошки. — Может, нам всё же поговорить об этом серьёзно? А не как в прошлый раз…       Кадзуха медленно переводит взгляд на Горо, отрешенно моргнув, и слегка склоняет голову к плечу в непонимании. Неужели Горо и правда видит его насквозь? Их связь родственных душ настолько сильна, или же такая проницательность — всего лишь дело привычки?       В любом случае, Кадзуха опускает взгляд на собственное отражение в плошке чая и молчит несколько секунд, раздумывая над ответом. Уточнять нет смысла — он знает, что его возлюбленный уже обо всем догадался, и мысли его струятся в верном направлении.       — Я вспомнил твои слова о том, что ты бы последовал за мной… Я не хочу отрывать тебя от Ватацуми и могу с удовольствием и спокойной душой жить тут с тобой все время, но странствия… порой даже снятся мне, — тихо признается он, не поднимая взгляд. Боится реакции?       — Я говорил это в прошлый раз, но повторю ещё, — абсолютно спокойным тоном говорит Горо. — Война окончилась. Мир с остальной Инадзумой установлен, и остров больше во мне не нуждается. А я… Я цеплялся за это место по большей части потому, что больше цепляться было не за что. С детства я жил лишь сражениями, отрекаясь от радостей жизни. И в один момент осознал, что у меня ничего нет. Я засыпал и просыпался в холодном одиночестве, и, ради уважения солдат, прятал глубоко внутри все свои эмоции и переживания. И мечты в том числе. Но… потом появился ты, и я стал больше слушать своё сердце, чем разум.       Он делает паузу, глядя на будто бы виноватое лицо ронина. Горо вновь берёт его за руку, пытаясь обратить внимание на себя, а затем нежно улыбается.       — Мне жаль, что тебе так тяжело говорить о своих истинных желаниях, — печально вздыхает Горо. — Даже если бы ты безумно хотел вернуться к странствиям, а я бы не мог пойти с тобой — я бы тебя отпустил. Без конфликта или ссоры, правда. Но сейчас я с уверенностью говорю, что могу пойти за тобой. Точнее… Я хочу пойти.       Он специально делает акцент на слове «хочу», чтобы выделить его на фоне всего этого монолога. Он действительно этого хочет — хочет познавать этот мир вместе с любимым человеком.       И с каждым произнесенным Горо словом Кадзуха чувствует, как с души падает камень. Он смотрит в его глаза и видит, что его возлюбленный говорит настоящую правду — врать с таким чистым и нежным взглядом просто невозможно, — и сердце невольно сжимается от сильнейшей любви к этому человеку, самому дорогому в его жизни.       — Я люблю тебя, — вдруг выдыхает Кадзуха, сжимая пальцы Горо чуть крепче. Эмоции переполняют его, как сосуд, доверху наполненный водой. — И я верю тебе. Значит, однажды мы отправимся в путешествие. Может быть, не очень долгое, просто как проба пера, только в странствиях, но зато оно будет вместе.       И Горо тут же расплывается в самой счастливой улыбке на свете, кивая.       — Обязательно. Мы всегда будем вместе.